Морпех. Дилогия
Шрифт:
Чуть в стороне заполошно тарахтит ППШ Аникеева. Боеприпасов рядовой не жалеет, лупит длинными очередями — дорвался, таки, до боя, дурень. Лишь бы не подстрелили. Но времени, чтобы бросить в его сторону даже быстрый взгляд, нет. Нужно подавить второй миномет и помочь товарищу, если сам не справится. Уйдя перекатом в сторону, старший лейтенант вскидывает автомат. Очередь, следом еще одна. Пули настигают наводчика и одного из подносчиков, остальные фрицы уходят с линии огня, залегая. Опытные, гады, быстро в себя пришли! Да и пулемет все еще молчит — пора бы уж старшине и перезарядиться. Хотя, это описывать происходящее долго, на деле все занимает считанные секунды. В ответ хлопают карабины, но Алексеев уже сменил позицию, и немецкие пули уходят в молоко.
Та-да-да-дах! Один из стрелков судорожно дергается, утыкаясь
Словно услышав мысленный призыв, оживает пулемет. Сверху старшине лучше видно, куда стрелять, поэтому первая очередь ложится далеко, прочесывая ту часть оврага, где воюет Аникеев. Но и зажавшие его немцы тоже прекращают стрельбу, прекрасно понимая, что от пулеметного огня с господствующей высоты не спастись, а укрыться тут негде. Справившись, наконец, с перезарядкой, Степан уходит в сторону и бросает тело в позицию для стрельбы с колена. Полсекунды на оценку обстановки, еще столько же — на прицеливание и выбор свободного хода спускового крючка. ППШ тарахтит несколькими экономными очередями. Попал. Сместиться, сбивая противнику прицел, выстрелить, снова сменить позицию. Один из артиллеристов коротко замахивается, собираясь метнуть гранату. А вот этого нам не нужно, какой бы слабой «колотушка» ни была, на открытом месте ему с головой хватит. Та-да-да-да-дах! Фашист опрокидывается на спину, граната падает рядом, деревянная рукоятка курится серым дымком. Оказавшийся в паре метров камрад испуганно вскакивает на ноги, и старлей срезает его короткой очередью. Готов. Залечь, отсчитывая секунды. Бух! Взрыв совсем не киношный, просто небольшой клуб дыма да разлетающиеся комья прихваченной морозцем глины. Но немцам хватает, уцелевшие старательно вжимаются в землю. Еще и Левчук переносит огонь, проходясь по разгромленной позиции длинной, патронов на двадцать, очередью. Все, пора заканчивать, самое время.
Используя замешательство противника, Степан рванул вперед, перепрыгивая через разбросанные тела — нужно помочь Аникееву. То ли шальная, то ли прицельная пуля задевает по касательной шлем — не самое приятное ощущение, словно молотком или строительной арматуриной со всей дури жахнули! Разворот, короткая очередь. Перезарядить карабин фриц не успевает, складываясь пополам — обостренное выброшенным в кровь адреналином сознание фиксирует оставшуюся в заднем положении затворную рукоять. Припав на колено, старлей стреляет еще раз, теперь в целящегося в Ивана минометчика — врага боец не видит, стоя к нему вполоборота. Гитлеровец падает, Аникеев дергает головой, встречаясь взглядом с командиром. На лице растерянность и запоздалый страх.
Старший лейтенант опускает дымящийся ствол. Похоже, все, кончились фрицы.
Голова пуста, словно и на самом деле пробитая той самой пулей; из всех мыслей — только одна, первая и единственная: как же он все-таки устал…
Калибр немецкого 8-cm Schwerer Granatwerfer 34 — 81,4 мм, так что Алексеев почти угадал.
Глава 13. ПРОРЫВ
Задерживаться на разгромленных немецких позициях не стали — бой оказался недолог, но и шума произвел изрядно. В обоих поселках наверняка слышали стрельбу и взрывы, и вышлют подмогу, танковый взвод из Широкой Балки, о котором говорили пленные, или румынскую пехоту из Федотовки. И с теми, и с другими морпехи, понятно, справятся, но сколько времени это займет, неизвестно. Уходить следовало немедленно, ни в коем случае не ввязываясь в затяжное боестолкновение, иначе потеряют темп. Тем более, с этого момента у противника уже не оставалось сомнений в том, куда именно направляются русские, и вопрос был исключительно в том, насколько быстро вражеское командование осознает происходящее и примет решение, как поступить дальше.
