Морские волки. Навстречу шторму (сборник)
Шрифт:
Набережная в городе придает ему важный вид. На ней выстроены прекрасные здания, принадлежащие европейским купцам. Из них английская и голландская фактории могут быть названы великолепными. Что же касается строений, принадлежащих собственно китайцам, то и самые лучшие из них довольно невзрачны, а о домах бедных китайцев уже и говорить нечего. Многие из них не имеют другого отверстия, кроме двери, которая завешивается циновкой или тонкими ширмами из бамбука. Богатые дома состоят из нескольких четырехугольных вымощенных кирпичом дворов, на которых у стен строятся беседки, где ставятся стулья, столы и горшки с цветами или плодовыми деревьями. В других посредине устраивается небольшой пруд или ставится большая глиняная чаша для золотых рыбок, доставляющих имеющим их китайцам большое удовольствие. Такие дома состоят большей частью из двух помещений и несколько походят на раскинутые палатки. Верхний этаж китайского дома можно считать внутренними покоями, в которых живут женщины, если нет особого сераля. Следовательно, вход в них для всех воспрещен. Китайские храмы, которых здесь великое множество, мало украшают город. Даже самые большие из них (об одном из них упомяну впоследствии) по своему внешнему виду не заслуживают особенного внимания.
Хотя некоторые путешественники пытались определить число жителей Кантона, мне кажется, это нельзя сделать без большой ошибки. Торговля с европейцами заставляет стекаться в этот город множество людей во время пребывания купеческих судов. В отсутствие же их число жителей значительно уменьшается. Летом праздные люди уходят во внутренние части провинции и работают на полях вместе со своими родственниками, а в городе остаются только обыватели и те, все богатство которых состоит из малых, покрытых циновками лодок. Эти бедняки вынуждены искать себе хлеб насущный на воде, так как на берегу ничего не имеют. Таких людей в Кантоне, как уверяют, великое множество, а река Тигрис ими наполнена. Иные промышляют перевозом, другие же внимательно следят за тем, не будет ли брошено в воду какое-нибудь мертвое животное, чтобы подхватить его себе в пищу. Они ничего не упустят из того, что упало в реку. Многие из них разъезжают между кораблями и достают железными граблями со дна разные упавшие безделицы и продают их, доставляя тем себе пропитание.
Кантон можно разделить на две главные части: внешнюю и внутреннюю. В последнюю никто из иностранцев не может войти, ибо в ней живут наместник провинции и все знатные чиновники. Этот город относится к числу первых торговых городов в мире. Кроме европейских и американских кораблей, которые ежегодно вывозят отсюда до 30 000 тонн разных товаров, вся Индия и морской берег до Малакского пролива ведут с ним торговлю. Вследствие чрезвычайной многолюдности здесь ни в чем не может быть задержки, даже если бы упомянутое число приходящих кораблей удвоилось. Погрузка и выгрузка товаров в этом городе производится с удивительной скоростью, лишь бы не вмешалось правительство. В таком случае неминуемо должна последовать несносная медлительность. Кантонские начальники, вместо надлежащего наблюдения за порядком торговли, весьма выгодной для их государства, заботятся только об изыскании способов грабежа для своего обогащения. Во всей Китайской империи существует полное рабство. Поэтому каждый вынужден смириться со своей участью, как бы она ни была горька. Первый китайский купец – не что иное, как казначей наместника или таможенного начальника. Он обязан доставлять тому или другому все, что только потребуется, не ожидая никакой платы. Иначе его спина непременно почувствует тяжесть вины. Заметим, что в Китае никто не избавлен от телесного наказания. Мало того, каждый может наказывать как ему вздумается всех, кто ниже его по сословию. В седьмой главе путешествия Барроу [178] сказано, что всякий государственный чиновник от 9 до 4-го класса имеет право наказывать бамбуком младшего после себя, а император предоставил себе честь наказывать своих министров и чиновников первых четырех классов. Известно, что покойный император Киенг Лон [179] приказал однажды высечь двух своих совершеннолетних сыновей, один из которых, кажется, теперь царствует. Поэтому неудивительно, что подчиненные в Кантоне слепо повинуются своим начальникам и безмолвно удовлетворяют их алчность, особенно когда большая часть их личных убытков связана с иностранцами, на товары которых можно налагать цену по произволу.
178
Джон Барроу – английский географ и общественный деятель (1764–1848). Известен своими путешествиями в Китай и Южную Африку. Был инициатором экспедиций по отысканию северо-западного пути из Атлантического океана в Тихий. В честь его названы мыс и пролив на севере Аляски. Наиболее крупные работы Б. – «Travels in the anterior of Southern Africa» (1801–1803 гг.) и «Travels to China» (1804).
179
Император Киенг Лон (Цяньлун) был четвертым государем Китая из маньчжурской династии Цин. В период его царствования (1736–1795) внешнее могущество маньчжурской империи в Китае достигло расцвета, но сопровождалось ростом влияния крупной маньчжурской и китайской бюрократии и откупщиков.
