Морские гезы
Шрифт:
Это я знал. Только вот что мне мог предложить князь Оранский?! Вид на жительство в Голландии?! Так пока что с этим проблем нет, если есть деньги. Впрочем, и в двадцать первом веке голландцы с удовольствием будут давать гражданство людям с деньгами. Разве что сумма увеличится.
— Помоги нам закрепиться на островах. Как только подоспеет помощь из Франции и Англии, я тебя сразу отпущу, — попросил он.
Я согласился. А что мне оставалось делать?!
Весть о разгроме испанского десанта ускорила переход на нашу сторону не только отдельных граждан, но и целых городов. Первым стал Флиссинген. Пятого апреля оттуда прибыла делегация горожан. Они сообщили, что решили перейти на сторону князя Оранского и выгнали из города испанский гарнизон. Им нужна была помощь. Флиссингенцы отлично понимали, что испанцы не отдадут без боя такой важный город.
Шестого апреля утром наш флот снялся с якорей и отправился на новую базу. Флиссинген и больше, и защищен лучше, и до Англии ближе. В Брилле остался небольшой отряд, в основном местные жители. Мы пришли к выводу, что у испанцев теперь будет головная боль посильнее, вряд ли сунутся сюда. Ветер был попутный, так что добрались быстро и без происшествий. К вечеру возле южной оконечности острова Валхерен в проливе Доллард стояли на якорях фрегат, два галеона и десятка три буйсов. К нам присоединились оставшиеся без работы рыбаки. Большая часть личного состава отправилась в город, чтобы разместить там семьи. Я свою оставил на корабле. Что-то мне подсказывало, что во Флиссингене в ближайшее время будет слишком интересно.
Два дня прошли спокойно. Как доносила наша разведка, испанский флот стоит на якорях восточнее, в самом начале эстуария, возле Зандвлита, готовится к прорыву блокады. Скоро к ним должны подойти пехотные части, которые погрузят на корабли и перевезет на остров Валхерен, чтобы очистить его от бунтовщиков. Нашей задачей было не позволить ему пройти в порт Мидделбург, расположенный на востоке острова, неподалеку от Флиссингена. В Мидделбурге был сильный гарнизон. Туда перешли и испанские солдаты, выгнанные из Флиссингена. Мне было интересно, есть ли среди них тот самый офицер, который бегал хоть и по-бабьи, но таки резво?!
На третий день, около шестнадцати ноль-ноль меня срочно вызвали на флагманский галеон. Как рассказал посыльный, к нам с моря приближается караван испанских каравелл. Скорее всего, идут они с севера Испании, везут вино, оливковое масло, кожи, овчины, овечью шерсть, селитру. Испания сейчас — сырьевой придаток Нидерландов. Испанская шерсть хуже английской, зато намного дешевле. Хитрые валлоны смешивают обе, грамотно перерабатывают и выдают сукно за изготовленное только из английской. С селитрой другая история. В Испании есть месторождения ее. Говорят, она такая же хорошая, как индийская, и намного лучше той, что получают с помощью ям с навозом. Поверх ям кладут солому или опилки, смешанные с толченым известняком. Испаряющийся метан вступает с ними в реакцию — и получается селитра. Ее надо очистить от примесей, растворив в горячей воде и засыпав золу. Зола вступает с ними в реакцию и оседает на дно котла. Раствор процеживают, выпаривают и получают более чистую селитру. Вот только порох, изготовленный из нее в Испании, получается плохой, а изготовленный в Антверпене — хороший. И это при том, что технология и там и там одинаковая. В двадцать первом веке такие же чудеса будут со сборкой автомобилей. Собранные в Германии будут лучше, чем собранные в России или Турции, хотя везде одинаковы и комплектующие, и конвейеры, и везде работают на конвейерах турки и русские.
В каюту адмирала набилось столько капитанов, что я с трудом протиснулся к столу. Место справа от Вильяма ван дер Марка было свободно и предназначалось для меня. Значит, он считает, что ситуация серьезная.
— Нам нельзя пропустить эту эскадру в Антверпен, — открыл совет барон Люме, который уже вышел из запоя, и лицо его из жалкого превратилось в заносчивое. — Если это случится, нас перестанут бояться. Тогда долго здесь мы не продержимся.
— Сколько идет кораблей? — поинтересовался я.
— Четырнадцать больших каравелл, — ответил он.
Такой флот был нам явно не по зубам, что понимали все.
— Нам не обязательно захватывать все четырнадцать. Хватит и трех, чтобы больше никто не рискнул пройти мимо нас, — предложил я.
— Предлагаешь выйти им навстречу и дать морской бой? — спросил Биллем ван Треслонг.
