Морг закрыт, расходитесь
Шрифт:
– Просто вы очень похожи на одну мою знакомую, - с облегченным вздохом сказал он.
– Я художник, у меня острое зрение, поэтому, уж извините, подметил родимое пятнышко на левой щеке. У той моей знакомой точно такое же. И если бы мне пришлось рисовать вас вместе, допустим, купающихся в пруду, среди белоснежных лебедей на фоне зловещей луны, я бы дал подпись: "Сестры-русалки в ожидании утопленника", - погодите нажимать на курок, дайте закончить мысль, - и уверяю вас, эта китчевая картинка висела бы во всех новомодных ресторанах, способствуя пищеварению "новых русских". А если хотите, я нарисую вас отдельно, в платье мадам Пуатье, фаворитки Людовика Тринадцатого, имевшую склонность к черной магии и зарывшей в собственном саду около трехсот новорожденных младенцев. Или...
Косов мог говорить ещё очень долго, практически без запинки, но девушка остановила его тираду.
– Я уже поняла, что вы можете нарисовать мой словесный портрет с закрытыми глазами, - усмехнулась она.
– Согласитесь, что в нашей ситуации острота вашего зрения скорее минус, чем плюс.
– Рукописи не горят, художников не убивают, - быстро сказал Геннадий Семенович.
– Представьте, что перед вами сам Рубенс.
– Терпеть не могу фламандцев!
– фыркнула она.
– Что вы находите красивого в этих жирных телесах? Сусальная живопись.
– Совершенно с вами согласен, - обрадовался Косов.
– Приятно найти единомышленника с тонким художественным вкусом. А Ван-Гог? Вообще импрессионисты, что вы о них скажете? Мы как раз спорили с моим оппонентом об избыточности сумерек в их манере письма, пока не появились вы.
– Косов мельком взглянул на прикорнувшего возле батареи Челобитского, который, казалось, внимательно слушал его речь, только что не кивал.
– Я почти убедил его в своей правоте, но ваш аргумент оказался более весомым.
Девушку, похоже, начинал забавлять этот человек.
– Где вы видели Галину Бескудникову?
– спросила она, переложив пистолет в левую руку и опустив его вниз.
– Пока ещё не наступила полная избыточность сумерек.
– Не буду лгать, ибо это не имеет смысла: все равно что обманывать ангела небесного, явившегося вершить суд. Верю лишь, что карающий ангел не совершит непоправимой ошибки и не поднимет меч обоюдоострый на...
– Косов метнулся к девушке, надеясь оттолкнуть её и выскочить в коридор, но в следующую секунду растянулся на полу, так и не поняв, как это случилось. Чем она его ударила - рукой, ногой или рукояткой пистолета? Он чувствовал себя так, будто по нему прошел электрический разряд.
Девушка молча смотрела на него, ожидая, когда он придет в себя.
– Вам бы молнией работать, в департаменте Ильи Пророка, - проворчал Косов, с трудом поднимаясь на ноги.
– Нельзя же так с пожилыми людьми.
– Сами тут что-то болтали насчет ангелов небесных, - усмехнулась Марго.
– Итак, я жду ответа.
– Идемте, провожу к ней...
– потирая ушибленную грудь, сказал Геннадий Семенович.
– Только - чур!
– больше не взрываться, я вам не громоотвод.
Восемью этажами ниже Адрианов с Галиной заканчивали уборку квартиры, которую вольный художник содержал, как похищенную "янтарную комнату" - под многолетним слоем пыли и паутины. В основном веником и тряпкой работал лишь Алексей Викторович, девушка лишь пересаживалась с места на место и изредка чихала, зажимая платком рот. Склонность к хозяйственной деятельности у неё явно отсутствовала.
– Какой вы молодец!
– сказала она.
– Я бы ни за что не стала убирать чужую квартиру.
– Я бы тоже, - ответил он.
– Но я думаю купить её у Косова, а в стенке прорубить дырку. Потому и стараюсь - для себя.
– Я хочу, чтобы вы сбрили усы, - неожиданно заявила Галина.
– Но отпустили бороду. Надо заняться вашим новым имиджем.
– Это ещё зачем?
– возмутился Адрианов.
– С вами не соскучишься. Как в театре - ждешь монолога Гамлета, а сам думаешь, как бы пальто не свистнули. Что ещё присоветуете?
– А прихрамывать продолжайте. Это даже романтично и как-то значительно. Может, и мне тоже попробовать?
– Девушкам это идет гораздо меньше. Ногу я ломал трижды, последний раз - на Чегете. Спускался с горы и увидел трех девиц, абсолютно голых, но тоже на лыжах. Не нашли лучшего места загорать. Вроде вас. Перешли бы вы отсюда!
Галина лениво пересела в кресло.
– Странно, мы знакомы всего-то часов десять, а как будто несколько лет, - задумчиво сказала она.
– Теория относительности времени, - ответил Адрианов.
– Я бы объяснил, но тогда мы утонем в паутине. Когда вы вернетесь в свой мир, снова начнете считать дни и недели. Сейчас вы просто залетели в "черную дыру", и время сконцентрировалось. Месяц - в минуту. Вот и мерещится черт те что.
– Я не хочу туда возвращаться, обратно. Прорубите эту "черную дыру" между двумя квартирами и станем тут жить. Ходить друг к другу в гости. Рассказывать по ночам сказки. И пить чай из самовара.
Прозвеневший звонок разрушил эту идиллическую картинку.
– Ну, вот и Геннадий Семенович вернулся, - с облегчением сказал Адрианов и пошел открывать. Ему не хотелось впадать в романтическое настроение и поддаваться иллюзиям. А в следующие мгновения он ощутил на себе сполна все грубые реалии жизни. Мощный удар в живот задал Алексею Викторовичу дугообразное направление полета, и он, протаранив фанерную дверь в комнате, рухнул на пол. За ним сквозь этот черный пролом ступил, растирая пальцы на правой руке, мясистый коротышка - Жора. Теория, что все относительно, подтверждалась практикой.
– Все-таки вспомнил, где я с вами пил!
– сообщил киллер радостно, а увидев привставшую девушку, обрадовался ещё больше.
– Ну, так и знал! Сразу ты мне, парень, не понравился. Чувствовал, за нос водишь. Вот и свиделись. И все довольны.
– Особенно я, - отозвался Алексей Викторович, согнувшись пополам от боли в животе.
Галина пыталась помочь ему подняться, но Жора грубо толкнул её обратно в кресло.
– Тебе лучше меня не злить, - предупредил он.
– Сиди где сидела и не рыпайся.
– Послушай, красавец, ты сразу скажи, чего тебе надо?
– Девушка сжала кулачки.
– Чоколада? Есть у меня. Сто тысяч в баксах тебя устроит?
– Допустим!
– хмыкнул Жора, начиная соображать.
– Которые из "дипломата"?
– Зачем?
– посмотрел на Галину Адрианов.
– Все равно он нас убьет. Пусть хоть сделает это задаром, от любви к искусству. Платить за собственную смерть как-то по-буржуйски вульгарно.
– Тебя, хромой, я точно удушу, - подтвердил Жора.
– Так что свою долю можешь оставить себе, все равно она принадлежит Васе, а ему сейчас деньги до фонаря. А с девушкой я без тебя потолкую.