Морской дозор
Шрифт:
Так под рассказы Никифорова, перемежаемые восторженными охами-ахами потрясенного бурятской природой Тимофея, незаметно пролетели полтора часа пути. Михаил остановил машину на развилке проселочных лесных дорог, с минуту внимательно осматривал округу, отыскивая какие-то особые, лишь ему известные приметы, а затем довольно кивнул:
– Приехали! Через пяток минут прямо на бережок выезжаем, он там повышается как раз, вид открывается – сердце от восторга замирает. И полянка есть аккуратненькая, на ней мы как раз расположимся. Готовься, Тима! Серега-то уже священный Байкал видел, а ты первый свой взгляд на него на всю жизнь
Глава 11
Место, которое выбрал Никифоров для их небольшого пикничка, действительно оказалось идеальным. Высокий берег, террасами спускающийся к воде, покрытый на вершине молодым сосновым бором, прореженным кедровым подростом. Деревья окружал густой подлесок, благоухающий тревожным, непривычным для жителей городов ароматом таежных цветов. Ближе к самому обрыву деревья расступались, дорога выходила на полукруглую уютную полянку.
День заканчивался. Предзакатное, уже покрасневшее солнце било своими косыми лучами сквозь изгородь сосновых стволов, превращая их в стройные алые колонны. Все это, вместе взятое, создавало впечатление величественного храма, воздвигнутого самой природой, заставляло сердце чаще стучать в груди.
Над всем царил Байкал. Вид на великое озеро, открывающийся с обрывистого берега, придавал всей картине ту гармоничную завершенность, какую можно увидеть на полотнах подлинно великих живописцев.
Бескрайняя атласная водная гладь, лазурно-голубая у самого берега и наливающаяся густой, насыщенной синевой у горизонта, мерно дышала, накатывая на прибрежный песок небольшие, но довольно крутые волны. Их шорох, сливаясь с перекличкой птиц: голосами кедровок, соек, рябиновок, славок, доносящимися из сосняка, словно ткал в воздухе июньского вечера особую, невыразимо прекрасную мелодию. Лейтмотивом в нее вплеталось тонкое посвистывание юго-западного ветерка в ветвях деревьев.
Ветерок раздувал пламя небольшого, но очень умело и аккуратно разложенного костра. Место для него Никифоров, взявший на себя роль гостеприимного хозяина, выбрал подальше от деревьев, почти на самом откосе. Быстро отрыв ямку в мягкой супеси, Михаил соорудил что-то вроде миниатюрного очажка. Сейчас над ним шкворчали, исходя дразнящим обоняние шашлычным духом, куски особо промаринованной всего за полтора часа молодой баранинки с горяченского базара. Они были ловко нанизаны на ошкуренные ветви тальника.
– Ну вот, – довольно заметил Никифоров, обращаясь к Тимофею, который все никак не мог прийти в себя от потрясения, вызванного долгожданной встречей с Байкалом, – ни шампуров, ни мангала не надо, если подойти умеючи.
– Михаил, – спросил его полулежащий у огня Полундра, – а у этого байкальского ветра тоже свое имя есть?
– Хм-м, а как же! – с гордым видом ответил тот. – Этот вот называется култук. Дует он с хребта Улан-Бургасы, летом обычно хорошую погоду приносит, так что повезло нам, друзья. Есть еще шелонник, тот юго-восточный. А вот если с северо-запада, да с берега на озеро, так это сарма. Если к Ольхону пойдем, то ее беречься надо.
По первой уже выпили, не дожидаясь поспевающего шашлыка. Причем бутыль «Ангарской особой» дружно решили оставить на потом, а попробовать подарок начальника авиабазы, разведенный до водочной кондиции хрустальной байкальской водичкой, закусив бурятским салатом. И ведь не просчитались! Вкус что у напитка, что у табули оказался изумительным.
Расхрабрившийся Тимофей, поняв, что дело идет о брудершафте, должном узаконить его дружеские отношения с североморцами, заявил, что это лишь водка ему не в дугу! И то потому, наверное, что он только поддельную пробовал. И не в такой замечательной компании, да еще в таком удивительном месте. А спиртика, на радиоле розовой настоянного, очень даже выпьет! За нерушимую дружбу славного флотского спецназа и отечественной оборонки.
Сейчас наливали уже по второй. И тоже – как откажешься?! Когда новые друзья предлагают тост за успех испытаний, за славную грядущую судьбу «Нерпочки», любимого детища! Да и не хотелось больше Котельникову отказываться, если уж честно!
– Э-э, нет, Тимоша! – Павлов придержал инженера за руку. – Вот чего никогда не следует делать, так это запивать спирт, пусть даже разведенный, пивом.
– Почему?
– Потому что «ерш» получается. Гарантированно сваливает с катушек. Так что раз уж начал с нами крепкий напиток употреблять, то пиво оставь в покое. Оно, – немного насмешливо улыбнулся Полун-дра, – нам завтра оч-чень пригодится.
– Завтра? – растерянно переспросил инженер, которому вдруг ужасно захотелось пива. – А зачем?
– Вот завтра и увидишь, зачем… – Сергей повернулся к задумавшемуся о чем-то Никифорову. – Миша, посмотри, как там шашлычки наши, не доспели еще? О, как раз самое то. Давай под мясцо по третьей, а потом на тормозах, не форсируя. Мне завтра нырять, а ты же знаешь, с бодуна это дело тяжелое. Да и… – он незаметно, чтобы не обидеть, показал глазами на раскрасневшегося Котельникова.
Приспела пора открывать «Ангарскую особую». Под свежие ароматные куски баранины пошла она как-то очень хорошо. Меж тем солнце уже почти полностью опустилось за горизонт. Но высокое небо с первыми, робко загорающимися звездами было еще напоено светом, сумерки стояли такие прозрачные, что гладь Байкала по-прежнему просматривалась на много километров. Озерная вода, вобравшая в себя заходящее солнце, отсверкивала на гребнях волн ало-багровыми, как угли их костра, сполохами.
– Ты о чем так задумался, Михаил? – спросил Полундра Никифорова, вновь пристально, даже завороженно уставившегося в байкальские дали.
– Да знаешь, Серега, воспоминания разные нахлынули. Я же здесь родился, вырос здесь. – Он чуть грустно улыбнулся, повел рукой в сторону еще одной прибрежной рощицы, вправо от их сопочки. – Вон, видишь лесок? В нем я впервые водку попробовал, совсем зеленым пацаном. А там, чуть дальше по берегу, отсюда не видать, – с женщиной в первый раз в жизни как мужик дело имел. Хотя какой там мужик! Мне только пятнадцать исполнилось. А ей за тридцатник было. Но все помню, как вчера будто! Вот только имя ее забыл. Но красивая была, о-о! Бурятка.
– А «Н-нерпочка», – вдруг раздался голос Тима, – вовсе даже не подводная лодка! Им-менно что са-мо-лет! Только… Наоборот, понимаете, а, парни?! Вот в чем тут вся хитрость. Самолет – наоборот! Правда, нехилый каламбурчик? Ха-ха-ха!
Эта неожиданная реплика несколько сбила сентиментально-ностальгический настрой морского пехотинца. Он слегка приблизил лицо к Полундре и сказал полушепотом:
– Слышь, Полундра, а до пива наш великий ученый, похоже, все-таки добрался. Как же это мы недоглядели…