Морская дорога
Шрифт:
И с Ториром произошло то же самое. Спасение Торира — удивительное событие, и я предоставлю тебе судить, сделал ли он это из великодушия, или потому, что потерпевший крушение торговый корабль представлял огромную ценность для каждого любителя наживы. Он шёл вдоль берега, отлично зная расположение рифов. Лейф посадил своих людей за вёсла, чтобы удерживать корабль на месте, и бросил верёвки, чтобы поднять на борт людей и груз Торира. Не каждый пошёл бы на такой риск, и мало кто справился бы так, как Лейф. Но удача Лейфа не принесла Ториру ничего хорошего, а Братталиду тем более. Спасённые им люди принесли с собой болезнь. Из-за великодушного жеста Лейфа той же зимой умерло пять десятков человек. Торир заболел и умер одним из первых. Сначала он покрылся сыпью, затем не мог мочиться, и распух, словно гриб-дождевик. Тьёдхильд сказала, что его мучил такой жар, что на его коже плавилось масло. Но он продолжал жить, и, в конце концов, обезумел от страха, увидев страшную картину, как норны висят над его ложем, зловеще ухмыляясь и хихикая.
Большинство людей из команды Торира умерли, и болезнь расползалась по поселению. Торстейн пересёк фьорд на санях и окликнул нас. Он не стал входить, так что я говорила с ним с порога. Он предупредил нас держаться подальше эту зиму, так мы и сделали. Именно поэтому мы не видели семью Эрика до самой весны.
А тем временем, снег начал таять, паковый лёд набух и отошёл от берега, и лишь тогда я узнала о четвёртой вещи. Её снова привез Торстейн, переправившись через фьорд. Мой отец отругал его за то, что тот рискнул отправиться в опасное путешествие по хлипкому льду, но всё же обрадовался, когда Торстейн сообщил, что болезнь ушла вместе с зимней тьмой. Разумеется, это было не так. Эта стойкая болезнь, присущая той местности, до сих пор гуляет по Гренландии. То был подарок от Лейфа, который полностью изменил мою жизнь, а как — сейчас услышишь.
Я надеялась, что сам Лейф приедет к нам. Правда, он почти не обратил на меня внимания, но, когда мы встретились, поскольку был поглощён множеством прочих забот. Думаю, пару раз он оценивающе взглянул на меня. Но новости Торстейна положили конец всем моим мечтам, которыми я предавалась долгой зимой.
— Сразу после того как вы побывали на пиру в Братталиде, Лейф серьёзно поссорился с отцом. Ничего необычного; в моей семье всегда ссорятся, но мы быстро отходим. Если задевают честь семьи, мы стоим друг за друга горой.
— Уверена, так и есть.
— Эрик говорил с Лейфом насчёт тебя, — сказал Торстейн. — Тебе известно, что он приказал Лейфу, оказывать тебе знаки внимания, когда ты приехала на пир?
Мой отец присел на свою лавку.
— Итак, Эрик говорил с ним?
— Я не знаю, что он сказал, — мрачно ответит Торстейн. — Когда Лейф вернулся домой, казалось, отец позабыл о существовании нас с Торвальдом. Но что бы ни задумал Эрик, его намерения провалились. Думаю, вам стоит узнать это. На пути из Норвегии мой брат зашёл на Гебриды и соблазнил там дочь местного хёвдинга. Не знаю, что он ей наобещал, но она забеременела. Она настаивает на том, что помолвлена с Лейфом, и угрожает, что её братья снарядят корабль и привезут её сюда, в Гренландию вместе с ребёнком.
— И что с того? — нетерпеливо сказал мой отец. — Любой мужчина, что вернулся домой из плавания, может рассказать подобную историю. Какое нам дело до ирландского хёвдинга? С таким же успехом он мог взять её как рабыню, и какое бы это имело значение?
— Ты плохо знаешь моего брата Лейфа.
