Морская сила(Гангутское сражение)

Фирсов Иван Иванович

Переход вокруг Скандинавии дался не просто. Ма­тросы впервые встретились с океаном. Еще у Нордка­па корабли прихватил шторм. Один из трех, спущен­ных на воду в Архангельске, «Михаил», остался зи­мовать в Белом море, не успел в полную воду переско­чить через бар в устье Северной Двины. Северное море тоже обошлось неласково с моряками.

Не раз меняли паруса, ставили запасной рангоут после жестоких схваток с бушующей стихией.

В минувшие месяцы стоянки экипажи привели корабли в должный порядок и были готовы на исходе зимы отправиться в Ревель.

Все бы ладно, если бы Балтика враз освободилась от ледяного панциря. Но матушка-природа распорядилась по-своему. Обычно зимой Датские проливы не замерзали вовсе, и только в сильную стужу их иногда прихватывало тонким льдом. Северная же половина Балтийского моря, начиная с широты Курляндии, сковывалась на зиму крепким льдом. Как правило, в открытом море лед таял с началом весны. На севере же Ботнический и Финский заливы освобождались от ледяного покрова не раньше мая.

Об этом напомнил Ивану Сенявину и Федор Салты­ков. Он привел на рейд Копенгагена из Англии пять купленных кораблей.

— Вспомни-ка, наши полки с пушками к Выборгу по льду прошли, еще Пасхи не было, а галеры на под­могу генерал-адмиралу сумели пробиться только спу­стя месяц-другой.

— И то верно, — согласился Сенявин, — спешить покуда не стану, пускай матросики отдохнут лишний месяц.

— Кроме прочего, — заметил Салтыков, — нынче и шведы в море рыщут на перехват наших судов, вона прошлым летом прихватили купленный мной «Биленброк», так я до сих пор и маюсь. Экипажи там бы­ли аглицкие офицеры. Написали женкам в Лондон о своей доле в плену, на меня натравили. Те женки мне проходу не дают нынче. Требуют денег за мужей на пропитание.

Сенявин сочувственно покачал головой:

— Непростая у тебя здесь доля. Смотрю, мороки невпроворот.

— Что поделаешь, отечеству польза, сие генераль­ное, — в тон товарищу ответил с некоторой грустью Салтыков. — Как я разумею, ныне на море схватка предстоит со шведами нешуточная. Кто кого, сие и оп­ределит скончание войны.

Салтыков и Сенявин откровенничали без утайки. Подружились они давно, будучи волонтерами при вояже с царем в Европу. Война раскидала их по разным местам. Салтыков сооружал фрегаты, шнявы, бриган­тины, Иван хаживал на них в море.

Редко приезжал Федор в Копенгаген, лишь когда готовил «покупные» корабли для отправки в Ревель. Экипажи приходилось менять наполовину. Многие англичане нанимались только для привода судов из Лондона в Данию. Здесь приходилось выискивать офицеров, шкиперов, матросов по тавернам, нани­мать через знакомых мастеровых на верфях. Жил Фе­дор при посольстве, во флигельке, в маленькой ком­натке.

Сенявин обрадовался появлению давнего товари­ща и почти каждый вечер гостил у него. Иногда сиде­ли допоздна, Иван оставался ночевать. Но Федор при свечах скрипел пером, черкая по бумаге.

— Небось государю все отписываешь подроб­но? — с сочувствием, оттенком некоторой зависти спросил Сенявин в первую же ночевку.

— Как сказать, Иван, — засмеялся Федор, — к го­сударю я изредка обращаюсь, когда невмочь, ежели покупка добрая, штоб не упустить оную из-за денег. А так завсегда более отписываю Федору Матвеевичу. Генерал-адмирал меня обязал ставить его обо всем в известность. — Салтыков отложил перо, снял паль­цами нагар у свечи. — Писание же сие и верно госуда­рю сочиняю. Уже не первый год. Видишь ли, за ми­нувшее время насмотрелся на устройство жизни здесь. Обида берет за наше отечество. Худо у нас многое. По­размыслил о том и отписал государю свои пропозиции.

Салтыков взял перо, обмакнул в чернила, а Сеня­вин не удержался, полюбопытствовал:

— Разумею, твое усердие государь по заслугам от­метит.

— Не ведаю, Иван, покуда ни ответа, ни привета. Решился в другой раз с государем поделиться своими грешными мыслишками. Авось польза будет. — Фе­дор закашлялся. — По совести, надоело здесь, домой тянет.

Прошла неделя-другая, и Салтыков уезжал в Лон­дон, на прощание предупредил Сенявина:

— Ты гляди, матросню свою упреди. В здешних кабаках немало шпионов швецких шастает. Вербуют датчан, голландцев, немцев на свою службу. Заодно выведывают о нашенских делах. Они-то и доносят обо всем в Карлскрону о наших замыслах своим адмира­лам. Особо по сию пору, чуют, што наша морская си­ла подымается.

После отъезда Федора Сенявин начал присматри­ваться к посетителям таверн в Копенгагене.

Как и обычно во всех портовых городах мира, зав­сегдатаями этих злачных мест были моряки. Тавер­ны, как правило, не закрывали свои двери перед посе­тителями круглые сутки. Через Датские проливы с обеих сторон, с запада и востока, то и дело приходи­ли ежедневно десятки, а в летнюю пору и более купе­ческих судов. Товары везли из ближних портов Анг­лии, Голландии, Франции. Реже мелькали флаги Ис­пании, Португалии, Венеции. В обратном направле­нии часто те же купеческие парусники набивали трю­мы покупками в портах Швеции, Петербурга, Ревеля, Риги, Данцига. На море шла война, но торгаши дела­ли свое дело.

По пути, суда, как правило, на день-другой захо­дили в Копенгаген, наполняли бочки свежей водой, запасались провизией. Если в проливах штормило, отстаивались на якорях, ждали доброй погоды.

В такие дни матросня, боцманы, шкиперы, ком­мерсанты съезжали на берег — поразвеяться перед дальней дорогой или, наоборот, разрядить накопив­шееся неделями напряжение после долгого пути.

Разноплеменная и разноязычная толпа посетите­лей таверн отводила душу под воздействием издревле прельщавших пороков человечества — табака, вина и распутных женщин…

Время в свое удовольствие моряки проводили, рас­пределяясь строго по корабельным сословиям. Капита­ны — отдельно, их помощники и офицеры — сами по се­бе, и дальше шкиперы, боцманы и прочая матросня. Сбирались компаниями по своим судам, кучковались. Бывало, заходили одиночки или парами, долго присма­тривались друг к другу, прежде чем развязывать языки.

К таким-то уединенным парочкам и начал пригля­дываться Сенявин. Среди них с удивлением и без осо­бого труда он высмотрел пришельцев с берегов Шве­ции. Оно и немудрено. Два года, проведенные в плену у шведов, приучили свободно овладеть шведским на­речием и легко распознавать уроженцев Скандинавии по обличиям. Проникали сюда шведы довольно сво­бодно, на купеческих судах. От Копенгагена до бли­жайшего шведского порта Мальме было всего-навсего десяток миль. В ясные дни шведский берег просмат­ривался невооруженным глазом.