Морроувинд
Шрифт:
Проклиная всё на свете, аргонианин пополз к бесчувственной Раесе. Он ощущал, как быстро тают его собственные последние силы. Ощущал и очаг чего-то непонятного, что начинает расползаться от сердца вопреки всему.
"Я должен выбраться и вырвать её из этого страшного места. Должен... Должен..."
Слова были не нужны, мысли, что его спутница вовсе не лишилась сознания, а уже отошла на свои небеса, он давил в зародыше, не давая им травить душу. Кай-Са совсем выбился из сил, но всё же дополз до женщины. И, слава всем её Девяти Божествам, она была жива. Дышала слабо, едва-едва, но дышала. Значит, волшебники быстро поставят капитана
Он достал из-за пазухи пергаментный свиток, развернул его и начал читать заклинание Божественного Вмешательства. Силы свитка должно хватить, чтобы перенести и Раесу и аргонианина. Кай-Са просто запретил себе думать о том, что будет, если этой самой силы не хватит. Позже, когда уже начало действовать заклинание, аргонианин вспомнил про свой меч. Тень так и оставался здесь.
Короткая вспышка, утрата реальности, словно при использовании проводника Гильдии Магов. Он открыл глаза уже в пустом зале.
– На помощь! Тут раненные!- из последних сил закричал Кай-Са и только сейчас лишился сознания.
Глава одиннадцатая: Болезнь.
Ему снилась та самая хрупкая на вид данмерка, что спасла его тогда, на самой грани бытия. И как тогда, сейчас она вновь билась, билась за него, Кая-Са, за его душу. Правда, не этот раз решительной женщине никто не противостоял. Никто, кого мог почувствовать сам аргонианин. Она сражалась с ним самим, удерживая от рокового шага. Поэтому он и не умер сразу на месте от того удара Дагот Гереса, поэтому ему хватило сил на всё остальное. А теперь только эта данмерка держит вольную душу аргонианина. Держит, да вбивает её обратно незримым тяжеленным молотом.
Удар, удар, ещё удар. Кай-Са даже смеётся. Зачем всё это, ведь ему хорошо и так, на вечной воле. Удар, удар, удар! Перед его взором проносятся в бешеной пляске какие-то моря, города, дворцы и замки, леса и поля, болота и пустыни, горы и реки. И Красная Гора. Бушующая, взрывающаяся клубами тяжёлого серого пепла. Удар! Кай-Са открыл глаза.
Он лежал на узкой больничной койке, где именно ему было всё равно. Пугало, что здесь Кай-Са был совершенно один, хотя ещё койки тут имелись. Аргонианин подумал о Раесе. Она была в тяжёлом состоянии, но не смертельном. Её должны были выходить, поставить на ноги. Может, это случилось раньше, чем очнулся Кай-Са? А может быть и так, что она так и не поправилась, или же вообще...
"Нет, Кай-Са, не думай о беде, пока она не постучалась в твою дверь... Ты слишком много не зн а ешь, чтобы делать какие-то выводы... Ты ещё слаб..."
Слабость была. Она словно ампир высасывала из него все живительные соки. В груди, у сердца появилось что-то чужеродное, какая-то тяжесть, словно аргонианин, несмотря на весь свой иммунитет, заболел. Нет, вздор... Проклятье! Нет!
Кай-Са вспомнил ту единственную болезнь, которой заражались все. Корпрус! От него нет спасенья и лекарства. Если... если это действительно корпрус...
– Кай-Са!- Это была Раеса Пуллия. Она появилась в дверях вся бледная, словно саму смерть увидела. И по её выражению лица, обречённости и самому настоящему горю в глазах, аргонианин понял всё, понял без слов и жестов. Ему хватило только взгляда.
– Ты здорова?- холодно спросил Кай-Са, примеряя обычную свою маску хладнокровия и отстранённости.
– Кай-Са... я... я...- по её щекам потекли слёзы, которые она стирала латной рукавицей, нисколько не заботясь о расцарапанных щеках.
– Прошу тебя, не надо этого,- попросил аргонианин. По его мнению, далеко не так должен уходить воин. Но что поделаешь, загадочная Воля Судьбы, Дstiдt Iдtдп никогда не спрашивала чьего-то мнения.- Я ещё жив, Раеса, не стоит отпевать меня раньше времени.
– Ты прав,- тихо ответила женщина, потупив взор. Сама она в это не верила. Скоро, очень скоро Кай-Са превратится в ходячий труп. Его сознание не угаснет, но деградирует до самых простых потребностей. А потом и это уже будет неважно, ибо затем аргонианин умрёт лютой смертью. Кай-Са силён и телом и духом, но долго противиться этой болезни он не сможет.
– Сколько мне дают времени?
– До полно превращения дней десять, не больше. Но тебя убьют раньше, чем это произойдёт,- сквозь слёзы ответила капитан. Она хотела подойти ближе, но не могла из-за риска заражения.
– Десять дней,- эхом повторил Кай-Са. Да, у него есть преимущество перед всеми остальными смертными, он точно знает, когда умрёт. И для чего тогда эта данмерка с таким трудом вытаскивала его из небытия? Кай-Са не знал ответа.
"Неужели думала она, что удастся моему телу п о бороть заразу? Нет, обладающие такой силой не настолько глупы. Или она считала, что я брошусь спасать её любимый народ со всей прытью, на кот о рую способен сейчас. Так это вообще абсурд.
Я... Скоро я перестану существовать как личность. Тупое, нерассуждающее тело, может, протянет несколько дольше, но подобный исход как-то не вселяет радости в моё сердце..."
"Ты не умрёшь",- сказал тот самый голос данмерки.
"Спасибо, утешила!"– откликнулся Кай-Са. Этот голос в голове сводил его с ума. Он чувствовал, что ещё чуть-чуть и придётся мириться с ним до самого окончания дней его. Впрочем, не долго...
За дверью, где стояла Раеса Пуллия, послышалась какая-то возня, голоса, разговаривающие на повышенных тонах, быстрые шаги, отдающиеся эхом. Капитан сделала страшное лицо разгневанного начальника, слёзы её тут же высохли ("Молодец,- подумал аргонианин,- нельзя подчинённым видеть твою боль и слёзы".). Она скрылась за дверью и всё как-то быстро стихло.
Затем дверь открылась вновь, чтобы Кай-Са истощённый настолько, что не мог больше подавать признаков удивления, увидел не кого иного, как самого Кая Косадеса, грандмастера Клинков округа Вварденфелл. За ним как-то бочком вошла Раеса, косясь попеременно на Косадеса и аргонианина.
Старик был, как никогда собран и серьёзен. Он был облачён в чёрный дорожный плащ весь покрытый пылью, а в одном месте даже прожжённый. Оружия при себе Косадес не имел, по крайней мере на виду.
– Задание выполнено,- прохрипел Кай-Са. Казалось, даже обычный разговор пьёт силы и выматывает, словно долгая и тяжёлая работа.