Морпехи против «белых волков» Гитлера
Шрифт:
Группа медленно тронулась в путь. Позади хлопнул выстрел. Шишкин с пулеметом на загривке догнал остальных.
–А ведь смелые они, сволочи, — через некоторое время сказал Афанасий. — Командир мог в плен сдаться, а предпочел под лед броситься. И штурман о пощаде не просил.
Маркин хотел с ним согласиться, но вместо этого выругался матом:
–Смелые, когда гражданские пароходы топят и баб с детьми добивают. Ты мне больше на жалость не дави, — повысил голос капитан-лейтенант. — Я бы их всех под лед спустил. В Ленинграде целые рвы
–Да ладно, командир, успокойся, — вмешался на правах раненого Фатеев. — Афоня сегодня пулеметчику прямо в лоб закатил. Заслуживает прощения и награды.
–Да, пулеметчик у них сильный был, — поддержал Фатеева Антон Парфенов. — Если бы не Афанасий, мог бы дел понаделать.
Через несколько часов группу подобрал мотобот. Десантникам, вывалянным в грязи, с засохшими повязками, помогли взобраться по трапу. Вопросов не задавали, видели и не такое. Маркин осторожно поставил в капитанскую рубку две коробки с распластанным орлом на каждой.
–Вот за это добро один наш ястребок накрылся и мы потеряли Гришу Чеховских. Похоронить толком не могли.
–Бывает, — посочувствовал капитан моторного бота. — Водку будете?
–Да хоть спирт!
В санбате хирург удивлялся, вытаскивая мелкие медные пульки из дрожавшего от напряжения тела Парфенова:
–В тебя что, из дамского пистолета палили?
–Ага, — кивнул десантник. — Я его на память прихватил.
–А хозяин?
–Задушил его, суку. Пулял в меня, как в мишень.
Медсестра, глядя на широкую мускулистую грудь парня, вздохнула и улыбнулась ему.
–Через неделю как огурчик будете, — сказала она.
–Будет с кем прогуляться, — подхватил хирург, снимая резиновые перчатки. — Так, что ли, Татьяна?
–Ну что вы, товарищ майор.
–Бинтуй, рот не разевай. Уж больно ты падкая на красивых парней.
Лежали в одной палате со Славой Фатеевым. Оба по каким-то непонятным медицинским правилам считались легкоранеными. Хотя в Антона угодило три пули калибра 6,35 миллиметра, а у старшины Фатеева была пробита мякоть руки от локтя до плеча. Дня четыре оба лежали с высокой температурой, хирург повторно чистил раны, извлекая волокна ткани от одежды.
Когда встали на ноги и, пошатываясь, вышли покурить на свежий воздух, неожиданно встретили подругу политрука Алю Величко. Она сидела на скамейке, какая-то серая, снулая. Оба невольно уставились на подвернутую штанину.
–Чего растерялись? — усмехнулась медсестра. — Ожидали, что нога у меня отрастет? Что-то не получается.
–Рядом посидим, не возражаешь? — смущенно спросил обычно шустрый Слава Фатеев.
–Садитесь.
Когда стали доставать кисеты с махоркой, Аля вынула из кармана пачку «Эпохи» и протянула ребятам.
–Покурите мои. Все лучше, чем махра.
Несколько минут молчали, затем Аля улыбнулась и спросила:
–Чего молчите? Как там у нас жизнь?
–Помаленьку, — осторожно ответил Фатеев. — Гришу Чеховских убили, а нам
–Слышала про ваши подвиги.
–Чего там подвиги, — заскромничал Славка. — Правда, пострелять пришлось. Кинопленки в штаб доставили.
Снова повисло молчание. Аля думала о чем-то своем, оба парня не хотели перебивать ее и чувствовали себя неуютно. Аля Величко считалась самой красивой девушкой в гарнизоне. Говорят, к ней даже подкатывал командир бригады Юшин, но она его отшила и стала встречаться с политруком Николаем Слободой. Жила бы с комбригом при штабе, не угодила бы под пулеметную очередь.
–Тоска, — глядя в сторону, заговорила она. — Как в пустоте. Вы через неделю-другую опять к своим вернетесь. Хоть и несладко там, но в коллективе веселее.
–Да и ты не одна, — растерянно проговорил Славка. — Мы вот сидим, с тобой курим.
–Мы да вы… — передразнила его Аля.
Фатеев понял, что у нее не все благополучно с политруком. Неужели бросил? Но задавать такой вопрос не посмел, стал рассказывать, как преследовали экипаж «Кондора».
–Тертые гады, до последнего держались.
Подошла медсестра Таня, которая ассистировала на операции, и присела рядом с Антоном. Фатеев продолжал рассказывать, а Парфенов в знак доказательства достал из кармана халата маленький никелированный пистолет.
–Раз десять в меня стрелял, но я его все равно достал. Голыми руками.
Таня осторожно погладила ладонь парня, который ей явно нравился, а Фатеев, повертев пустую обойму, вернул пистолет владельцу.
–Красивая штучка, жаль, патронов нет. Впрочем, к нему наши патроны от «коровина» подходят, тот же калибр.
–Подари мне его, — вдруг попросила Аля.
–Нет, это память. В бою добыл.
–Конечно, не отдавай, — поддержал товарища Слава. — Память на всю жизнь.
В принципе Фатеев относился к трофеям равнодушно, но ему не понравился мелькнувший в глазах женщины странный блеск. Бог знает, что у нее на уме. Может, драма любовная и она от отчаяния застрелиться хочет. Аля ни слова не сказала о Николае Слободе, может, он вообще не появляется?
Поговорили еще немного. Аля подхватила костыли и тяжело заковыляла прочь. Когда-то стройная и красивая, она по-старушечьи сгорбилась, и во всем ее облике угадывалась безнадежность и равнодушие к жизни. В таком состоянии ничего не стоит пустить пулю в висок.
Фатеев насчет Николая ошибался. За месяц, который Аля провела здесь, политрук приезжал к ней три раза. Но дело не в количестве визитов, их отношения безнадежно ломались. Когда-то неподдельные глубокие чувства, восхищение своей красивой подругой сменились на жалость. Аля видела, общение с ней тяготит Николая, он словно чувствовал за собой какую-то вину.
Рана заживала плохо. Первая операция закончилась неудачно, сделали вторую, укоротив ногу почти до колена. Нервный срыв и бесконечные мысли о своей неполноценности доводили ее при каждой встрече с Николаем до истерики.