Из Кантона вывозится в основном чай, а затем: китайка, шелк, фарфор, ревень и пр. Чаем нагружаются все суда, особенно английские, которые обычно остальных товаров, исключая ревень, берут понемногу. Главный же ввоз состоит из мехов, тонких сукон, шерстяных материй, олова, жести и испанских талеров [180] . Последние предпочитают всему остальному, так как на них можно легко дешево купить лучшие товары. Меха же, напротив, так непостоянны в цене, что заранее никто не может знать, сколько за них получит, особенно потому, что теперь с ними ежегодно приходит множество кораблей из Американских Соединенных Штатов. Этим летом на них привезено до 20 000 морских бобров, проданных от 17 до 19 пиастров каждый. Последняя из этих цен была оплачена чаем, а первую мы получили потому, что одну половину брали товаром, а другую деньгами. Такая дешевизна связана не только с большим привозом, а в основном – с грабежом таможенных чиновников. Они присваивают себе право выбирать на каждом судне самые лучшие меха или договариваются с купцом, покупающим груз корабля, сколько тысяч талеров ему следует заплатить за то, чтобы он отказался от этого насильственного выбора. С нашего Луквы было взято 7000 пиастров. Столь непростительная наглость, вместе с пошлиной и другими издержками значительно снижают цену товара, и продавцы часто остаются в убытке.
180
Талер – широко распространенная в Западной Европе монета. Т. называли все серебряные монеты, весившие более одного лота, или 15 г. В зависимости от содержания чистого серебра, места и формы чеканки, эта монета получала разные названия. К таким названиям относится и указанный Лисянским испанский Т., распространенный в Испании.
Вся иностранная торговля находится здесь в руках одиннадцати человек – гонгов [181] , кроме которых никто не может купить иностранные товары. Как только судно придет в Вампу, хозяин его извещает упомянутых купцов о привезенных им товарах и выбирает из них одного, кто станет поручителем за его поведение и исправную уплату пошлины. Поручитель обычно бывает и покупателем привезенного груза. Без этого ничего не позволяется свезти на берег. Перед этим на корабль посылаются поверенные гонгов, которые, осмотрев привезенные вещи, назначают на них цену, и как только получат на нее согласие, то все перевозят в купеческие амбары. При таком условии ни один продавец никак не может определить настоящую цену своего товара, а должен зависеть от гонгов, которые каждую вещь оценивают по-своему. Эта монополия и грабеж начальников обесценивают все привозимые товары, и повышают цену китайских вещей до такой степени, что в скором времени надо ожидать если не полного прекращения торговли, то, по крайней мере, неизбежных убытков, которые вынуждены будут понести европейские купцы.
181
Крупные купцы Кантона и Макао – гонги (кохонги) – в XVIII – начале XIX в. составляли монопольную организацию по торговле с европейцами, которая заключалась преимущественно в вывозе шелка и чая.
По-видимому, сами китайцы стараются ускорить это событие, ибо не проходит года, в течение которого они бы не выдумали чего-нибудь нового во вред иностранцам, которые, как они считают, не способны прожить без китайских товаров. Такое мнение господствует среди всех китайцев без исключения, и поэтому каждый европеец должен здесь платить за все, по крайней мере, вдвое против настоящей цены. Никто из них сам не может купить никаких съестных припасов, а непременно должен иметь как на корабле, так и на берегу компрадора или кого-то вроде дворецкого из китайцев, который набавляет на каждую вещь сколько ему угодно и, кроме обмана, еще требует за свою услугу большого подарка, без чего невозможно обойтись. Одним словом, здесь ничего не делается без обмана, притом весьма наглого и грубого. Всего же несноснее то, что невозможно найти правосудия ни за какую нанесенную обиду. Ни одному иностранцу не позволяется видеть наместника или же послать письмо без величайших затруднений, и притом оно должно быть сочинено в крайне униженных выражениях. Если же оно написано хотя бы немного свободнее, а особенно, когда в нем хоть слегка упоминается о каком-либо злоупотреблении или несправедливости управляющих, в чем никогда не бывает недостатка, то никто не посмеет не только его перевести, но и вручить. Если европейцам случится когда-либо иметь влияние на пекинский двор, то они, по моему мнению, должны добиться прежде всего предоставления своим купцам преимущества не только видеться с кантонским наместником и объясняться с ним лично, но посылать также письма с жалобами прямо в Пекин, когда этого потребует необходимость. Теперь же ни одна строчка не отправляется в столицу без латинского перевода, который прочитывается до десяти раз прежде, чем будет представлен в назначенное ему место. Поскольку такие предосторожности приняты чиновниками единственно для того, чтобы скрыть от сведения высшей власти свои незаконные поступки, то, похоже, нет иного способа, кроме предложенного мной, для предотвращения этого злоупотребления и снискания правосудия. Россия, по-моему, имеет возможность предоставить своему купечеству все вышеуказанные выгоды, если наша торговля сделается обширнее и важнее в этой стране.
