Моргенштерн (сборник)
Шрифт:
Он отволок тело в овраг, потом спрятал мешок между сухими корнями большого дерева, завалил мусором щели. Лёг рядом и накрыл голову руками.
— Демон, — сказал он, царапая губы о землю, — охраняй мои сокровища. Это моё. Если придут люди леса, не отдавай им. Эти бусы мои.
Из-под земли донеслось рычание.
На обратном пути его поймали лесные люди. Вождь не вынес пытки горящими ветками, и рассказал про два кривых дерева.
Лесные люди отправились туда всем племенем.
Больше они не тревожили людей полян.
— Здесь, — Чолхан показал рукоятью плети перед собой.
На краю овражка росли два скрюченных деревца, побольше и поменьше, похожие на человеческие руки.
— Веди пленных, — не оборачиваясь, приказал он сотнику. — Пусть копают.
— Мой господин, надёжно ли место? — спросил Ахтык-бек, придерживая своего коня. Вороной жеребец с коротко подстриженной гривой застыл, как вкопанный. Чолхан в очередной раз пожалел о своём подарке.
— Я знаю, что здесь живёт дух. Он очень любит сокровища, и никому не отдаёт их, кроме того, кто их сюда положил, — осторожно ответил он молодому батыру. — Не стоит беспокоиться.
Пленники — худые, измождённые люди — уже рыли яму у корней большого дерева. Рядом лежали мешки из промасленных шкур.
— Пленных зарезать? — поинтересовался Ахтык-бек.
— Не надо, — неожиданно сказал Чолхан, — их убьёт дух. Они прикасались к моим сокровищам. Ты увидишь, как это будет.
— Он сильный? — Ахтык показал на землю.
— Очень. Он никого не отпустит от себя. Кроме хозяев сокровищ, конечно. Тебя и меня. Ты мне как сын, — Чолхан особенно полюбил эти слова после того, как приказал Ахтык-беку тайно убить одного из своих сыновей: мальчик уже начал задумываться о том, что его отец достаточно стар, чтобы отправиться к Тенгри. Чолхан думал иначе. Ахтык-бек безупречно выполнил поручение, за что и был приближен…
Когда солнце коснулось горизонта, яма была засыпана. Чолхан и Ахтык-бек, спешившись, подошли к деревьям. Чолхан прикоснулся щекой к стволу и что-то прошептал. Откуда-то снизу донёсся странный глухой звук. Чолхан удовлетворённо кивнул, и снова сел в седло.
Пленники, удивляясь тому, что остались живы, поволочились обратно, подгоняемые нагайками воинов. Первый упал старик с белыми волосами. Последним умер сотник. Его кобыла легко стряхнула со спины мёртвого седока и с шумом помочилась на труп, после чего повалилась на бок и быстро издохла. Чолхан расхохотался. Ахтык-бек выжал из себя угодливый смешок, чувствуя на себе испытующий взгляд владыки. Но ему не было весело.
Через два дня Ахтык-бек задушил старика во сне. Войска его не поддержали, и в тот же день с молодого батыра сняли кожу.
На поиски сокровищ отрядили две сотни.
Потом — ещё две.
— Здесь, — прошептал Анчутка, оглядываясь на напарника.
Анчутка был старым, опытным вором, коему были ведомы многие тайны ремесла. Чиряк поставился в ватагу без году неделя, но уже успел прославиться нахрапом и воровской удачей, без которой в таких делах абма.
Местечко было так себе: овражек, да два кривых деревца над ним.
— Здесь, говорят, не только наши, а многие прячут, — зачастил Анчутка, — кто что… А ещё сказывают, что в этих местах немалые клады лежат. Да только лучше их не искать. Потому как ежели кто такой клад отыщет, так его тут же чеканашка хватает за одно место, и в самое пекло утаскивает…
— Враки всё, — Чиряк поморщился, — чеканашку тебе подавай… Бабьи разговоры.
— А вот и не враки, — Анчутка хитро прищурился. — Ты под ноги себе глянь. Это что, по-твоему?
Чиряк наклонился, глянул, и с проклятием отшвырнул от себя изгнивший мосол.
— Тут в земле костей человечьих, — склонился к нему Анчутка, — видимо-невидимо. Эту, знать, дожжём вымыло…
— Ну, знать, убили кого-то, — напарник уже взял себя в руки, — нам-то что с того?
— Старые воры сказывают, — вздохнул Анчутка, — они сами мрут, ежели до чужого добра коснутся… Ё! Смотри-тко!
В ямке остро блеснула серебряная чешуйка.
Чиряк ловко присел и схватил денежку.
— Я первее сказал, — завёл было Анчутка, но Чиряк так зыркнул на него, что тот заткнулся.
Чиряк подкинул на ладони чешуйку. Она казалась на удивление новенькой, нестёршейся.
— А может, и впрямь здесь клады лежат? — Чиряк попробовал монетку на зуб, кивнул. — Серебришко-то хорошее… Только вот что: подлое это дело — в земле ковыряться. А нам, людям вольным, то не пристало, — он стремительно размахнулся и бросил монетку в овражек.
Анчутка вытращился на Чиряка, не понимая.
Под землёй что-то ворохнулось. Деревья вздрогнули.
Чиряк обернулся и со всего маха засадил старому вору под дых, а когда тот согнулся, отоварил кулаком по роже.
— Быстро уходим, — сквозь зубы процедил он, таща мычащего от боли Анчутку за ворот.
— Удача воровская меня спасла, — через небольшое время объяснялся он, сидя на лавке и подливая Анчутке хлебного вина. — Я как взял эту денежку, так меня снизу всего и скрутило, вот как хошь, верь — не верь, а худо мне сделалось. А такое у меня бывает, когда совсем того… амба. Вот смотрю я на денежку ту, и думаю: ежели ещё хоть малый миг её в руках подержу, так и того… там и останусь. Чуть не обделался, — Чиряк скорчил харю.
— В чеканашку теперь… веришь? Скажи, а? — изрядно подобревший от хлебного Анчутка с трудом ворочал языком.
— Верю — не верю, то моё дело, — протянул Чиряк, — а больше я туда не пойду. И прятать там ничего не буду. Не хочу, и все тут дела.
— Здесь, — расслабленно мотнул головой Степан Онуфриевич. Реденькая рыжая бородёнка растрепалась, раздуваемая ветром.
Пресловутое место выглядело вполне невинно: полевой овражек, на краю которого росли два хиленьких, перекорёженных деревца, смахивающих на костлявые руки.