Мормилай. Грёзы проклятых
Шрифт:
— Утащило?
— Угу. Обратно. Хозяин позвал.
— Ладно. Так. Ничего яснее не стало, но это потом. Что за насекомые убийцы на улицах.
Лицо Иляса словно окаменело. Он явно не хотел об этом говорить, но был вынужден.
— Это слуги кое-кого. Они ловят здесь души. Я так и не понял, кто попадает в город. Тут только с виду тихо! На самом деле народу полно, просто никто не высовывается.
— Кое-кого? Это ты о ком? – медленно проговорил я.
— Раз ты здесь, я думаю, ты и сам знаешь, — упрямо ответил лейтенант Гатчевой. – Я не хочу произносить
— Ты тоже сбежал от той рогатой твари с тысячей рук? – вскричал я, хватая друга за плечи.
— Алексей, возьми себя в руки, — ледяным тоном проговорил Иляс, отталкивая меня. – Думал, ты один такой прыткий?
Иляс огляделся по сторонам, хотя мы и были одни в комнате, и схватив меня за шею, зашептал в ухо:
— От него можно сбежать, но оказываешься здесь. Это что-то вроде мира, который он разрушил, но не до конца подчинил. Тут тоже можно жить! Больше всего я боюсь, что очередной раз проснусь по зову хозяина мормилая, а потом вернусь обратно сюда, но окажусь не там, где прятался, а на виду. Если схватят это точно… всё. Не спрашивай, откуда знаю. Я не знаю, но уверен. Чувствую!
— Иляс, дружище, можешь не отвечать, если это опасно, но я не могу не спросить… Он… Кто он вообще такой?
Было видно, что даже выслушать такой вопрос оказалось для него в тягость. Запредельным усилием, Гатчевой подавил взметнувшийся в душе суеверный страх и проговорил:
— Лёша это и есть бог. Только не наш. Какой-то очень древний и тёмный. Мы не принадлежим ему… Не можем… Не может быть так. – Он вдруг заплакал, и я увидел в его глазах давно сдерживаемое отчаяние. – Не может это быть взаправду… чтобы всё… вся наша жизнь… для вот этой твари!
Последнее, что я видел это полные слёз и боли глаза старого друга, сослуживца, с которым мы прошли огонь и воду. Мир подёрнулся тьмой, а затем луч света пронзил его, возвращая меня к реальности. В дверь стучали.
— Господин, — раздался настойчивый голос дворецкого. – У ворот городовая стража.
— Какого чёрта им надо? – спросил я, зевая.
— С ними прокурор. Они изволили предупредить, что если вы не впустите, то будут штурмовать дом.
— Мы впустим, — крикнул я, вскакивая с постели. – Скажи, что я немедленно его приму. Вели Майе накрыть в обеденной на две персоны.
— Слушаюсь.
Я схватил подготовленный Агатой наряд. Её, как и всегда, уже след простыл. Одевшись, подошёл к секретеру и извлёк на свет невзрачный свёрток. Ещё один заказ, сделанный для особого случая Игорем Лентяевым. Развернув, я увидел нечто, отдалённо напоминающее жабью кожу, тюбик с клеем и кисть. Времени было немного, поскольку прокурор и так, одни боги знают сколько, ждал меня у ворот, словно посыльный какой. Потому я действовал решительно и максимально быстро. Отбросив в сторону кисть, я выдавил клей на ладони и принялся наносить на лицо, закрыв глаза. Затем, сняв слой с век, подхватил восковую маску, и прижал к коже. С отражения в зеркале на меня смотрел жуткий тип. Изуродованное оспой лицо, с огромными волдырями и нарывами.
— Блестящая работа, Игорь, — пробормотал я, разглядывая себя.
Поверх восковой я надел уже ставшей привычной карнавальную маску и направился к обеденной. Идя по коридору, я слышал, как в дом входят люди. Их было много, что заранее нервировало. Мне навстречу выбежал взволнованный Каспер.
— Они уже там, — прошептал он, кивнув в сторону обеденной.
Постаравшись взять себя в руки, я трижды вздохнул и толкнул дверь. По обе стороны от входа стояли городовые при аркебузах и шпагах. Я сделал вид, что не замечаю их, проходя внутрь. За столом спиной ко входу сидел мужчина глубоко за пятьдесят. Поверх его головы был надет нелепый парик, с белёсыми кудрями. Услышав шаги, он лишь едва повернул голову по направлению к двери.
— Рад приветствовать вас в моём доме, — сказал я, проходя мимо него к пустующему стулу.
На столе уже дымился завтрак. Две порции яичницы, овсянки, тарелка с яблоками и грушами, две чашечки, заварочный чайник и сахарница.
— Не могу ответить тем же, Веленский, — заявил прокурор скрипучим старческим голосом. – Впрочем, это не так важно. Садитесь.
Я сел в пол-оборота к гостю, закинув ногу на ногу.
— Где ваша мать? Почему она не явилась?
— Матушка умерла.
— Хм. Горе-то какое, — без тени сочувствия проговорил прокурор.
Его глаза не двигались, словно были стеклянными. Дряблая кожа трепыхалась при каждом слове. Натянувшиеся жилы, проступали на шее, тугими канатами, а губы, бледные, как у рыбы, в уголках рта гноились. Даже на расстоянии я чувствовал смрад, исходящий из его рта.
— Скорблю вместе с вами, — в том ему ответил я. – Для меня это такой удар.
— Ну, полноте поясничать, Веленский, — злобно выпалил он. – Похоже, на этот раз вы доигрались! Вам бы в коленях у меня валяться, а не ёрничать.
— Коль вы имеете намерение угрожать мне в моём доме, то и я не желаю вашего пребывания здесь сверх меры необходимого, — процедил я, нагло глядя ему в глаза. – Объяснитесь, зачем вы здесь?
— Ах ты щенок, — прохрипел старик, выпучив глаза. – Я тебе скажу… Я тебе такое сейчас скажу! И сними эту чёртову маску! – прокричал он, сорвавшись окончательно.
Я немедленно повиновался, являя ему восковое чудо Игоря. Прокурор явно не ожидал узреть подобное. Было видно, что ему очень не по себе.
— У вас это… гм… не в стадии…
— Нет, — всё так же холодно ответил я. – Я уже не заразен, но рубцы залечивать очень долго. Полного исцеления кожного покрова ждать не приходится.
— Мда… гм… дела… Что ж, как говорится, бог шельму метит…
— Вы собираетесь сказать мне, по какому праву заявились и оскорбляете меня?
У старика задрожали губы, но он совладал с собой и извлёк из папки, лежащей подле него на столе бумагу.
— Антони Веленский, вы обвиняетесь в убийстве Михаила Хшанского в его доме.