Морок

Мизгулин Олег Алексеевич

— Ну и в чём его отвага? — спросил Головной.

— Да то, что в подвалах наших, раньше когда-то давно, то ли чекисты белых расстреливали, то ли белые чекистов, но факт, что глубоко туда никто не спускался. Да и дверь ведущая была прикопана и завалена камнями. А напротив этой дверки, как раз погребок…

— Что-то я не помню эту легенду? — Недоверчиво ухмыльнулся Олег, но Ваня пресёк его критику:

— Ещё бы ты помнил! Ты ведь бегунок был, тебя в доме раз-два видели…

— Ладно-ладно! — Махнул Олег. — Ври дальше!

— Если я вру, значит, весь интернат врал! — Запальчиво парировал Иван. — Григорич, сторож наш, не верил ни в бога, ни в чёрта, тем более и молитв никаких не знал. Зато был мастер русской словесности. Он спускался к погребку с роскошным матом и поднимался с тем же на языке.

Когда мы спросили, почему так, он ответил: «Защита это моя такая, от всякой нечестивой пакости. Чтоб ближе, чем на локоть дохнуть не смела». Так и сказал!

— Ну и что там внизу было? Призраки расстрелянных? — Головной щёлкнул зажигалкой, запаливая кончик сигареты.

— Придумывать не буду, но что-то явное было. Кроме Григорича, рассказывали, спускались однажды трое из персонала, только двое сразу выскочили как ошпаренные, а третий там остался… В обмороке лежать. Вылез потом и он. Косой строчкой — седина, от макушки вниз, словно кистью провели и взгляд как у дебила…

— Ужас… — Традиционно поёжилась Наталья, а Олег скептически выдохнул дым из лёгких.

— Ты сам-то беседовал с этим… С косой строчкой седины?

— Голова, я рассказываю то, что слышали другие, а те, ещё от кого-то. Не утверждаю я… Может, и накрутили лишнего. Скорей всего не без этого. Только пока я пацаном был, вплоть до выпуска, видел сам: спускался в погреб только один сторож, хотя ключ на вахте висел, но никто его не трогал. Только Григорич…

— Так может это Григорич всех и пугал? — Широко улыбнулся Олег, подмигнул Наташе, зазывая вероятно коллективно постебаться. — Брал ключи, спускался, прятался там, а дверь расхлебянивал специально нараспашку. Заходи, кто любопытен… А?!

Лишь Люся тонко улыбнулась, а Наталья и не подумала менять выражение лица. То ли рассказ её пронял, то ли текущий момент…

— Не знаю, Голова, не знаю! Только сторож сам признавался, что мат слоёный, грубый и сильный отбивает у чёрта забавляться. Разок, говорит, тоже чуть не умер. Такое присверкалось-прислышалось, чур, меня! Ка-ак, говорит, выругался. Пятиэтажно. Разом схлынуло! — Ваня засмеялся. — Я, говорит, ребята, перед погребом никогда не пью. Зачем добро переводить? Градус ведь совсем не берёт. Зато, потом, говорит, наливаю…

Климов отсмеялся и уже деловито серьёзно продолжил, обратившись глазами к Зорину:

— А что, Вадим Николаич, почему б не попробовать? Оно конечно, вроде как смех смехом, но кто знает…

В его глазах Вадим помимо иронии увидел абсолютную готовность взять на вооружение защиту легендарного сторожа. Зорину и самому доводилось слышать, что крепкое бранное слово хлещет нечистого больней любой молитвы. Но то, пожалуй, применимо к призракам, а здесь… Здесь чувствовалось иное… Или нет?

— Попробовать можно, Ваня. Только как ты это представляешь? Становимся на четыре стороны… В нашем случае это пять сторон. Набираем воздуха в лёгкие и… Девочки тоже заворачивают?

— Ну, уж дудки! — Усмехнулась глазами Наталья, а Людмила колокольчиком рассмеялась:

— Мы только уши будем затыкать!

— Ну-у, барышни… Выбирайте! — Ваня был непреложен даже в малом. — Мы материмся — оказываемся внизу. Вы молчите — остаётесь на Холме. Тут — или-или! Прикольнитесь! От нас шайтан мигом отскочит, а вас попридержит. Что тогда?

— Что тогда? Тогда придётся заворачивать! — Олег серьёзно, почти учительским тоном это произнёс и даже выдержал нужное выражение лица, но через секунду сломался и громко заразительно расхохотался. В его смех вошли голоса остальных. Смеялись все, смеялся от души и Вадим. В этом общем смехе была отдушина и выход. Выходило и покидало всё, что накопилось под влиянием странных необъяснимых событий. Разрозненные сгустки страха, удивления, казуса не успев сформироваться в отраву, покидали умы смеющихся. Ещё недавний шок сменился беспечным настроением и, возможно этому ещё способствовала милая лужайка да чудесная погода. Светило солнышко, перекликались птицы, а ветерок даже не дул… Он нежно дышал свежестью и определённо разгонял уныние. Сейчас смеющимся казалось, что приключение выглядит презабавнейшим случаем, о котором будет потом приятно вспомнить на досуге. Когда нибудь… Удивительно, случай, ещё не получивший окончание, уже спешили положить в корзину прошлого.

Прошедшего. Что это? Парадокс изменчивого настроения? Вера в обязательный благополучный исход? Как бы там не было, Зорин поспешил укрепить оптимизм команды, да и сам заставил себя поверить, если не в пустяковость ситуации, то в её разрешимость.

— Добро! — Сказал он, едва отсмеявшись. — Берём приёмчик в арсенал. Только давайте вот что… Креститься да материться оставим как крайнюю меру на потом. На случай явного контакта с потусторонним.

— А сейчас разве не явный? — Удивился Климов.

— Согласен Ваня! Всё это странно и сверхъестественно, но покуда над нами прямой угрозы нет, постараемся быть адекватными и, не психуя, трезво решительным образом вылезать из этой непонятки. А молитвы, ругань и крест животворящий как козырь прибережём в рукаве. Согласен со мной? Спасибо, кстати, за идею! Давайте и дальше так, ребята! Любое предложение без осмеяния будет рассматриваться, и приниматься как вариант. Пробовать будем решительно всё! А пока предлагаю: не впускать в сердце панику, слушать меня как высшую инстанцию, и… Что тут сказать? Посидеть, подумать, оглядеться… Во избежание ошибки, не следует спешить. Попав в трясину, шевелятся экономно. Надо всё понять, отстоять это в голове… Ничего! Нас пятеро… Придумаем!

Он иссяк в красноречии и присел теперь не на корточки, как в прошлый раз в отчаянии, а на свой пузатый рюкзак, промяв под седалище мягкое место. Лучезарно улыбнулся, приглашая всех расслабиться таким же макаром. Ребята повелись и плюхнулись кто как, пристраивая пятую точку на долгий совет старейшин. Смех смехом, но надо что-то думать, что-то решать… Главное, что Зорин уяснил, следует строго контролировать мимику. Не раскисать! Не показывать лицом уныние, потерянность и страх. Иначе, всё… Конец дисциплине! Пораженчество начинается с командира. Каков он, таков и отряд. Это как-никак, азбука любых стратегий. Но всё же… Есть ли у вас план, мистер Фикс? План? Пожалуй, что… Можно повторить попытку спуститься, потом закрепиться на ручье и даже там переночевать… Кстати, можно там и крест сотворить и ругнуться, если что… Да и молитву где припомнить. Одним словом, зафиксировать себя там, отвязаться от этой «нитки». Добрый вариант? А чего бы и нет! Ну, конечно не филигранная работа, а разве есть альтернативы? На этом месте Зорин попридержал мысль и сосредоточил наитие. Что касаемо альтернатив, ему вдруг пришло в голову, что сей сценарий, писаный чужой волей, должен подбросить им шпаргалку как начинающим. Заведомую подсказку или своего рода знак какой… Или ж намёк… На правильное решение кроссворда. Если наблюдающий есть, а он, разумеется, есть, ему неинтересно тупо наблюдать за бессилием попавших в западню. Ему важно где-то подыграть. Так интересней… Как в игре: даю шанс, угадаешь ставку — твоя игра! Нет — голову с плеч! Почему-то Зорин видел это так. Понимал именно в таком ключе. Третий глаз наглухо отстёгивал чертей, домовых и прочих троллей, зато предполагал сильного достойного противника. Некий разум, холодный и бездушный… Расставивший их в произвольном порядке на шахматной доске и ждущий их первых шагов. Кто он? Если брать за образ, может «старообрядец»? Ведь он же предупреждал. Значит должен… Должен помочь ещё раз. Должен подсказать…

Все эти мысли проносились роем в голове с быстротой мгновений. В фокусе засело занозой главное: «старообрядец», подсказка, помощь. Он решил не торопиться со спуском. Было б слишком просто и тривиально, дешёвый ход для оппонента. Он бы не отпустил, плюс ещё уважать бы перестал. Паранойя, вы скажите, предполагать несуществующего врага? Кто знает… Только Зорин его не предполагал. Он его чувствовал.

Про себя он решил прогуляться по месту, ещё разок глянуть на часовню, подумать… В примерно таком изложении и озвучил своё решение:

— День мы потеряли. — Вадим старался говорить ровным уверенным тоном, как человек, не теряющий самообладание. — Счас в горячке ломиться с Холма — пустой номер, время потеряно… И ещё потеряем столько же. Впустую… Предлагаю к рассмотрению следующую идею! Мы вернёмся к часовне и посвятим остатки дня на сбор информации и изучение этого места. Я полагаю, ключик там к разгадке есть, или подсказочка типа того…

Он заметил, как напряглись лица девушек, и поспешил прояснить им свой план до конца.