В этой местности производится все необходимое для жизни человека. Здешние любые животные, птицы и зелень отменно хороши. Обычная же пища китайцев – сарацинское пшено (т. е. рис), которое родится здесь в большом изобилии. Оно здесь также употребительно, как рожь в России. Это пшено служит ежедневной пищей как богатого, так и бедного, с той только разницей, что первый употребляет лучшие его сорта и в большом количестве, а последний довольствуется сарацинским пшеном посредственного качества и не более 2 или 3 кади [182] в сутки. Здесь употребляют напиток, называемый шамшу, изготовляемый также из этого пшена. Он довольно вкусен, если приготовлен надлежащим образом, в противном же случае крайне неприятен и даже вреден для здоровья, если его неумеренно употреблять. Самое обычное питье у китайцев – чай, который все без исключения пьют без сахара, настаивая в чашках с крышками.
182
Один кади содержит 300 г.
Многие утверждают, что китайское государство чрезвычайно богато, но я должен заметить, со своей стороны, что нигде нельзя найти подобной бедности, какой подвержены бесчисленные семьи в этом обширном царстве, если об этом судить по виденным мной примерам и по рассказам самих китайцев. Китайские улицы наполнены нищими, кроме тех бедных людей, о которых я упомянул выше и которые, из-за крайней своей нищеты, вынуждены, возможно, из рода в род проводить свою жизнь на малых лодках и с невероятными трудностями отыскивать себе самое скудное пропитание. Впрочем, такая бедность не является следствием тяжелых государственных налогов, так как нет народа в Европе, который платил бы столь малые подати своему правительству, как китайцы (Барроу в своем описании путешествия говорит, что государственные доходы Китайской империи не всегда одинаковы. Большие или меньшие их размеры зависят от урожая. Они состоят из десятой части всего урожая, кроме дани, пени, конфискации и подарков. Доходы эти достигают иногда 66 миллионов фунтов стерлингов на английские деньги. Употребление их, по свидетельству этого же путешественника, распределено следующим образом: на жалованье штатским чинам 1 973 333 фунта стерлингов, на содержание войска 49 982 933, на императорскую фамилию и двор 14 043 734. В 1797 году последняя сумма достигла лишь 12 009 000 фунтов стерлингов).
Кроме упомянутой выше пищи, китайцы едят все, что попало. Нет, кажется, никакого произведения природы, которое этот народ не употреблял бы в пищу. Крысы, на которых каждый европеец смотрит с отвращением, у них являются лакомством и продаются на рынках.
Чиновники и зажиточные купцы живут в большом достатке. У них богатые дома, великолепные сады. Стол их роскошный, особенно когда они дают публичные обеды, на которых нередко подается от 40 до 50 разных блюд. Некоторые из них очень дороги. Китайцы падки на все, что только может укрепить их телесные силы и удовлетворить сластолюбие. Поэтому за такие вещи платят весьма щедро, как например: за ласты морских хищников, птичьи гнезда (птичьи гнезда собираются по берегам Китайского моря. Они делаются небольшими птичками, похожими на ласточек, из клейкого вещества, а может быть, из рыбьей икры. Китайцы готовят из них супы и соусы, почитая их наилучшими и вкуснейшими) и т. п. Каждый парадный обед, на который приглашается множество гостей, без этих блюд считается невозможным, и потому без них никак нельзя обойтись, чего бы они ни стоили. Китайский прием мне очень не понравился. Порознь ставится несколько небольших столов, за каждый из которых садится от четырех до шести человек. Кушанье подается одно за другим в фарфоровых полоскательных чашках, из которых едят все друг за другом, попеременно. Каждому кладется по две костяные палочки, длиной около фута [30 см], которые используются здесь вместо вилки, ножа и прочего, по глиняной или фарфоровой ложке и маленькой чашечке, из которой за каждым блюдом пьют шамшу. Скатертей здесь не знают, а вместо салфеток кладется по куску тонкой бумаги, которая часто служит и носовым платком. Мне случилось видать, что первый в Кантоне купец Панкиква вытирал ею нос, когда нюхал табак. Китайцы управляются с костяными палочками с величайшей ловкостью. Большую чашку сарацинского пшена они опорожняют в половину времени, которое потребовалось бы европейцу с ложкой.
Китайцы ведут жизнь самую трезвую и воздержанную, но богатые содержат у себя красавиц. Женщин они обычно покупают и держат в сералях. Это требует немалых расходов. Китайцы покупают себе жен следующим образом. Мужчина договаривается в цене за свою невесту с ее родителями, никогда ее не видя. Ее отправляют к нему в дом в запертом портшезе, ключ от которого посылают жениху раньше. Если жених доволен покупкой, то оставляет ее у себя, в противном случае приказывает отнести обратно. Однако он остается не без убытка, так как не только лишается отданной за нее суммы, но еще обязан заплатить столько же в виде пени. Отправление невесты к жениху сопровождается большой церемонией и с музыкой.