— Зачем?! — произнес я. — Подождем их здесь, стоя на якорях. Уверен, что они не знают, что Флиссинген захвачен нами, что это стоят корабли гезов. Они ведь будут уверены, что опасности позади, что можно расслабиться. Когда поймут, что ошиблись, будет уже поздно для кое-кого. Если человек не готов к бою, то при внезапном нападении он сперва убегает. Наше дело — позаботимся, чтобы уцелевшим испанцам было, куда убегать, чтобы не пришлось им вступать с нами в затяжной бой, который нам не нужен.
Биллем ван Треслонг утвердительно кивнул и посмотрел на адмирала.
— Другие предложения есть? — задал вопрос Вильям ван дер Марк, хотя отлично понимал, что от капитанов рыбацких буйсов ничего умного не услышит.
Они умели воевать только с треской и селедкой. Если бы он спросил, как лучше засолить селедку, то услышал бы подробнейшую инструкцию. Поэтому других предложений не было. Мы разделили буйсы на несколько групп. Будут брать на абордаж каравеллы, поврежденные большими кораблями. Обговорили систему сигналов.
42
Через два часа, когда испанцы вошли в пролив Доллард, там стояли на якорях в линию два галеона и фрегат, а за ними лежали в дрейфе буйсы с абордажными командами. Я отдал на них и часть своего экипажа. С парусами нам, надеюсь, работать не придется. Прилив только начался, поэтому каравеллы приближались к нам медленно. Первой шла трехмачтовая, с прямыми парусами на фоке и гроте и латинским на бизани. Паруса новые, с яркими красно-золотыми крестами во всю высоту и ширину. Испанцы любят бога количественно. Длиной каравелла была метров двадцать пять, шириной шесть-семь. Одна пушечная палуба, с каждого борта по двенадцать портов. Плюс фальконеты на надстройках. Шедшие за ней были меньше, причем место в строю определялось тоннажем: наименьшие шли замыкающими. Красиво шли. В полветра, подгоняемые приливным течением, с величавой плавностью лебедей. И в такую красоту мы сейчас будем стрелять.
Когда флагманская каравелла приблизилась к нам, я скомандовал трубачу, приданному нам адмиралом:
— Начинаем.
Я не лез в руководители этой операции, но адмирал и его заместитель самоустранились. Видать, действовали по принципу «инициатива наказуема исполнением». Придумал план — вот и командуй.
Звонкий сигнал разлетелся над проливом. С последними его звуками загрохотали пушки. Карронады фрегата через одну были заряжены книппелями и картечью. Первые били по парусам и рангоуту флагманской каравеллы, вторые — по палубам, на которых, правда, матросов было немного. Пушки с гондека ударили по надстройкам. Черный дым лететь против ветра не захотел. Его снесло на фрегат, на носовую его часть, а на корму принесло другое облако, со стоявшего справа от нас галеона, который разрядился во вторую каравеллу. Наибольший урон мы нанесли парусам и кормовой надстройке, заделав в ней большую дыру. Наверное, два ядра попали рядом. В дыру был виден полураздетый человек, лежавший на палубе в каюте. Белая рубаха на нем стремительно краснела, пропитываясь кровью. Каравелла, медленно теряя ход, прошла мимо нас. За ней последовала вторая, тоже лишенная парусов и получившая несколько ядер в обе надстройки и в корпус выше ватерлинии. У третьей, в которую стрелял галеон под командованием Биллема ван Треслонга, кормовая надстройка была разворочена основательно. Пострадал или рулевой, или рулевой устройство, потому что корабль начал уходить вправо, от нас. Следовавшие за ними каравеллы начали обгонять ее по левому борту, а потом уходить вправо, чтобы спрятаться за первыми двумя. Они не знали, что их ждет впереди, предполагали худшее. Мы успели перезарядить карронады и лишить парусов еще две каравеллы, восьмую и тринадцатую. Последней досталось еще и от наших пушек. Галеоны из пушек больше не стреляли, зато из фальконетов палили часто и по всем подряд каравеллам, даже по тем, которые мы уж точно не захватим.
Когда замыкающая каравелла вышла на траверз фрегата, я приказал трубачу:
— Давай сигнал буйсам.
Рыбацкие суденышки резво рванули к пяти каравеллам, которые приливное течение сносило по проливу к материку. На палубах появились лестницы с крючьями и упорами, которые до этого прятали в трюмах. С обеих сторон загрохотали фальконеты, тяжелые и легкие мушкеты, аркебузы, пистолеты. В абордажном бою испанцы показывали себя лучше. Впрочем, сопротивлялись не долго. Как мне сказали, матросы на этих каравеллах — в основном жители Нидерландов, которым нападавшие были все-таки ближе. В любом случае, погибать за испанцев они не собирались. Сражались только испанские солдаты и офицеры, которых было мало. По моему совету им кричали, что сохранят жизнь. Это ли помогло, или гезы научились брать на абордаж большие корабли, но справились быстро. К вечеру две наиболее пострадавшие каравеллы уже стояли в порту под разгрузкой, а остальные — на якорях рядом с нами.