Морфо Евгения

Байетт Антония С.

И погнала животных — новообращенных свиней, гусей, цапель, телочку и старого козла — крупной рысью по коридорам, мелодично посмеиваясь, когда они поскальзывались на неловких копытах, и помахивая своим хорошеньким посошком, больно жалившим сквозь мех и шкуру. В подземелье было огромное множество загонов, пещер и клеток, и в них томились самые разные твари: послушные кролики, нежные, трепетные зайчики, понурые павлины с опущенными хвостами, ослики, утки и даже семейство белых мышей.

— Не стоит прислушиваться к звукам, которые они производят, — заметила госпожа Коттитоэ Пан Демос, — я тебе не советую; это жалкая смесь хрюканья, ослиного рева и гогота — лучше не обращать внимания. Увы, я должна запереть тебя с ними; можешь спать вот здесь, на свежей соломе, а вот — буханка вкуснейшего хлеба, ему лишь неделя исполнилась, и отменная ключевая вода для питья, так что не стоит жаловаться на нерадушный прием. Согласись, нет ничего полезнее доброго хлеба и чистой водицы? Время от времени я буду

посылать тебе весточку с одним из домашних животных: мои гуси умеют носить корзиночки, а спаниель выдрессирован таскать в пасти письма. Можешь не беспокоиться, что и как тебе отвечать, просто делай что я велю — это закон, и любое его нарушение неминуемо влечет за собой ужаснейшие последствия. А уж какие — пусть подскажет тебе твое воображение. По-моему, хлеб и вода в темнице — отличная пища для воображения, еще под землей прорастают крошечные семена; ты сможешь вообразить любые возможные последствия, голубчик. Желаю приятных сновидений. Сказав это, она стремительно вышла из дверей подземелья: тук, тук, тук — стучали ее алмазные туфельки, и огромная шляпа покачивалась на белоснежных кудрях. Бедняга Сет остался почти в полной тьме, а со всех сторон с лохматых морд, из-под нависших свинячьих век смотрели на него печальные, получеловеческие глаза, и глаза эти блестели от слез.

Тяжело приходилось бедняге Сету в подземелье среди несчастных животных. Испытывая жалость к их незавидной участи, он делал все, чтобы облегчить им жизнь, хотя и опасался гнева феи. Он утирал им слезы и лечил болячки, менял воду, выслушивал их рыдания и вздохи; и еще горше делалось у него на душе, потому что он не понимал, о чем они ему говорят. Временами он принимался продумывать план побега. Он решил взломать ворота и хотел посвятить в этот план королевского спаниеля. Однажды он заговорил с собачкой:

— Ты тоже, наверное, заколдованный человек и, судя по тому, как лоснится твоя шерсть и светятся глаза, несомненно, был очень красив. Пожалуйста, кивни, если ты готов помочь мне спастись из неволи; хотя участь твоя легче моей, она и тебе должна быть нестерпима.

Но собачка лишь затряслась всем телом; ее шерсть встала дыбом, и она заскулила, прося открыть ворота и выпустить ее в коридор. Когда он приблизился, собака зарычала, продолжая дрожать, и цапнула его за руку.

После такой неудачи Сет вернулся в свой угол, уселся на солому и горько заплакал. Слезы его становились все крупнее и текли все быстрее, смачивая пыль под ногами и черными струйками скатываясь в углы. Вдруг ему показалось, будто кто-то, словно захлебываясь и пуская пузыри, кричит скрипучим голоском:

— Перестань, я тону, перестань.

Он осмотрелся, но никого не увидел.

— Где же ты? — спросил он наконец.

— Здесь, у тебя под ногами, в море соленой воды.

Сет посмотрел вниз и в одной слезинке увидел крупного черного муравья; его лапки-ниточки прилипли к тельцу, а усы поникли. Осушив слезинку соломинкой, он протянул ее муравью. Муравей влез на соломинку и спросил:

— Ты зачем разводишь здесь слякоть?

— Я узник, и мне никогда не выбраться из этой темницы. Все кончено.

— А я могу выйти и снова сюда вернуться.

— Это понятно. Ведь ты совсем крошка, а я — беспомощный верзила, и мне не на что надеяться.

— Только не плачь. Я помогу тебе, ведь ты спас мне жизнь, хотя сам подверг ее опасности. Жди здесь.

Малютка поторопился прочь и пропал в трещине каменного пола. А Сет стал ждать. Ничего больше делать не оставалось, но он и не надеялся, что муравей сумеет ему помочь. Прошло довольно времени, и, наконец, из щели показались нервные усики муравьишки, а затем и сам он в сопровождении двух товарищей. Они втроем волокли сверток величиной с большую хлебную крошку — для существ их размера он мог бы послужить периной; подтащив сверток к ногам Сета, они положили его на землю. Что-то почти невидимое было аккуратно завернуто в клочок темного листка, который то ли зашили, то ли обвязали тончайшей нитью.

— Ну вот, — сказал муравей. — Это поможет.

— И что мне с этим делать?

— Съесть, конечно.

— А что внутри?

— Три папоротниковых семечка. Это особенные семечки. Они собраны, разумеется, в Мире-За-Стеной.

Сет заколебался. Он хотел было спросить: «И что тогда будет?», но муравей велел ему: «Поторопись!» — таким же категоричным тоном, как тон госпожи Коттитоэ Пан Демос.

Сет положил семечки на кончик языка — они растворились, оставляя вкус тенистого леса, — и словно тысяча игл и булавок разом впились в него; страшно закружилась голова, и вдруг он понял, что стоит рядом с муравьем и ростом стал всего лишь раза в два выше его. Теперь, когда муравей так вырос, вернее, когда он, Сет, уменьшился, муравей стал казаться грозным и загадочным. На Сета смотрели огромные черные глаза. Открывались и смыкались жвалы, большие, как ножницы для стрижки овец.