Поэтому оказав помощь немногочисленным раненым, и собрав трофейное оружие и боеприпасы (в число трофеев вошли и все четыре миномета — в отличие от противотанковых пушек, они практически не пострадали), сводная бригада с максимальной скоростью двинулась к Станичке. Разумеется, обеспечив надежное тыловое охранение — теперь в арьергарде шло два танка с десантом на броне, задачей которых было любой ценой задержать противника. Башни обоих «Стюартов» заранее развернули пушками назад. В случае появления гитлеровцев, им предстояло принять свой последний бой, позволяя товарищам уйти. Учитывая особенности местности, надежно запереть шоссе было не столь сложно, обойти заслон можно только пешком по горным склонам. В том, что они выполнят задачу, Кузьмин не сомневался. Все бойцы, включая экипажи танков, которых в строю осталось всего три штуки, зато оставшихся «безлошадными» танкистов — в несколько раз больше, вызвались добровольцами — в этот раз приказывать им комбат не решился. Держаться долго необходимости не было: до занятого бойцами майора Куникова плацдарма оставались считанные километры. Но и экипажи легких танков, и облепившие боевые машины морские пехотинцы отлично понимали, что шансы уцелеть иллюзорно малы — если фашисты бросятся в преследование, перевес в силе в любом случае окажется на их стороне…
— Совсем тяжко, командир? — осведомился Левчук, уже в который раз смерив старлея тревожным взглядом. Кое-как пристроившийся на неудобном сиденье трофейного бронетранспортера, мягко покачивающегося на неровностях шоссированной дороги, Алексеев упрямо мотнул тяжелой головой:
— Да нормально, старшина, сколько можно спрашивать? Устал просто немного. Сейчас передохну минут с десять, глядишь, попустит. Нам ехать-то всего ничего осталось.
— Так оно понятно, что устал, — кивнул тот, копаясь в противогазной сумке. — Сначала промерз до костей, потом столько всего наворотил. Контузия, опять же. Короче, вот, держи. От спирта ты правильно отказался, а вот это…
Старший лейтенант непонимающе взглянул на протянутый товарищем предмет, небольшой цилиндрик со свинчивающейся крышкой, размерами напоминающий женскую помаду. Повертел в пальцах, с трудом, поскольку уже практически полностью стемнело, разглядев на боку надпись латинскими буквами, часть из которых стерлась — «Per…t…n».
— Это еще что такое?
— Трофей германский, — ухмыльнулся старшина. — Пилюли такие специальные, от усталости да чтобы спать не хотелось. Фрицы их шибко любят, чуть не горстями жрут. А потом совсем дурные становятся, словно водки обпились. Сам я, правда, так ни разу и не попробовал, но с собой зачем-то таскал. Вот и пригодилось.
Степан неожиданно сложил два и два: ну, конечно же, тот самый знаменитый «первитин», за годы Второй Мировой превративший Вермахт в армию наркоманов! Метамфетамин, мощный наркотический психостимулятор, вызывающий сильное привыкание. Только перед французской кампанией доблестным зольдатам фюрера выдали больше тридцати пяти миллионов доз, а уж сколько они сожрали этой дряни до конца войны, даже представить страшно. Для танкистов и летчиков даже специальный наркошоколад выпускался, причем купить его можно было совершенно свободно. Да и америкосы в Корее и Вьетнаме тоже наркоманили, мама не горюй, активно пользуя считавшиеся безвредными «таблетки бодрости», разработанные, к слову, вывезенными в США немецкими специалистами. В дополнение к обычной курительной дури, понятно. Столько про него в интернете читал, а вот в реале увидел впервые, оттого сразу и не отреагировал.
Поколебавшись несколько секунд, морпех отрицательно помотал головой:
— Не, старшина, не хочу. Ну его на хрен! И тебе не советую, разве только в самом крайнем случае, если ранят тяжело, например. Наркотик это, очень дрянная штука. Затянуть может. Давай уж лучше спирт.
— Так не хотел же? — ухмыльнулся Семен Ильич, с готовностью протягивая фляжку. — И нам с Ванькой пить запретил.
— Передумал, — буркнул старлей, скручивая крышку. — Насчет себя. Хотя ладно, можете тоже приложиться, но только по глотку, не больше. Еще ничего не закончилось, главный бой впереди.