Морской лорд. Том 2
Шрифт:
– Заходите.
Мы вошли во двор, направились к лестнице, ведущей на второй этаж.
Сержант, закрывая ворота, спросил:
– А где ваши лошади?
– Остановились на привал, только слезли с них, а тут волки завыли. Кони испугались и разбежались. Где их найдешь в метель?! – слету сочинил я и, увидев, что двор истоптан копытами, спросил: – Вам, случайно, не попадались?
– Волки, говоришь? – вместо ответа произнес сержант сиплым голосом.
Я понял, что он не верит, но все равно повторил:
– Волки.
В холл я зашел первым. За столом рядом с камином сидели шесть человек: два сержанта по эту сторону и четверо рыцарей по ту. Ближний к камину рыцарь наливал в рог с медной каемкой вина из почти пустого бурдюка. На столе лежала половина копченого окорока и половина каравая хлеба из плохой, серой муки. Пожилая женщина, судя по всему, служанка, положила горячую, вареную курицу на деревянное блюдо, которое стояло в центре стола. Возле дальней стены на широкой кровати сидела худая женщина лет тридцати, с болезненным, невзрачным лицом, мальчишка лет десяти, не похожий на мать, розовощекий и крепкий, и девочка лет трех, сосавшая узелок из тряпки, в котором, скорее всего, завернут хлебный мякиш. Рыцари и сержанты держались за рукоятки мечей, когда мы зашли. Увидев замерзшего рыцаря с женой и двумя сыновьями, сразу расслабились.
– На чьей стороне воюете? – спросил рыцарь, наполнив рог и передав его своему соседу.
– На своей, – ответил я.
– Самая верная позиция! – согласился он со мной и взял второй рог.
– А вы за кого? – в свою очередь поинтересовался я.
– За того, у кого сила – за короля Стефана! – огласил рыцарь.
– Тоже неплохо, – сказал я и направился к камину, якобы чтобы отогреться, но на самом деле, чтобы быть поближе к этому рыцарю. Он у них главный, а рыбу зачищают с головы. Умфра и Джон толково зашли за спины сидевшим за столом сержантам. Матильда потопала за мной, на ходу снимая капюшон.
Рыцарь, наливавший вино, уставился на нее. Он никак не мог вспомнить, где раньше видел эту женщину. Вино наполнило рог и начало переливаться через край. Рыцарь перестал наливать – и вспомнил:
– Это же…
Закончить не успел, потому что я всадил ему в горло кинжал, выхваченный из ножен левой рукой. Лезвие легко пробило шею насквозь. Я выдернул его, и на руки мне брызнула алая кровь, показавшаяся с мороза горячей. А по столу полилось красное вино из упавшего рога. Я правой достал из ножен саблю. Оба мои валлийца выхватили мечи. Ближний к двери Джон напал на сержанта с сиплым голосом, который зашел последним. Не поверив мне, он ожидал подвох, потому и меч выхватил быстро и отбил первый удар валлийца. Умфра сразу снес голову ближнему сержанту из сидевших за столом. А я рубил рыцарей, сидевших по другую сторону стола. Сверху вниз под углом по незащищенным головам. Бил сильно, но не глубоко, чтобы мозгами все не заляпали. И углублялся в проход между столом и стеной. Четвертый успел выскочить из-за стола и выхватить меч. Он ударил сбоку на уровне живота. Такой удар трудно парировать, а уклоняться некуда, места мало. Я рубанул саблей сверху по мечу. Сталь звонко врубилась в сталь – и половинка меча упала на пол. В следующее мгновение я прыгнул вперед и ударил рыцаря кинжалом в правую сторону живота, в район печени. Даже если не пробью кольчугу, болевой шок будет таким, что рыцарю станет не до махания обрубком меча. Но я пробил ее. Дамаск – он и есть дамаск. Тем более, тонкий и острый. Я повернул кинжал в ране. Рыцарь глухо застонал, а лицо его сразу обмякло и посерело. Казалось, что волосинки многодневной щетины на его лице встали дыбом. Я медленно высунул кинжал из раны, чтобы меня не забрызгала кровь и толкнул рыцаря в грудь. Уронив обломок меча, труп упал назад, ударившись головой о край кровати.
