Моргейн
Шрифт:
Рох нахмурился, глядя на нее.
— Что ты ищешь здесь? Какую пользу ты хочешь извлечь и этой горы? — спросил он.
— Что бы это ни было, где бы оно ни находилось, это останется у нас, а тебе лучше уйти. Прощай, Рох.
— Нет, — сказал он вызывающе грубо, а когда она попыталась, как бы не замечая его, направить Сиптаха мимо, добавил: — Я задал тебе вопрос, Моргейн, названная кайя, и прошу во имя нашего расположения к тебе ответить. И если ты без ответа проедешь мимо меня, я буду преследовать тебя, пока не узнаю, какому делу я помогал: доброму или злому, оказывая тебе приют.
—
Рох продолжал смотреть на нее, явно неудовлетворенный этим более чем пространным объяснением, которое не изменило ни его тона, ни его вызывающего поведения. Наконец он повернулся к Вейни:
— Послушай, родственник, ты посадишь меня снова сзади себя?
— Нет, — тут же вступила в разговор Моргейн.
— Я не должен отставать от нее, — сказал Вейни.
— Ты задерживаешь нас, Рох, — продолжала настаивать Моргейн, — а это может обернуться для нас всех очень большими неприятностями.
— Тогда я буду следовать за вами, — сказал он, не сводя с нее глаз.
Моргейн развернула Сиптаха на северо-восток, и Вейни с тяжелым сердцем подгонял своего коня, чтобы не отставать, а сзади них устало тащился Рох. Так они миновали границы Корис и Кайя, и дальше перед ними начиналась земля, где ни Роху, ни любому пешему идти было небезопасно. Он мог относительно свободно передвигаться только до тех пор, пока на них не напали бы дикие звери или люди из Хеймура. Моргейн наверняка оставила бы его умирать среди дороги, если бы он попытался хоть как-то задержать ее в пути.
Так же должен был поступать и Вейни. Во время сражения он и сам не отважился бы обременять свою лошадь, а при отступлении подчинялся клятве, которая требовала от него защищать Моргейн, и он не мог идти на двойной риск, изнуряя коня, прежде чем выполнит требование хозяйки.
— Рох, — обратился к нему Вейни. — Это будет твой конец.
Рох ничего не ответил ему, только поудобней пристроил свой заплечный мешок и продолжил путь. Будучи воспитан среди суровых лесов, которые всю жизнь окружали Кайя, Рох научился достаточно быстро преодолевать большие расстояния, но он должен был бы знать, что на сей раз этот путь может грозить ему потерей жизни.
Полагая, что это решение Рох принял сознательно, Вейни поскакал вперед, перейдя на галоп, с тем расчетом, что вскоре их преследователь отстанет, и, осознав все безумие собственного решения, повернет обратно. Но Вейни не мог поступить так по собственной воле. Его поступки сейчас зависели от Моргейн, которая тем не менее перешла на медленный шаг, в результате чего в полдень Рох все-таки догнал их и даже смог разделить с ними обед: эту милость она оказала ему без всяких условий и ограничений. Однако он вновь оказался позади них, когда они после отдыха тронулись в путь.
По мере продвижения на север они стали замечать, как меняется окружающая их природа: хвойный лес сменился низкорослыми деревьями, чаще стали попадаться большие заснеженные пространства. Теперь Вейни все чаще смотрел назад, отыскивая там Роха и наблюдая за его состоянием.
— Лио, — обратился он наконец к Моргейн, — разреши мне сойти с коня и немного пройти пешком, а он пусть сядет в седло. От этого лошади не будет хуже.
— Он сам выбрал свой путь, — сказала она. — Но я хочу сказать лишь одно: когда мы столкнемся с очередной опасностью, я хочу, чтобы рядом со мной был ты, а не он. Нет. Я не хочу, чтобы ты делал это.
— Разве ты не доверяешь ему, лио? Ведь мы ночевали в его дворце в Ра-Корис, и там у него была масса возможностей причинить нам неприятность.
— Все это так, — сказала она, — из всех людей в Эндаре-Карше Рох стоит по доверию на втором месте после тебя. Но ведь ты знаешь, как ограничено это мое доверие. А еще меньше у меня бывает милосердия.
И он впал в глубокие раздумья о предстоящей ночи и следующем за ней дне, в течение которых он все еще должен будет служить ей, и том, что она сказала по поводу своей смерти. Это очень опечалило его, и занятый этими мыслями, он даже забыл о Рохе. В глубине сознания Вейни тем не менее догадывался, что у нее были какие-то планы по поводу Роха.
О чем-то подобном она сама заговорила после полудня, когда лошади медленно поднимались по гребню горы. Плотный снег хрустел под копытами, а дыхание, мгновенно превращавшееся в пар на морозном воздухе, было хорошо заметно даже при ярком солнечном свете. Но тем не менее это место было гораздо более легким после всех скал и ледяных глыб, которые они только что миновали.
— Вейни, — сказала она, — у тебя, возможно, будут затруднения по поводу того, куда ты отправишься из Хеймура, когда я исчезну. Было бы хорошо, если бы ты подыскал себе место, куда ты можешь вернуться. Что ты думаешь делать? Ведь нхи Эридж не простит тебе того, что я сделала с ними.
— Я не задумывался над тем, что именно я буду делать. Но, в конце концов, ведь есть еще Кайя. Эта земля все еще остается открытой для меня, если только Рох и я вернемся живыми из этого похода.
— Я хочу, чтобы с тобой было все хорошо, — сказала она тихо.
— Но разве ты должна умереть? — спросил он.
Ее серые глаза стали вдруг необычно мягкими.
— Если у меня будет выбор, то, конечно же, нет. Но если у меня выбора не будет, то тогда и ты не будешь свободен. Ты знаешь, что ты должен сделать: убить Фая. И, возможно, Рох поможет тебе в этом. Поэтому я и разрешила ему пока следовать за нами. Но если я останусь жива, то я все равно должна буду войти во Врата Иврел и, проходя через них, закрыть их, что будет равносильно смерти Фая. Ведь когда Иврел будет закрыта, все Врата, находящиеся здесь, в этом мире, должны будут замереть. А без них Фай не сможет поддерживать свою неестественную жизнь: ведь он живет, пока существует его тело, но взять новое для продолжения жизни он уже не сможет. Это, кстати, касается и Лилла, и многих других дьявольских созданий, так или иначе связанных с Вратами.