— Теперь мне еще хуже, — сказал Сет, — я совсем беззащитен. Меня может случайно растоптать свинья или ослик, может склевать курица или голубь. Пожалуйста, сделай так, чтобы я стал прежним.

— Я же сказал тебе, — возразил муравей, и его скрипучий голос теперь напоминал раскаты грома, — что могу выйти отсюда и так же легко вернуться. А если могу я, можешь и ты. Следуй за мной.

Так началось жуткое путешествие по извилистому подземному лабиринту. Главный муравей шел впереди, а двое других, схватив Сета за руки, деликатно, но уверенно направляли его шаг в полной темноте. Они двигались легко, а он все поскальзывался да спотыкался. Спустя некоторое время за очень крутым поворотом их встретил очень яркий солнечный свет; Сет так отвык от солнца, что долго щурился да моргал, а его глаза наполнились слезами. Он не видел, где находится: вокруг росла трава, а он был у самых ее корней. Его взгляд упирался в гравий и в раскачивающийся полог травяного леса. Муравьи посоветовали ему влезть на розовый куст. Осторожно наступая на самые толстые и длинные шипы, он вскарабкался наверх — так грабитель влезает по выступам крепостной стены в замок. Когда же он оказался на самом верху и взгляду его уже ничто не мешало, он увидел, что находится в обнесенном высокой стеной саду: вдоль кирпичной стены на солнышке росли, сплетясь ветвями, фруктовые деревья; здесь были разбиты газоны и стояли каменные скамьи, а вокруг, насколько хватало глаз, расстилались лужайки цветов, овощные и ягодные грядки. Все это было непривычно огромных размеров, и у Сета сильно закружилась голова, и, чтобы не видеть ужасные малиновые лепестки роз, широкие, как персидские ковры, и сверкающий травяной лес, широкий, как Ла-Манш, ему пришлось ухватиться что было сил за листок и закрыть глаза.

Представьте, что над вашей беззащитной головой подвешено на канате твердое, глянцевитое, красное, тяжелое яблоко, напоминающее Альберт-Холл*. [40] Представьте теперь, какой ужасной должна показаться вам шарообразная глыба, вся в красивых густо-пурпурных полосках, прожилках, мягкая, с зелеными краями, изборожденная складками и щелями, — блестящий на солнце капустный кочан, готовый лопнуть, который пора уже срезать. Сет ощутил разом ужас, смятение и восхищение, вообразив себе ту неимоверную силу, которая вызывала этот буйный рост. Он спустился на землю и поблагодарил муравьев за доброту. Он решил остаться жить в саду, пока не изыщет способа вернуть себе прежний облик и не сумеет выручить товарищей. Он решил, что без труда сможет укрыться здесь от госпожи Коттитоэ Пан Демос, если она, конечно, не владеет особым волшебным способом, который позволит его обнаружить. От этой мысли он немного приуныл и поспешил уйти подальше от стен замка и скрыться в травяном лесу, словно надеясь удалиться из сферы ее влияния. «Мне помогли муравьи, — сказал он себе. — Возможно, встретятся и другие помощники, которые меня подбодрят».

40

Большой концертный зал в Лондоне на 8 тыс. мест; крупное кирпичное здание под куполом. Назван в честь принца Альберта, супруга королевы Виктории.

Сет слышал множество разнообразных звуков. Некоторые он вряд ли различил бы, будь он нормальным человеком: например, переливчатые трели птиц, которые теперь звучали, как оркестр сквозь шум водопада, и громкое жужжание пчел, стремительно перелетавших с цветка на цветок. Слышал он и звуки, которые никогда бы не уловил неотточенным слухом: кто-то бормотал, чавкал, скрипел; тысячи ртов усердно и громко жевали листья и цветы, мякоть плодов, плоть и кость. Слышал, как проползают черви, оставляя склизкий след, слышал, как жадные рты высасывают из земли росу и соки. Спустя некоторое время он привык к этим звукам и почувствовал себя уверенно, как человек, легко ориентирующийся в суете большого города. Выйдя из травяного туннеля, он оказался на опушке зарослей малины. Он подумал, что хорошо бы сорвать хоть одну ягоду и перекусить — вдруг голод напомнил о себе, и как по мачте, перехватывая стебель руками, полез наверх. Так он добрался до накаленного солнцем края невысокой кирпичной стены, рядом с которой и росла малина, и уже протянул руку за ягодой, когда из гущи листьев раздалось долгое зловещее шипение. А сбоку послышалось устрашающее хриплое ворчание, подобное рыку взбешенного крокодила. По веткам малины ползло к нему кошмарное чудовище, омерзительный тупорылый дракон с ужасной гигантской головой и огромными немигающими глазами. А по стене подползало другое чудовище, точно плетью помахивавшее раздвоенным хвостом, разевавшее громадный, пещероподобный рот и громко рычавшее. У этого спина была винного цвета, а голова и хвост — ярко-зеленые. Оно двигалось медленно, раскачиваясь; а первое, более похожее на ленту серпантина, чудище, извиваясь, скользило по веткам.

Сет попятился, судорожно ища взглядом хоть какое-нибудь оружие. На стене он увидел обломки черепицы — при нужде ими можно было порезать или уколоть врага — и схватил горсть целую обломков.

— Убирайтесь, — закричал он. — Пошли вон!

Змея раскачивалась взад и вперед среди веток. Она заговорила низким, оглушительным голосом, словно ее рот был набит всякой дрянью:

— Я очень Неприятен, очень. Сейчас я Жутко Покалечу Тебя. Я Очень Опасен. Лучше Держись Подальше.

Чудище на стене проговорило: