Морок
Шрифт:
— На пол, гнида! Лежать! — Голос Вадим звучал люто, и не уступал по злости сержанту. Носок тупого кирзача врезался в голову несломленного чеченца. Тот, молча опрокинулся, лицом вниз.
Краем сознание, Зорин отметил, насколько он это сделал легко и даже, изощрённо с удовольствием. А ещё, он понял, что в нём клокочет новое, неизведанное… Сильное и злое… Раньше бы он никогда бы не пнул сидящего в голову. Но раньше в него не стреляли. Раньше его не резали на клочки… А этот был из тех, кто резал… В памяти вспыхнула картина насаженных голов…
— Лежи смирно, выблядок! Отродье чернозадое!
Его переполняла
Влетели остальные.
— Что? — Мишин вопросительно взглянул на Бравина.
— Чисто.
— У нас тоже… Чисто. — Доложил Ивановец.
— Ладно… — Мишин пробежался взглядом по квартире. Обыкновенная хрущоба, без претензий на роскошь. Хотя обставлена получше, чем их пристанище. Стенка, наверное, когда-то вмещала хрусталь, имела аккуратные стеллажи под книги. А ещё, имелся выдвижной мини-бар под ключ. Сейчас ни книг, ни посуды внутри не было. Бар не закрывался, многих дверок просто не было. Перебитые стёкла и семислойная пылища внутри. Интерьер дополняли диван и два кресла, сдвинутые боевиками к окну. Некогда, чистенькая, мирная квартирка, выглядела сейчас, как загаженный притон наркоманов. Шприцов, правда, не было. Зато, тут и там, где стояли, а где валялись пустые водочные бутылки, красноречиво всё объясняя.
— Что, воины аллаха?! Водка — враг, а мусульманин врага не боится? А?! — Подстебнул Мишин. — Что же вы, черти, на ответственной точке сидите, и в хер не дуете! Водочку попиваем, да?! Устроили здесь свинарник…
Действительно, боевиков захватили в разгул пирушки. Об этом говорил свежий перегарочный дух, витающий в воздухе, а глаза обозревали недоеденную закусь на импровизированном столе, в виде перевёрнутого ящика. На нём и возле него валялись хлебные объедки, был раскидан разрезанный лук. Початы банки тушенки, шпротов, сгущённого молока, но главной примечательностью стояла ополовиненная бутылка водки. Тут же рядом пластиковые стаканчики. Наполненные…
— Монгол, Ивановец, Липецк! — Кликнул Мишин. — Разберитесь с оружием! Патроны… Стволы… Всё подсчитайте! С провиантом познакомьтесь. Похоже, в ихней армии кормят лучше, чем у нас. Ну что, пообщаемся, мужчины?!
Сержант подошёл к лежавшему, возле Зорина чеченцу.
— Вставай, бородатый! Покалякаем, о делах наших скорбных. Ну!! — Носок ботинка ткнулся ему в бок.
Чеченец медленно поднялся. Заросший темнолицый мужик, неопределённого возраста. Сросшиеся брови, хищное лицо и глаза… В них не было страха. Только ненависть.
Мишин упёр ствол калаша ему в горло.
— Нашу беседу сведем на вопросы и ответы. Я задаю, ты отвечаешь. И не сверкай глазами, блядина! У меня нянчиться, нет времени… В этом доме, только вы? Или есть ещё точки? А? Есть?! Не слышу…
Бородач молчал.
— Зоря, дай-ка свой ножичек. — Обратился Мишин к Вадиму. — Тот, что в бою приобрёл… Давай, давай!
Вадим подал, рукояткой вперед. Противоречивый клубок рвал душу на части. Ему не хотелось это видеть. Предчувствие страшного, нехорошего овладело им. А с другой стороны… Он и сам бы… Смог. За всех ребят. Нельзя жалеть. Око за око. Глаз за глаз. Неведомое, сильное, злое — открывало в нём потаённые шлюзы, выпуская демона наружу.
— Итак, я повторяю, плесень чеченская… — Теперь в
— Этим кинжалом, твои соплеменники резали нас, русских. Но вышло так… — Голос Мишина стал угрожающе шипящим. — Вышло так, что ножичек я отобрал… И сам порезал. Слышишь? Могу поподробнее… Твоему единоверцу, я лично… Отрезал уши, выколол глаза, а вместо них вбил камни. Во-от… Твои лупалки мне тоже не нравятся, и надо думать, я заменю их булыжниками. Или думаешь, мне слабо?! Думаешь, рука у меня дрогнет?!
Он сильнее, яростнее сжал шею, а острие переместилось под глазное яблоко.
Кровь холодела в жилах у смотревших бойцов. Картинка отталкивала, но ещё больше завораживала.
— Монго-ол!!! — Крикнул Мишин.
— Я!
— Сбегай вниз! Принеси небольшие камушки… Покруглее, чтоб были.
— Есть! — Невзрачным голосом ответил Монгол.
Он дёрнулся было, но тут же встал соляным столбом. Вид у парня был потерянный.
— А… Сколько надо?
— Два-а!!! — Заорал Мишин, продолжая играть острым предметом у лица чеченца. Из под острой кромки кинжала проступили капельки крови, медленно потекли по смуглой щеке, теряясь в густой щетине.
— Два-а! Чтоб ровные и гладкие! Давай живо!
Монгол протопал в прихожую. Шаги его стихли.
Все остальные продолжали, в единодушном молчании, следить за происходящим.
— Ну-у?! В последний раз спрашиваю: кто, кроме вас в доме? Где и сколько? Отвечай, чурка! Не играй на терпении…
Он чиркнул остриём вниз, оставляя на щеке боевика ровный порез, который тут же, застился кровью.
— Говори, паскуда! — Сержант уже не кричал, но голос его, в образовавшейся тишине, звучал куда страшнее, чем, если бы он кричал. — Клянусь, и твоей, и своей матерью, изрежу. На куски! На ломти! И по живому! Вы, друга моего обезглавили, и у меня нет причин, убивать тебя легко. Если скажешь… Обещаю! Убью быстро и без боли… Ну?!
Губы чеченца кривились совершенно беззвучно. А в глазах… В глазах, по-прежнему, не было и тени страха. Во взгляде его было нечто, вроде мрачной решимости. И обречённости. «Он готов — Прочитал его состояние Зорин. — Готов принять любую смерть. Даже лютую». Внутри него, невольно шевельнулось уважение к этому человеку. Он был враг, был в своей сущности, коварный, злобный и жестокий, и не заслуживал по своим делам никакого уважения. Но враг, как не хотелось, имел сильный характер. Да, он резал русского солдата, но и сам не трепетал пред ножом. Он принимал эти страшные правила, по которым жили и воевали его единоверцы. Это состояние, отражали, сейчас, его глаза, и Вадим понял: «Не скажет. Этот не скажет».
Вначале, он поверил, что сержант, действительно, может, мстя за друга резать… Но, сейчас вдруг стало отчётливо ясно, что этот спектакль был акцией устрашения. Всего лишь. И не более. По дыханию Мишина стало заметно, что пар он выпустил и, дальше отрезанного уха не пойдёт. Чеченец не дрогнул. Однако, этого нельзя было сказать про второго, что лежал ничком у окна. Тот дрожал как осиновый лист, и было очевидно, что показательная пытка сотоварища, произвела на него впечатление.
— Считаю до трёх! Раз… Два… — Мишин изобразил решимость; ухватив чеченца за волосы, прицелился кинжалом в глаз.