Морские люди
Шрифт:
— Я серьезно.
— Так и я нисколько не шучу. Ну ладно, давайте на бак, помогите Абросимову, Силагадзе, после выхода там работы край непочатый.
— Есть на бак, товарищ старший мичман!
И он побежал. Впереди предстояла нелицеприятная встреча с Абросимовым, намечалось собрание команды. Мало что приятного светило ему впереди, но Виктор все равно вздохнул с облегчением и помчался в заданном направлении молодым жеребчиком. Состоялось главное — отпущение грехов. Думать о том, что ждет бестолковую, хоть и очень ценимую хозяином голову дальше, совсем необязательно. Как говорится — будет день, будет и пища.
Старший мичман внимательно
Размышления главного мичмана прервал мичман Горелкин, стоящий сегодня дежурным по низам:
— Ты куда, Иваныч?
— Да вот, командир назначил рандеву.
— На ковер, значит, идешь. Ох, чую, без суда чести не обойдется.
— Что-ж, будете судить.
— Матросик, который сейчас извинялся, это он самый и есть?
— Он.
— Ну, если между собой разобрались, то с начальством проблем не будет, а?
— Икс его знает. Слушай, дай сигарету, курить хочется. У меня далеко, в каюте.
Вышли, закурили. Дождь не прекращался. Петрусенко в несколько затяжек добрался почти до фильтра, аккуратно затушил окурок и философски заметил:
— Взысканием больше, взысканием меньше, этим на флоте никого не удивишь. На это наплевать, дело житейское… Ну, ладно, оставайся, пойду.
— Приходи, расскажешь.
Часть вторая Син тяо, Вьетнам!
Испытание
Утром в каюту командира постучался рассыльный. Он передал распоряжение из штаба бригады. Капитану третьего ранга Терешкову надлежало прибыть к комбригу со старпомом, помощником и замом по политической части.
— Ну вызвали и вызвали, сейчас сойдем, да и прогуляемся по земле-матушке, — благодушно сказал Анатолий Васильевич. — Дел-то.
Матросик дополнил, что капитан первого ранга Земсков приказал не забыть взять с собой старшину боцманской команды старшего мичмана Петрусенко. У командира отвисла челюсть.
Терешков знал, что в ежедневном политдонесении капитан-лейтенант Москаль сразу рапортовал наверх об оплеухе, отвешенной главным боцманом матросу Звереву. Это предусмотрено его прямыми обязанностями замполита. В родных пенатах как к старшему мичману, так и к матросу были применены меры воздействия от беседы по душам до дисциплинарного взыскания. О чем так же сообщили да вдобавок командир корабля лично убеждал капитана первого ранга Земскова, что этого достаточно.
Не поверил старый хрыч, глубокомысленно решил капитан третьего ранга Терешков, значит, сегодня штабисты сами поставят точку в истории с происшедшим. Станцуют на костях главного боцмана. Он набрал телефон Москаля:
— Иван Константинович, рассыльный был у вас? Только что вышел? Пойдем, совершим променад до комбрига за получением пилюли и пригласи Петрусенко. Видите,
Анатолий Васильевич не сомневался, что состоится так сказать панихида с выносом тела. Пусть знают и Москаль с Черкашиным. Наверху примут понятно какое решение, Петра Ивановича попросту уволят, а что делать им? Где сейчас найдешь рачительного, опытного боцмана? Днем с огнем не сыщешь, хороших хозяйственников на конвейере не собирают, штучная работа. Черкашин предложил было кандидатуру увольняющегося в запас старшины первой статьи Абросимова.
— Нет, дорогой ты мой старпом, нынешнего увольняющегося никакими пирогами не заманишь остаться на службе.
Виктор Степанович и сам понимал, что сморозил глупость. Он зло скривился.
А Петра Ивановича проводил Клим. До самого трапа. Он уже хотел было пихнуть товарища к сходне, да приостановился: ну вот, ты слушай, дело приблизилось к концу, раз дошло до комбрига. Будем посмотреть, выводы насчет мер против Зверева у тебя, боцманяра, остались прежними, но, кажется, не это интересует начальство. О происшедшем особо расспрашивать тоже не будут, в рожденных после бесед и собраний бумагах все подробно расписано. Просто прибавится еще один отчет, мало ли их рождается и хранится в штабах. Отчехвостят, может, возьмут слово впредь думать, а потом уже действовать. На этом все закончится. Вот такими словами проводил молодой мичманок старшего мичмана.
Он был уверен в своей правоте. Гнать Петрусенко с корабля штабным в голову не придет, а взысканием больше, как тот сам говорил, взысканием меньше… Наплевать, растереть и забыть. Верно? Верно. Клим посмотрел вслед удаляющимся сослуживцам и с легкой душой отправился проводить плановые занятия в команде.
Один только Шапурин пристроился в кильватер, находясь в неведении и полном недоумении. Хотел было поинтересоваться, зачем штабным понадобился помощник, если на месте командир, старпом, замполит. Потом покосился на главного боцмана и пришел к выводу: раз командование вызвало, значит, надо. Там скажут, небось, не утаят причину. Лишь бы не держали долго. На столе каюты у него еще столько писанины осталось, не дай Господь. Обработанные данные необходимо приносить Терешкову вовремя, иначе заживо сожрет. Черкашин поможет. Шапурин покосился на старпома. Ишь, пристроился, вышагивает рядом, прямо кровный брат, но только попади такому на зуб…
Пришли. Доложились командиру бригады капитану первого ранга Земскову. Обменялись приветствиями с присутствующими в кабинете офицерами. Здесь были представитель политотдела, майор с эмблемами юриста и еще кто-то из особого отдела с нагрудным знаком в виде щита с направленным вертикально вниз мечом. Земсков, обращаясь к Терешкову спросил:
— Анатолий Васильевич, где сейчас ваш матрос Силагадзе?
— Еще в отпуске, товарищ командир. Через неделю должен прибыть.
Капитан-лейтенант Черкашин насторожился. Матрос Силагадзе тоже служит в боцкоманде. Что-то натворил соколик, не иначе. Все, можно быть уверенным, о Петрусенко речи не будет. Владимир Георгиевич кинул взгляд на Терешкова. Судя по выражению глаз командира корабля, тому тоже стала ясной истинная причина вызова. Оба повеселели — пронесло, хрена всем тертого, а не Петра Ивановича нашего. С другими бедами справимся, не впервой стоять на ковре у начальства, с годами службы шкуры у обоих продубели до такой степени, что не реагируют на язык. При необходимости пуля и та отскочит.