Морской князь
Шрифт:
– А то ты не знаешь, почему я позволяю им здесь присутствовать.
Вернувшись в шатер, Дарник все же отчитал сыновей:
– Вы что, не могли просто так сидеть и слушать, надо было вам за книгу хвататься!
– Так неинтересно было, что вы там говорили, – промямлил Тур.
Смуга молчал, но ясно было, что он согласен с братом.
– Ну а завтра что, гулять отправитесь?
– Не, придем, – пообещал старший княжич.
– А зачем, раз неинтересно?
– Ну так надо же.
– Ага, придем, – подтвердил обещание брата Тур.
Прогнав сыновей наружу, Дарник занялся ромейским подарком. Больше всего его впечатлили слова Леонидаса о ста пятидесяти копиях книги. Обычно в ромейских писчих мастерских один человек вслух громко и внятно читал какое-то повествование, а десять писцов красивым почерком записывали за ним. Стало быть, повествование о нем вслух читали и записывали не меньше пятнадцати раз. И, торгуясь с Самуилом, Дарник снова и снова пытался представить этих терпеливых писцов, переписывающих одно и то же. Каким же увлекательным и в то же время важным должно было быть это повествование, чтобы писцы не думали, что занимаются никчемным и глупым делом!
Взяв книгу в руки, он со всех сторон оглядел ее и только потом с некоторой опаской открыл.
«1. Свое прозвище Рыбья Кровь словенский князь Дарник заслужил за то, что никто никогда не мог сильно разозлить его, – так начиналось жизнеописание. – Среди словен, склонных к горячности и драчливости, он действительно всегда выделялся своим спокойным характером. Все его соратники говорили, что он родом из самой простой семьи лесных землепашцев, при этом они утверждали, что, когда Дарник стал их воеводой, а произошло это, когда ему было всего 15–16 лет, он уже хорошо говорил и читал и на словенском, и на ромейском языках. И кроме того, с ним всегда находились свитки на ромейском языке. Отсюда можно сделать вывод, что происхождение князя Дарника самое высокое, ведь даже не все словенские князья умеют читать на ромейском языке.
2. Его познания в географии и истории окружающих народов тоже очень обширны. Причем склад его ума таков, что он легко отличает сказочные сведения от истинных. Телом он весьма крепок и ловок и в поединке на парных мечах или на лепестковом копье, как словене называют меч, насаженный на длинное древко, он не знает себе равных…»
Дарник пролистнул несколько страниц, чтобы найти, где сказано про кутигуров.
«18. К месту сбора в Черном Яру союзных воевод князь Дарник опоздал. Вернее, он до этого уже сплавал на хазарском судне на левый берег Итиля и оставил там своих лазутчиков. Булгарские, гирканские и аланские воеводы в его отсутствие решили, что не будут переправляться на левый берег Итиля, а постараются не дать кутигурам переправиться на правый берег реки.
19. У князя Дарника было только полторы тысячи воинов, и с ними он стал переправляться на левый берег. Всем остальным воинам, что находились в Черном Яру, стало стыдно, и они, не слушая своих воевод, стали переправляться следом за словенами. На левом берегу их уже поджидало кутигурское войско из тридцати тысяч конников. Оно не спешило нападать, дожидаясь, когда к ним переправится как можно больше войск противника. Однако Дарник переправлял не только воинов, но и свои боевые повозки, поставив их стеной, за которой укрылись словенские лучники. Когда кутигуры пошли вперед, было уже поздно, пешие лучники беспрепятственно поражали своими стрелами и метательными копьями их коней. Когда же кутигуры все же стали сильно наседать, князь Дарник приказал поджечь сухую траву. Ветер был от реки, и быстрое пламя обратило кутигурскую конницу в бегство…»
Прочитанное произвело на князя странное действие. Во-первых, оно почти точно воспроизвело, как все было на самом деле, во-вторых, как-то ясно показало, что снова так ни за что не получится. Оказывается, он совсем забыл об этом травяном поджоге, который помог ему тогда. Бодро рассказав Леонидасу о том, какой он великолепный наемник, Дарник как бы и избавился от этого своего будущего, и захотел чего-то другого, но только не этих скучных побед над кутигурами.
Так ничего и не придумав, пораньше лег спать, желая к утру обрести свежую и ясную голову. Но до утра не дотянул, проснулся посреди ночи от внезапной новой мысли и уже больше не засыпал, развивая эту мысль дальше и глубже. С младых ногтей ему не давало покоя желание придумать и осуществить какую-нибудь большую Правду, которую никто раньше не мог придумать. Одно время ему казалось, что, провозгласив «Мир на дорогах», он такую правду себе придумал. Чума уничтожила ее, зато сейчас, похоже, еще более грандиозная Правда рвалась из него наружу.
Когда в его шатер прибыли Леонидас с Самуилом (уже без Карикоса), Рыбья Кровь встретил их уже как следует подготовленным:
– Я тут немножко подумал, о нашем вчерашнем разговоре и понял, что просто так идти в этот поход мне не интересно. А будет интересно, если раз и навсегда закроет для степняков этот проход с востока на запад. Ведь такие их нашествия происходят каждых сорок – пятьдесят лет. И я хочу убрать главную причину этих нашествий…
Присутствующие слушали его внимательно и с некоторым недоумением.
– А главная причина в полной нищете степняков. Какие бы большие стада коров и овец они не имели, им всегда суждено быть бедными и презираемыми жителями богатых городов. И это притом, что жизнь у степняков очень суровая. Всего-то и надо, чтобы немного помочь им стать богаче. Но эту помощь им можно оказать лишь сообща, объединив усилия Романии, Словенского и Хазарского каганатов…
– И каким же образом? – первым не выдержал длиннот Дарника Леонидас.
– Подписать два договора: один с фемой Таврики, другой с Хазарским каганом. Что Херсонес обязуется каждый год покупать десять тысяч саженей ткани по определенной цене, а Хазария – беспошлинно пропускать эти ткани через свои земли.
– А кто соткет эти ткани, сами кутигуры? – скептически поинтересовался Самуил.
– Нет, для начала их соткут двадцать ромейских ткачей на своих двухрамных ткацких станках, я их просто привезу и поселю в Заитильских степях.
– И какой во всем этом будет смысл? – Голос мирарха был полон несогласия.
– А смысл, что кутигуры станут равными среди равных. Им станет выгодно продавать овечью шерсть по хорошей цене, только и всего.
– Это пустые мечты, в действительности это невыполнимо, – продолжал возражать Леонидас.
– Ты только дай мне два таких договора и пришли двадцать ткачей со станками, а о том, чтобы их все выполняли, я уж позабочусь сам. В общем, это мое единственное и окончательное условие. – И Рыбья Кровь поднялся из-за стола, показывая, что все переговоры закончены.
Переглянувшись между собой, Леонидас и Самуил тоже поднялись и, вежливо поклонившись князю, вышли из шатра.
Борть и Корней смотрели на Дарника, что называется, дурными глазами.
– Ну срезал, так срезал! – Липовский наместник был в полном восхищении.
– И заодно двум главным странам войну объявил! – с неменьшим восторгом отметил и Корней. – Только нарушьте потом договор – уж я вам тогда!..
– А какая война, с кем? Уже не с кутигурами? – не могли взять в толк княжичи.
– Но ведь ты сам понимаешь, что это полная чепуха, – чуть успокоившись, подбил общий итог переговоров Борть. – Никто никогда такого не делал.
– Значит, так, готовьтесь к захвату дромона, – чтобы еще сильней добить своих воевод, приказал Дарник. – Мне как раз нужно было еще второе судно.