— Я видел его. Трудно поверить, что кто-то может напугать его.
— Насчёт этого ты прав. Никто. Но эта женщина, Торгунна, она ведьма. И она предупредила, что если Лейф обидит её, то ребёнок отомстит за неё. Если какая-нибудь девушка займет её место, то она, Торгунна, сразу же узнает об этом. Ребёнок обязательно приедет сюда, сказала она, даже если она сама не сможет. И эта ведьма поклялась, что бы ни произошло, ни одна другая женщина Лейфа не выживет при родах, и не родит живого ребёнка, пока не приедет её мальчик.
От ужаса я перекрестилась.
— Разве такое возможно? Какой силой она обладает?
— Кажется, Лейф не сомневается в её силе, — сказал Торстейн. — Мы разговаривали об этом. Мой брат никого не боится, не подумайте, он и сейчас не боится. Но он говорил со мной как никогда серьёзно, и сказал, что пока над ним висит это заклятье, лучше и не жениться. Он сказал, что не возьмёт никого в жёны, пока не приедет тот мальчик, а затем посмотрит, как быть дальше. Но если Торгунна думала поймать его в ловушку, то она ошиблась. Я знаю Лейфа. Она посягнула на его удачу, и теперь он никогда не простит её. Сомневаюсь, что они когда-нибудь увидятся.
— Ужасная судьба для молодого человека, — сказал мой отец. — Он как раз в том возрасте, когда нужно жениться.
— У него нет недостатка в женщинах, если ты имел в виду это, — сказал Торстейн, едва подавляя смех. — Только не Лейф. Но он зол. Он хочет наследника. Мой отец хочет того же. Как только Эрик перестал гневаться на Лейфа, он тут же вспомнил, что у него есть ещё два сына, хотя Лейфу от этого не легче.
Я задумалась о женщине, которая наложила такое заклятие, и что её толкнуло на такое. Должно быть, это самая сильная магия из всех, что я знала. Какую надо было иметь силу, чтобы покрыть такое огромное расстояние, не говоря уже о самом могущественном заклинании. И конечно, Халльдис никогда не учила меня злым чарам, так что я понятия не имела, как можно нанести кому-то вред. Молоденькая девушка вроде меня считала Торгунну, по меньшей мере, опасной женщиной. Я никогда не встречала её; и почти не слышала её имени, в Братталиде считалось дурным произносить его, но теперь, спустя годы, я ощущаю странное родство с этой женщиной, которая, обладая такой силой, всё же не добилась желаемого. Должно быть, она была в отчаянии, так ведь, Агнар? Полагаю, она любила его. Иначе, зачем ей лезть из кожи вон, чтобы Лейф взял её в Гренландию? Ни одна дочь хёвдинга в своём уме не захочет покинуть привычный мир и отправиться вместе с мужчиной в чужую страну, где её соотечественников презирают, и относятся к ним как к рабам. Во всяком случае, её проклятие не сработало. Я допускаю, что она умерла несколько лет спустя, и, конечно же, Лейф женился, а его сын Торкель, нынешний хёвдинг в Братталиде, родился через девять месяцев после свадьбы. Вот какова удача Лейфа. Он слыл самым привлекательным мужчиной, Агнар. Думаю, я забыла тебе сказать вот о чём. Считаю своей удачей, что я так и не стала его женщиной. Он стал моим братом, и ни один мужчина не относился к сестре так хорошо. У Лейфа было особое отношение ко всему, что связано с семьёй. Сейчас, оглядываясь в прошлое, я могу сказать, что всегда бы предпочла быть его роднёй, чем его женой. Как девушка, я видела в нём статного мужчину, который проявил себя, по сравнению со своими младшими братьями, которые ничего не добились. Пожелай я, Лейф стал бы моим, но теперь я понимаю, что это было бы ошибкой.
— Откуда она знает, что родится мальчик? — спросила я Торстейна. — Если они действительно помолвлены, значит, ребёнок станет наследником твоего отца.
— Они не помолвлены, — резко ответил Торстейн. — А мальчик, она точно сказала ему, что это будет именно мальчик, который никогда не будет нашим наследником.
— Разве она не проклянёт вашу семью за это?
— Я для неё никто. Как она доберётся до меня? — сказал Торстейн.
Я подумала, что, может так и есть. Видимо, у неё осталось какая-то вещь Лейфа, чтобы достать его даже здесь, в Гренландии. Кто знает, локон волос, рубаха, или, например, кольцо? А что касается Торвальда и Торстейна, может она вообще не знает об их существовании. Её магия не способна зайти так далеко. И всё же, я удивляюсь до сих пор. Тогда я считала, что мир очень велик. Но сейчас, когда я нахожусь почти в его центре, я просыпаюсь по утрам и чувствую, что стоит протянуть руку и дотронешься до чего-либо сквозь пространство и время. Я не удивлюсь, если увижу лежащего рядом Карлсефни, и услышу завывания ледяных ветров Винланда, они яростно несутся зимней стужей из самого сердца чужой страны. Каждый миг хранится где-то внутри, и порой мне кажется, что всё прошлое ближе, чем всё то, что ты называешь здесь и сейчас.
— Я буду честен с вами, — сказал Торстейн и откашлялся. Не глядя на меня или на моего отца, он сосредоточился на том, что намеревался сказать. — Я знаю, на что ты надеялся, Торбьёрн. Я знаю, о чём вы договаривались с моим отцом. Я знаю, Эрик хотел, чтобы Гудрид стала его невесткой. Пока все вы думали о Лейфе, я ждал. Но Лейф не намерен жениться ещё несколько лет. Ни одна женщина не решится связываться с таким проклятием, и ни один мужчина не подвергнет её такому риску.
— Каждая женщина подвергается подобному риску, — неожиданно произнёс мой отец. — И каждый мужчина, который собирается жениться, подвергает её этой опасности.
Торстейн будто бы и не слышал.
— Я бы никогда не спросил об этом. Я ещё не проявил себя, как Лейф, но я — сын Эрика, не сделал ничего такого, что может опозорить его имя, и я сделаю всё возможное, чтобы возвысить его авторитет, я обещаю вам. Я один из наследников Зелёной страны, и в отличие от моего брата, я знаю Гудрид, и я хочу, чтобы она стала моей женой.
Ну, конечно же, всё было не так просто. Моему отцу понадобилось немало времени, чтобы принять решение. Он подозревал, что история о проклятии Торгунны — уловка, чтобы оказать на него давление. Но когда лёд растаял, и мы снова могли переправляться через фьорд, Торбьёрн подолгу разговаривал с Эриком, Тьёдхильд, Торстейном, и даже с Лейфом. Отец так и не поверил в страх Лейфа перед колдовством, но понял, что по какой-то причине ему не стать тестем Лейфа. А тем временем, Торстейн часто бывал у нас дома, пока не пришло время отправиться охотиться на север. Он вернулся осенью похудевшим и возмужавшим, на лодке, полной медвежьих и оленьих шкур, куньих и лисьих мехов, бивней моржей и нарвалов, а вяленого мяса было без счёта. Всё это он привёз в Стокканес и сложил к ногам моего отца. Они с отцом хорошо попировали, отец слушал его рассказы об дальних далях и следах неведомых людей, что сложили каменные пирамиды на пустынных берегах нелюдимого севера. Я тоже слушала и внимательно наблюдала за Торстейном, когда он разговаривал с отцом. Мне показалось, он сильно возмужал за лето. Он мало говорил о своей семье, от него веяло опасной магией пустынных земель, словно отзвук чего-то нового и желанного. Я примечала всё это и думала, что в итоге отвечу отцу, независимо от того, будет ли Торбьёрн спрашивать моего согласия или нет.