Мормилай. Грёзы проклятых
Шрифт:
«Тело моё, пускай, душа не на месте, но хотя бы при мне».
И всё-таки я ощущал разницу. Запахи, вкусы, прикосновения. Часто мне мерещился вкус пепла на губах или тяжёлый взгляд, преследующий, куда бы я не пошёл.
— Приехали, милсдарь Антони.
Дилижанс остановился.
— Сепп, давай к нам, — крикнул я.
Экипаж качнулся, на мостовую хлопнулись две тяжёлые подошвы. Сепп отворил дверь, то и дело оглядываясь, прошипел:
— Место хорошее, по эту сторону переулка вообще нет окон.
— Поэтому он тут и ездит, —
— Проверить оружие, — скомандовал я.
При свете крошечной свечи, упрятанной в стеклянную колбу, ландскнехты в который раз осмотрели три тяжелые аркебузы. Всё было готово к стрельбе. Три полуторных меча стояли здесь же, хищно поблёскивая в отблесках пламени на стали. Я вышел из дилижанса, место и вправду было отличное. Сепп ловко перегородил проезд, поставив экипаж наискось.
— Ждать сигнала, — сказал я в пустоту и лёг на мостовую.
Мне было совершенно не жаль, дорогого камзола, куда больше волновал риск подцепить простуду.
«Чёрт его знает, что происходит у меня внутри. Надо бы этим заняться, но не всё сразу».
Не опасался я и случайных прохожих. Каспер хорошенько заплатил одной компашке любителей выпить, так что по оба конца переулка теперь тёрлись одурманенные спиртным гуляки. Они задирали любого прохожего, имевшего неосторожность приблизиться к тёмному переулку. Фонари я нарочно оставил, решив, что, переусердствовав, могу спровоцировать осторожность кучера Хшанских.
Мокрый камень холодил спину, а капли дождя барабанили по карнавальной маске на моём лице. Я улыбнулся, когда услышал приближающийся стук копыт и колёс. Сколько дней и ночей мне пришлось провести, лёжа на полу, в ожидании. И я научился ждать. Цоканье копыт становилось ближе и ближе, и наконец, стихло.
— Почему остановились? — низкий и хриплый голос раздражённо прогремел в переулке.
— Господин, здесь брошенный экипаж и тело.
— Какое ещё тело? А, дьявол!
Я услышал, как грузный и не слишком ловкий человек выбрался из кареты. За ним последовали ещё двое. Они шагали намного легче.
«Охрана».
Чертыхаясь, мужчина стремительно приближался ко мне, а ещё двое двигались рядом с ним, словно тени.
— Эй, ты! — крикнул Михаил Хшанский, остановившись в паре шагов от меня. — Живой?
Я приподнял голову, коротко козырнув ему двумя пальцами.
— Живой… Это как сказать…
— Какого чёрта?! — взревел мужчина. — Проверить экипаж!
— Не стоит, — ответил я, рывком поднявшись.
Охрана Хшанского отреагировала мгновенно. Послышался шелест извлекаемого оружия, на меня нацелились две рапиры.
— Прикажите убрать оружие, — холодно проговорил я.
— Кто ты такой, чтобы меня просить?
— Это не просьба, а совет.
— Кто ты такой? — крикнул Михаил, багровея от злости. — Отвечай, немедленно!
— Вы допустили ошибку, — сказал я.
Последнее слово было сигналом. За моей спиной в полумраке кабины дилижанса, скрипнули взводимые курки аркебуз. Громыхнули два выстрела, сливаясь в один. Охранники Хшанского, попадали, так и не успев пустить в ход оружие.
— Да ты понимаешь, кто я… — уже чуть менее грозно прохрипел Михаил. — Да я…
— А вы знаете, какого получить такую рану в собственном доме? — парировал я, шагнув к нему навстречу и оттягивая ворот камзола, демонстрируя ужасный белёсый шрам.
Хшанский открыл рот, но тотчас закрыл, играя желваками.
— Не понимаю, о чём ты, — проговорил он, бегая глазами.
— Я думаю очень хорошо понимаете. — Я покачал головой, а затем резко выхватил собственную рапиру из ножен. — Вам и того показалось мало, подослали ко мне шлюху, заражённую оспой.
— Не знаю, я никакой… — начал говорить Михаил, но осёкся, получив удар.
Я шагнул к нему, одновременно нанося удар клинком плашмя по щеке. Хшанский отшатнулся, схватившись за лицо. Из широкого пореза хлестала кровь, заливая его грудь и живот.
— Дочке моё почтение, — бросил я, разворачиваясь. — Мы квиты, Михаил. Если решите иначе, вы — покойник.
Хшанскому хватило ума промолчать. Его до смерти перепуганный кучер уже хлопотал подле господина. Я запрыгнул в экипаж, скомандовав:
— На козлы, и трогай через порт.
Сепп ринулся исполнять. Переведя взгляд на Милоша, который всё ещё держал толстяка Хшанского на прицеле заряженной аркебузы, я бросил:
— По фонарю у дилижанса. Давай!
Громыхнул третий выстрел. Лампа лопнула, исторгая поток горящего масла на каменную стену и дорогу. Хшанский от неожиданности шлёпнулся задом на мостовую, закрываясь руками. Ландскнехты довольно загоготали, но я тотчас шикнул на них.
«Нельзя совсем лишать его достоинства. Мы и так неплохо постарались».
Дилижанс тронулся, а я откинулся на мягкую спинку, переводя дыхание. Кажется, у меня даже немного дрожали руки. Правда я не понимал от чего, то ли от холода мостовой, то ли от волнения, то ли от плотоядной радости, которую я испытал, возвращая должок Антони. Конечно, мне не было никакого дела до чести покойного Веленского. Напротив, именно Хшанскому я обязан освобождением. Однако начинать следующий этап военной кампании капитана Яровицына я решил именно с него.
По возвращении домой, я строго-настрого запретил ландскнехтам пить. Ответ мог и не последовать вовсе, а мог прилететь следующей же ночью. Я знал, что прежде, чем что-то предпринять Хшанский посоветуется с союзниками, кои у него имелись в лице пяти знатных домов. Не оставь я ему автографа на лице, быть может, Михаил бы и проглотил обиду, с учётом того, как дерзко с ним обошлись. Душегуб знал, что виновен, но отметина на щеке многое меняла.
«Не пройдёт и недели, а половина Крампора всё узнает. Вопрос лишь в том, как поведут себя друзья и враги толстяка».