Моролинги
Шрифт:
— Никогда не видела пьяного осьминога, — оправившись от частичной потери чая, тяжко вздохнула Ливей и добавила: — Как, впрочем, и трезвого. Но, вероятно, вы правы…
И она бойко отстучала название новой галактики:
OCTOPUS MADIDUS
Ради солидарности я признался:
— Честно говоря, я тоже никогда не видел пьяного осьминога. Кстати, не всякий специалист-океанолог отличит пьяного осьминога от трезвого. Поэтому я мог видеть и пьяного, но принять его за трезвого.
— В Индийском океане, знаю конечно!
— В самом деле, нашел у кого спрашивать. В общем, там жили осьминоги… — я замолчал, поскольку про тех осьминогов, кроме места жительства, ничего не знал.
— Почему «жили»? — коварно потребовала уточнить Ливей.
— Потом их отпустили обратно в океан, — совсем запутавшись, соврал я.
— Это небось вам так сказали. Когда из-за неправильного обращения животные гибнут, посетителям объясняют: «они убежали к себе в лес» или «они уплыли куда-то там домой» — за маленьких детей нас держат. Я с таким уже сталкивалась. Вам солгали, будьте уверены, — убеждала она меня с какой-то неожиданной горячностью.
— Неужели все так и было! — не менее горячо воскликнул я и сразу же переменил тему: — Ваш осьминог ни от кого не пострадает, он не из океанариума… Вы любите компьютерные игры?
— Да, но это секрет, — она кокетливо потупила свои умные карие глазки. — А вы?
— Наверное полюбил бы, если бы было на них время. Здесь не слишком удобно играть, — и я обвел взглядом помещение кафедры. Это была просторная светлая комната с несколькими столами, запруженными папками и дисплеями, с пыльными пластиковыми стеллажами, прогнувшимися под тяжестью книг, с портретами видных ученых и тиснеными золотом поощрительными дипломами на стенах — всё в умилительном, «академичном» беспорядке.
— Вы правы, совсем не удобно, — согласилась она. — Ведь нейросенсорный костюм на работе не наденешь.
— Что верно, то верно. Это «Шесть Дней Творения»? — я указал на экран.
— Они самые.
— Нравится?
— Пока не понятно — я только начала.
— Интересная игра. Конкурс, опять же, объявлен. Приз — миллион!
— Конкурс — это здорово, но вряд ли мне по силам опередить других. Да и опоздала я — никак не могла оторваться от прежней игры.
— Хорошая была игра?
Мадемуазель Ливей вся аж засветилась.
— Просто отличная!
— Как называется?
Ливей вдруг страшно смутилась.
— "ШДТ" гораздо лучше, — сказала она, покраснев. — Спасибо вам за нее!
— Простите, спасибо кому? — напрягся я.
— Погодите, вы ведь из «Виртуальных Игр»? — испуганно спросила она.
По моему лицу она уже поняла, что нет. А я-то думал, что это мое природное обаяние развязало язык ученому секретарю.
— Увы, нет, — сказал я обреченно.
— О Боже! — ужаснулась она. Отставила чай и быстро загасила экран. — Извините ради бога. Профессор Цанс сказал, что должны прийти… Ой! — страдальчески ойкнула она и прикрыла рот рукой. — Извините…
— Это вы извините. Я не представился. Федор, — я протянул руку чтобы пожать ее узкую сухонькую ладонь. Ладони я не получил.
— Вы к кому? — спросила она официальным тоном.
— К профессору Цансу, по личному вопросу. Он скоро будет?
— Вероятно, минут через десять. У него сейчас лекция. Вы можете обождать его… — она указала на дверь в коридор.
— Там скучно, — я улыбнулся ей самой обаятельной улыбкой, на какую был способен. — А почему вы решили, что я из «Виртуальных Игр»?
— Обещали молодого человека приятной наружности.
— Ну я не так уж и молод.
— По поводу наружности вы не возражаете, — ехидно заметила она.
— А того, кого вы ждете, зовут, случайно, не Вейлинг?
Клянусь, она собиралась кивнуть. И кивнула бы, если бы в этот момент на кафедру не вошел невысокий, сутуловатый мужчина — профессор Казимир Цанс. Что ему шестьдесят три, я знал из биографической справки к одной из его работ. Густая шевелюра седых волос делала Цанса выше сантиметров на пять. На ходу он вытирал влажной салфеткой руки, испачканные фломастером для писания на доске. Одного взгляда хватило с лихвой, чтобы понять: Амирес мог ревновать Чарльза Корно к кому угодно — хоть к Хору с Сетом, он только не к Казимиру Цансу.
— Профессор Цанс? — осведомился я.
— Казимир Цанс, всегда к вашим услугам, — произнес он быстро, формально и как-то невпопад. Он вопросительно посмотрел на Ливей. Та пожала плечами и сказала:
— Господин Федррэ ждет вас около четверти часа. Говорит, по личному делу.
Цанс перевел взгляд на меня.
— По какому делу?
— Чарльз Корно, вы, вероятно, слышали… — начал я мямлить нарочно медленно. Он отреагировал мгновенно:
— Прошу! — и указал на дверь, противоположную той, что вела в коридор.
Мы вошли в небольшую комнатку с одним окном, служившую заведующему кафедрой личным кабинетом. Широкий письменный стол с монитором и застекленный шкаф занимали половину пространства. Кресло пребывало здесь в единственном числе, поэтому приглашения сесть я бы в любом случае не дождался, что, в свою очередь, позволило мне безо всякого приглашения усесться на подоконник, который приходился вровень с крышкой стола. Помедлив секунду, Цанс отодвинул кресло в сторону и присел на стол.
— Итак, господин Федрэ, я вас слушаю.
Я протянул ему визитную карточку, где было указано место работы — научно-популярный журнал «Сектор Фаониссимо» и профессия — репортер. Имя там тоже было указано, причем, настоящее.
— Господин Ильинский? — немного удивился он. — Но мадемуазель Ливей назвала вас… впрочем, понятно. Так чем обязан вниманию прессы? — спросил он, убирая визитку в боковой карман серого поношенного пиджака со следами фломастера на обшлагах.
— Наш журнал, «Сектор Фаониссимо»…
— Что-то никогда не слышал, — тут же вставил он.