Морские террористы
Шрифт:
Яхта была изящно сложена: двухпалубная надстройка и мостик имели округлые линии. Иллюминаторы располагались точно между верхней кромкой борта и ватерлинией.
Шон стоял в центре «остроскулой» верхней палубы и смотрел снизу вверх на Мохаммеда Кадера и капитана, стоявших с поднятыми руками за стеклом мостика. Он указал рукой на араба:
— Спускайтесь, сэр!
Оглянувшись, японец увидел картину, удивившую его. Лежаки сан-дек по-прежнему были заняты двумя девушками-европейками и тучным арабом лет сорока пяти. Гибель катера сопровождения и скоротечный абордаж вогнали их в ступор. Шон освободил палубу от посторонних, кивнув Ксавье:
— Место капитану и его гостеприимному хозяину.
Француз подошел к крайнему лежаку и склонился над девушкой:
— Пошла вон отсюда, сучка!
Обе девушки сорвались с мест, перепрыгивая через форлюк, к рубке. Напротив изящной двери, ведущей к роскошным каютам, они попали в объятия нескольких пиратов. Визг, хохот, брань смешались воедино.
Толстый араб обходил люк справа. Ксавье остановил его и показал иное направление:
— За борт, свинья!
Едва араб коснулся рукой борта, Ксав прострелил ему ноги из пистолета и столкнул в воду.
Накамура сел в шезлонг и жестом руки поторопил хозяина яхты.
— Меня зовут Шон. Шон Накамура, — представился он. — Присаживайтесь. Вы сэкономите мне кучу времени, если покажете, где вы храните колье Люсьена Готре. Мой заказчик был бы рад видеть «Жемчужину Египта» в своей коллекции. Но он ее не увидит. Это украшение я подарю женщине, чтобы вернуть ее прежнее расположение. Для ваших шлюх, которые ублажали вас на протяжении трех тысяч миль, у меня найдется предложение: продать их в притоны Юго-Восточной Азии и поделиться с вами выручкой.
Свою речь Шон намеренно стилизовал, имитировал черты эпохи Моргана и Дрейка. Хорошо это или плохо, его мало интересовало. Он просто издевался.
— Я член королевской семьи...
Японец перебил араба:
— Покажите мне вашу семью, и я вам поверю.
Невозмутимость Кадера раздула ноздри Накамуры и вернула его в век нынешний. Сейчас он ощутил внутреннюю связь с расистом Флином.
— Послушай, мусульманин, во что выльется каждая секунда... нет, не твоего молчания. Я твою породистость и спесь буду вырезать мечом, — холодно отрезал он.
— На борту моей яхты гости.
— Уже не так много, как ты думаешь. Чем дольше ты будешь демонстрировать выдержку, сидя в мокрых шелковых подштанниках, тем меньше гостей останется на яхте. Ксав, — не оборачиваясь, спросил капитан, — араб пошел на дно?
— На дно ему не дадут уйти акулы. Они уже кружат вокруг него.
— Сколько кают на яхте?
— Пять, — ответил хозяин.
— Две из них — самые большие и роскошные — принадлежат вам и вашей очаровательной гостье — французской фотомодели, — несколько раз покивал Накамура. — Я точно знаю: в каждой каюте ванна, бар, компьютер, спутниковая связь. Так было до знакомства со мной. Сейчас в каждой каюте по два-три пирата и два-три трупа.
— Хорошо. Пойдемте со мной. Колье в моей каюте.
В салон яхты они спускались уже по залитой кровью дорожке, устилающей трап. Телохранители Мохаммеда отдыхали в своей каюте, расположенной напротив моторного отсека. Их разбудил грохот артустановки, а дальше они напоролись на молниеносный штурм пиратов.
На широкой кровати сидела блондинка лет двадцати пяти, дрожавшая под похотливым взглядом Джона Хаксли. Поймав взгляд командира, Хаксли вышел из каюты и закрыл за собой дверь.
— Да, — протянул Накамура, не сводя глаз с фотомодели и поглаживая рукоять кодати. — Колье хранится в самом красивом месте. Спасибо, — он чуть склонил голову.
Араб машинально повторил его жест. Шон выхватил меч и всадил его в голову хозяина...
И снова удивление: девушка даже не вскрикнула.
Присев на краешек кровати, Шон поманил ее к себе. Она села рядом. Он вытер клинок о шелковое покрывало и вложил меч в ножны. Наклонив голову девушки, он снял с ее шеи украшение. На пороге обернулся. Его губы шепнули:
— Прощайте.
Он поднялся на мостик и срезал колокол — самый дорогой из всех, что ему приходилось реквизировать: он был из чистого золота.
У Хаксли было не больше двух минут. По сути, он будет прыгать на борт отходящего от яхты капера. Он рванул девушку за руку и сбросил на пол. Расстегнув ремень на своих брюках, он спустил их до колен. Повернув ее на живот, он разорвал на ней восточные атласные шаровары и раздвинул ягодицы. Его налитый кровью член торопливо и глубоко вошел в девушку, отчего Хаксли почувствовал острую боль, а крик жертвы принял за свой выкрик. Боль подсказала ему — он не сможет испытать оргазм за столь короткий срок. Он перевернул девушку на спину, снова вошел в нее и сделал несколько резких движений. Потом обхватил ее шею руками и сильно сжал. Она задыхалась, ее глаза вылезали из орбит — все это внешние признаки, которых Хаксли не видел: он насиловал девушку с закрытыми глазами. Она умирала — и от осознания этого он почувствовал, как к его голове подкатила волна удовлетворения. Хаксли застонал и дернулся в оргазме в тот миг, когда рука девушки, терзающая шею самого Хаксли, упала на пол.
«Интерцептор» отходил от борта яхты уже в виду океанского лайнера, следующего в Сингапур по международной линии. Флагман обошел его вокруг, красуясь и нагнетая страх в сердца членов экипажа и пассажиров. Потом он взял курс на восточный берег Таиланда. А там он словно растаял. Несколько часов спустя его видели в центре Сиамского залива. Один из руководителей спецоперации, получивший подтверждение о нападении «Интерцептора» на яхту Мохаммеда Кадера, сказал: «Либо он сам дьявол, либо у него есть двойник».
3
Камбоджа
Вечерний суп молодая хозяйка готовила прямо на столе. На газовую плитку, стоящую в центре стола, она поставила глиняный горшок с кипящим мясным бульоном. Поочередно опускала в него грибы, овощи. Потом, обходя гостей, разлила густой бульон по тарелкам.
Николай Кокарев, глядя на тарелку с сырым мясом, тяжело сглотнул и спросил у Мафи:
— Я, конечно, ел строганину. Из рыбы. Один раз. Пару раз пробовал сырых лягушек — мерзость.