Мориарти. Последняя глава
Шрифт:
— Не беспокойтесь, Профессор. Мистер Терремант называет его…
— Да, Уолтер, я знаю, как называет его мистер Терремант.
В четыре часа утра в доках Бристоля прогрохотал мощный взрыв. Один из кораблей охватило пламя. Пожар продолжался все то время, что корабль шел ко дну, а когда наконец исчез из вида, на поверхности, там, где он стоял на якоре, осталось лишь огромное маслянистое пятно. Трое из двадцати членов экипажа больше не вернулись на берег.
Люди, толпой бросившиеся на помощь тем, кто взялся тушить пожар, чуть не растоптали тело, лежавшее
Позднее труп опознали. Убитый оказался Эбенезером Джефкотом, капитаном того самого злополучного «Полуночного поцелуя», сгоревшие останки которого покоились теперь на дне.
Утром в среду, 24 января 1900 года, Сэл Ходжес отправилась в студию в Сент-Джайлсе вместе с шестью специально отобранными девушками. Ее спутницы были молчаливы и терпеливо ожидали, когда им сообщат, чем именно они будут заниматься. Ред Энни, Джипси Смит, Конни Бест, Сьюки Уильямс, Дарк Дилайла Эмфет и Голди Гуд. «Превосходный выбор», — подумал Мориарти, разглядывая их с высоты балкона. Все до одной привлекательные, чувственные, с неповторимым взглядом, который не только манил мужчин в их объятия, но и обещал много большее.
Балкон был одной из причин, по которой профессор выбрал это прекрасное помещение, служившее когда-то танцевальным залом для добрых жителей Сент-Джайлса. С него он мог наблюдать за происходящим, сам оставаясь при этом незамеченным, поскольку не имел желания иметь какое-то отношение к фотографической сессии Джои Кокса.
Последний появился в сопровождении трех ассистентов, принесших фотографические аппараты, треноги и прочие приспособления, связанные с ремеслом увековечивания человеческих лиц. С самого начала работы Мориарти был приятно удивлен тем, как превосходно и исключительно профессионально подошел к делу Кокс. Он абсолютно точно знал, чего хочет сам, и что должны делать другие, а потому и распоряжения ассистентам отдавал своевременно и без ненужного сюсюканья, так что ни одна секунда не была потрачена даром. Лишь один раз возникла небольшая неувязка. Кокс усадил Дилайлу Эмфет на кушетку рядом с Печальным Пастушком.
— А теперь, — призвал фотограф, — сделайте вид, будто вы вонзаете гарпун в эту красотку.
Австриец не понял этого совета и, в конце концов, Профессору пришлось выкрикнуть неприличное немецкое выражение, заставившее Херцендорфа обиженно вздохнуть.
Первым, что увидел на следующее утро Профессор, был оставленный для него пухлый конверт.
Работа выполнена превосходно, заключил Мориарти, просмотрев фотографии. Кокс определенно знал свое дело. Он расставил осветительные приборы столь виртуозно и точно, что женщины на снимке как будто излучали свет, дышали и жили полнокровной жизнью.
С точки зрения композиции у него тоже не возникло ни малейших претензий. Лишь немногие усомнились бы в том, что видят принца Альберта, принца-консорта, позирующего в обществе шести полураздетых соблазнительных молодых женщин. Одна из них — Дилайла Эмфет — томно возлежала на кровати.
Мориарти довольно потер руки, вызвал Харкнесса и экипаж,
Глава 17
ПАСХАЛЬНАЯ НЕДЕЛЯ
Лондон:
конец января — 15 апреля 1900 года
Перегрин Гуайзер был высок, богат, избалован судьбой, со вкусом одет, уверен в себе и безукоризненно чист. Он давно лишился волос и принадлежал к той породе мужчин, чья лысина настолько гладка, что блестит при любом освещении, в венчике аккуратно постриженных волос — мягких, гладких и шелковистых, обрамляющих ее сзади и по бокам. В общем, чтобы понять, какой он чистюля, достаточно было посмотреть на его голову.
Перри относился к той породе людей, которые при встрече улыбаются вам и широко разводят руки, всем своим видом давая понять, что желают заключить вас в дружеские объятья. Увы, на сей раз солиситор не улыбался.
— Позвольте спросить, что это такое? — спросил он, жестом указывая на стопку фотографий, и в голосе его прозвучало плохо скрытое отвращение.
— А по-вашему, что это такое? — довольно улыбнулся Мориарти.
— Я прекрасно знаю, что должен подумать, глядя на них. — На хмуром лице Гуайзера не осталось и намека на обычное благодушие. — Сэр, скажите мне, зачем вам это понадобилось?
— Я намерен доставить неприятность королеве.
— Профессор, вы в своем уме? Каким образом вы намерены использовать эти непристойные фотографии? — Перри Гуайзер даже позволил себе повысить голос.
— Полагаю, она будет готова на все, лишь бы снимки не появились на страницах газет. После его смерти королева, наша Виндзорская вдовушка, слишком долго изображала скорбь и теперь наверняка сделает все, чтобы не допустить столь грандиозного скандала. Я плачу вам, Перри, за ваши советы. Мне хорошо известно, что вы имеете доступ к королевскому двору. Надеюсь, вы сможете…
— Профессор, королева даже не посмотрит в сторону этих… — в голосе Гуайзера звучала не свойственная ему резкость. Раскрасневшись от гнева, он брезгливым жестом оттолкнул фотографии. — Этих… — он явно подыскивал слова для выражения своих чувств, — этих грязных, отвратительных картинок.
— Не взглянет? — Мориарти глубоко вздохнул, переводя дыхание. — Даже не посмотрит?
Отказываясь встречаться с Профессором взглядом, Гуайзер трижды медленно покачал головой.
— Если и посмотрит, ей сразу же сделается дурно. Покойный принц-консорт — это нечто святое. Он выше всяких подозрений. Даже если она и согласится взглянуть на эти снимки, то все равно вряд ли поверит в их подлинность. Она будет все отрицать. Потому что в ее глазах эти карточки будут грязной и глупой фальшивкой, чем они на самом деле и являются.
— Но ведь человек на фотографиях вылитый…
— Верно, двойник, который похож на него как две капли воды. Тем не менее, несмотря на поразительное внешнее сходство, никто не поверит, что это Альберт. И прежде всего, королева Виктория. Это просто невозможно.