Морские львы

Купер Джеймс Фенимор

Северо-восточный ветер, дождь и оттепель овладели всем островом, когда наши смельчаки вышли посмотреть погоду. Когда вынесли термометр на воздух, то он показывал шестьдесят два градуса, и моряки сняли вторые рубашки и самые тяжелые платья. Снег почти совершенно исчез, и лед много потерял из своих обширных размеров. Что касается дома, то он был цел и кругом его не было снега.

Росвель, поручив разбитый корабль своему второму офицеру, отправился на мыс. Лев, молодой моряк, которого Росвель спас от смерти, сопровождал его, получив у него позволение вступить в ойстер-пондский экипаж. Оба пришли в дом прежде ночи, где нашли Газара и его товарищей очень беспокоившихся о судьбе ушедших. Рассказ

о происшедшем на другой шхуне произвел большое впечатление на наших моряков, и Росвель в этот вечер прочел молитвы перед собранием.

На другой день утром ветер, дувший с севера, продолжал быть тихим. Охотники за тюленями не видали подобной погоды с тех пор, как прибыли на остров, и действие, которое она на них произвела, их оживило и ободрило. После завтрака Росвель дошел даже до губы, чтобы видеть состояние своего собственного корабля или, скорее, того, что от него осталось. В нем находилась большая куча снега, и он дал приказание некоторым из своих людей очистить его. Около полудня весь этот снег исчез.

Лишь только освободили корабль от снега, то Росвель велел вынуть из него все в нем находящееся: остатки груза, бочки с водой и замерзшие припасы, чтобы он мог как можно легче всплыть. Так как лед наполнял все дно шхуны, и был несколько футов толщиной, то сочли благоразумным прибегнуть к очистке. Опыт удался, и корабль, облегченный от тяжести, поднялся на четыре дюйма.

В этот вечер Росвель составил совет из своих офицеров и старейших матросов. Надо было узнать, оставить ли остров в шлюпках, или, сделав некоторые поправки в остове корабля и восстановив палубу, воспользоваться этим исправленным кораблем для возвращения на север? Поспорив, пришли к следующему решению, а именно: надобно остаться еще с месяц на месте, прежде чем можно будет пуститься в этот бурный океан, в полное море и в открытых шлюпках. А так как благоразумие советует провести еще целый месяц на острове, то очень легко посвятить его перестройке шхуны. Если же холодная погода возвратится, то, как последнее средство, сжечь эти материалы.

Итак, принялись за работу, и погода очень редко препятствовала ей. В продолжение трех недель ветер был благоприятен для возвращения хорошей погоды и шел с востока на запад, но никогда на юг. Почти каждые два дня посылали двух матросов на горы, чтобы посмотреть состояние льда.

В продолжение трех недель сделали много полезного. Дагге перевезли в дом в ручной тележке и ухаживали за ним как можно лучше.

Росвель не имел намерения перестроить корабль в прежнем виде. Он предполагал только немного поправить его надводную часть и восстановить, сколько возможно, его палубу.

К счастью, задняя часть виньярдского «Льва» была вся еще цела; доски его были очень полезны и помогли исправить заднюю часть шхуны. Но оставалась еще палуба и вся передняя часть. Воспользовались материалами различных частей обоих кораблей и успели починить палубу довольно сносно. Почти бесполезно говорить, что снег, лежавший по прибрежным утесам, скоро растаял. Все пещеры исчезли еще в первую неделю оттепели. Наконец, начали показываться тюлени, что считали хорошим признаком.

Отдаленная часть берега была уже покрыта этими животными. Увы! Этот вид уже не возбуждал более жадности в сердце охотников за тюленями. Они не думали о прибыли, но все их желания ограничивались спасением своей жизни и занятием скромного места в том обществе, в котором они были до этого пагубного путешествия.

Это вторичное появление тюленей произвело на Росвеля Гарднера большое впечатление. Его ум более и более занимался религиозными предметами, и его разговоры с Стимсоном были гораздо чаще, чем прежде, и это не потому, что его наставник в разговорах подобного рода мог открыть ему свет знания, но потому, что Росвель нашел в Стимсоне ту сильную веру, которая разрушает все сомнения.

Во время испытаний Стимсон никогда не терял бодрости.

— Мы не замерзнем, — обыкновенно говорил он, — и не умрем от голода, если на это не будет воли Божьей. Если же Бог захочет этого, так поверьте мне, друзья мои, что это послужит нашему же счастью.

Что касается Дагге, то, казалось, что он более не думал о разбитом корабле. Когда ему говорили, что тюлени опять возвратились, то его глаза сверкали и лицо выражало сильное желание, но теперь это был только отблеск некогда столь сильной страсти, отблеск, исчезавший в той ночи, сумрак которой надвигался на него.

— Как жалко, Гарднер, — говорил Дагге, — что у нас нет готового корабля, чтобы принять другой груз, в это время года можно бы наполнить огромный корабль.

— Груз у нас гораздо значительнее, нежели мы можем вынести. Нам надо оставить половину всех наших кож и весь жир. Трюм шхуны очень узок для помещения всего нашего груза. Балласт корабля я сделаю из воды и провизии, а остальное место наполню самыми лучшими из наших кож; все же другое придется бросить.

— Зачем же бросать? Оставьте здесь одного или двух человек из вашего экипажа беречь его, и по своем возвращении пошлите за ним корабль. Оставьте меня здесь, Гарднер, я готов остаться.

Росвель несколько раз разговаривал с Дагге, не скрывая от него его положения. Дагге сознал сам близость угрожающей ему смерти. Стимсон часто молился за Дагге, а Росвель, по его собственной просьбе, читал ему главы из Библии; это заставляло думать, что виньярдец более заботится о близком конце, нежели о выгодах этой жизни. Он таким и был, пока не сказали ему о возвращении тюленей.

В это время всего более занимались поправкой «Морского Льва». Хотя эта продолжительная оттепель была очень благоприятна для наших моряков, но читатель не должен считать ее за ту теплоту, которой в умеренном климате пользуются в мае месяце. Не было ни одного цветка, ни одного признака растительности, и лишь только переставал дуть северный ветер, как все замерзало. Два или три раза холод был так силен, что думали, что зима возвратилась, и в конце третьей недели прекрасной погоды порыв южного ветра снес снег и лед. Буря началась утром до восхода солнца. Дни тогда были очень долги, и все пространство, находившееся вокруг дома, было завалено кучами снега. Вся работа была брошена в эту бурю, которая могла довести несчастных охотников за тюленями до печальной необходимости сжечь еще часть почти уже конченной шхуны, чтобы не умереть от холода. Тогда-то сказали Дагге, что от обоих кораблей, кроме употребленного на поправку шхуны, не осталось дерева, чтобы поддерживать еще огонь в продолжение сорока восьми часов.

Перепробовали все: зажгли большое число ламп, похожих на огромные факелы, из старого полотна и жира морских слонов. Таким образом достали немного тепла.

В эту-то бурю душа Дагге улетела в другой мир, чтоб дожидаться там часа, в которых предстанет на суд перед Богом. Перед смертью он был откровенен с Росвелем; все его ошибки и непредусмотрительность поразили его самого.

— Я боюсь, что слишком любил деньги, — сказал он Росвелю, менее чем за час до последнего вздоха, — но надеюсь, что не столько для себя, сколько для других. Жена и дети, Гарднер, самая сильная связь, привязывающая человека к земле. Подруги охотников за тюленями привыкли к несчастным приключениям, и виньярдские женщины знают, что очень редкие из них видят подле себя мужа в старости. Бедная Бетси! Для нас обоих лучше было бы довольствоваться малым, которое мы имели, потому что теперь должно лишиться всего.