Джон и Умфра, разделавшись с сержантами, вытирали мечи. Императрица Матильда стояла у камина с приоткрытым ртом и круглыми от испуга глазами. Причем мне показалось, что испугалась она только тогда, когда все уже закончилось, не раньше. Рядом с ней стояла служанка с таким видом, будто прикидывала, много ли крови ей придется подтирать? Женщина на кровати прижала девочку лицом к своей груди, чтобы та ничего не видела. Мальчик сидел с открытым, как у императрицы ртом, но смотрел восхищенно.
– Кто из них твой муж? – спросил я женщину.
– Мой муж погиб в прошлом году под Винчестером, – ответила она.
– Он вместе с графом Глостерским прикрывал отход императрицы! – гордо заявил мальчик.
– Твой отец погиб, как настоящий рыцарь, – сказал я.
– Ты там тоже был? – спросил он.
– В то время я воевал в другом месте, – ответил ему и повернулся к валлийцам: – Вывезите трупы на речной лед.
Умфра и Джон отволокли убитых сперва к двери, где начали стягивать с них броню и одежду. Они до сих пор не выкидывают ни одной окровавленной тряпки. Я не могу и не хочу осуждать их за это.
– Садись, – показал я императрицу Мод на место, где сидели сержанты, трупы которых уже убрали от стола.
Она покорно опустилась на лавку.
Я взял рог и налил в него остатки вина. Набралось чуть больше половины.
– Пей, – приказал я, дав ей рог с вином.
Она все еще была под впечатлением смерти, случившейся на ее глазах. Догадываюсь, что впервые убивали так близко от нее. Подчиняясь моему властному взгляду, Матильда через силу отпила глоток.
– Порежь курицу, – приказал я служанке.
Тем временем отрезал по три куска хлеба и окорока. Один бутерброд положил перед императрицей Матильдой. Прослойка мяса у окорока была красноватая, наверняка напоминала рубленые раны. Поэтому не удивился, что Мод не стала его кушать. Второй отдал мальчику, который жадно схватил бутерброд и сразу начал есть, позабыв поблагодарить. Видимо, предыдущие гости не сочли нужным покормить хозяев. Я откусил почти половину своего бутерброда и, когда зубы впились в сало, почувствовал, как сильно хочу есть. Впрочем, пить хотел еще сильнее. Пережевав, спросил у хозяйки:
– Есть еще вино? Я заплачу.
Она отрицательно помотала головой.
– У них есть, – сказала служанка и показала на сложенные у стены седла и седельные сумки: – Вон там.
В бурдюке, который подала служанка, было литра три вина. Я взял лежавший на столе второй рог с такой же медной каемкой, наполнил его вином и выпил залпом. Потом отдал бурдюк и рог валлийцам, которые ради вина отвлеклись ненадолго от мародерства. Я принялся доедать бутерброд, наблюдая за императрицей. Она вино отпивала маленькими глотками и тупо смотрела в столешницу. После каждого глотка лицо Мод становилось немного розовее, а в глазах усиливался блеск. Быстро ее вставляет. Я вспомнил, что посоветовал ей молчать, поэтому задал вопрос, который давно меня мучил:
– Что тебе сказал брат, когда ты спросила, кто я такой?
Она ответила не сразу. Я уже подумал, что не помнит тот пир в Бристоле почти двухгодичной давности.
– Он сказал, что ты хорошо втыкаешь копье, – произнесла она с вызовом, с каким неуверенная в себе женщина набивается понравившемуся мужчине.
– Он не лишен чувства юмора, – пришел я к выводу.
– Еще он сказал, что ты очень образованный человек, – сообщила императрица Мод.
Образованность – величина переменная, зависит от эпохи и места. В Одессе двадцатого века образованным считали того, кто мог отличить Бебеля от Бабеля и кобеля от кабеля. В Западной Европе двенадцатого века образованный человек должен уметь написать свое имя и посчитать до десяти, при условии, что первый процесс занимает меньше времени, чем второй. Но везде и во все времена женщина считает таковым того, кто умеет сказать стихами, что она красива. Я решил блеснуть эрудицией и процитировал на латыни: