Морской лорд. Том 2

Чернобровкин Александр Васильевич

Затем я проехался по своим владениям, посмотрел, как живут переселенцы. Вроде бы прижились. Первое время население деревень как бы делилось на две группы – старожилов и новоселов. Теперь перемешались. Поля и огороды были засеяны, виноградники, сады, оливковые и каштановые рощи ухожены. Земли здесь не самые плодородные, зато участки больше, чем на севере Европы. Если не лениться, хватит рассчитаться со мной и королем и прокормить свою семью.

Свободное время проводил с Фатимой. Так зовут дочку кузнеца Абдаллы, приведенного мною из первого похода. Как только я приехал в замок, Фатима стала попадаться мне на глаза всякий раз, когда выходил во двор. Ее отец работал в замковой кузнице, которая была уже построена, а мать помогала на кухне. Дочку же решили пристроить парой этажей выше. Мать Фатимы, которую звали Гхада,

была дочерью альморавидского воина, выросла в достатке. Отец погиб в бою, когда ей исполнилось одиннадцать лет, и ее мать быстро распихала дочек за тех, кто соглашался их взять. Гхада сперва злилась на меня, что забрал их из деревни. Потом увидела, какой возвожу замок, и решила устроить судьбу дочери. Наверное, считала, что лучше быть наложницей богача, чем женой кузнеца. Я ведь был без жены. А если бы и была жена, это не помешало бы. Мусульмане практикуют многоженство. Сколько можешь содержать жен, столько и заводи. В этом вопросе преобладала материальная сторона. Португальцам, в том числе и христианам, эта часть ислама очень даже нравилась. Жену, конечно, можно было иметь всего одну, зато наложниц заводили по уровню достатка. Жены относились к этому довольно спокойно. Со временем португалки сильно переменятся в худшую сторону. Или сильно снизится достаток их мужей. Я не стал отказываться от Фатимы. Тем более, что девчонка симпатичная, вполне созревшая, хотя и не мой типаж. Южанки быстрее взрослеют и стареют. Еще их отличает отсутствие головных болей. Когда ты не единственная жена, не до выпендрежа. Я надарил ей шмоток и побрякушек из награбленного, приставил пару служанок, чтобы не скучала, и выделил ее семье две комнаты над кузницей. Именно об этом Фатима и мечтала. Да и игры под одеялом ей очень понравились. Точнее, под простыней, а чаще и без нее. С каждым днем здесь становилось всё жарче. Продолжались эти игры всего несколько дней. Как только шхуна была отремонтирована, в нее погрузили коней, корм для них, воду и продукты для экипажа и пассажиров, рано утром, с началом отлива, мы вышли в океан.

Со мной в Англию отправились Умфра, Джон, Ллейшон, Жан, наши оруженосцы, одиннадцать лучников, которые не захотели становиться португальскими землевладельцами, предпочли получить свою долю деньгами, и десятка два брабантских рыцарей и бывших пехотинцев, у которых в разных местах на севере Европы остались жены и дети. Брабантцы собирались перевезти в Португалию свои семьи. Мы договорились, что высажу их под Руаном, а, начиная с сентября, они должны будут ждать меня в Бресте вместе с добровольцами в мой отряд и переселенцами.

На подходе к порту заметили небольшое судно с латинским парусом и двумя десятками весел. Я сперва принял его за купца-каботажника. Король Афонсу поощрял торговлю, запрещал грабить купцов. Нельзя было даже взимать с них плату за проезд по дорогам и мостам в частных владениях, что считалось законным правом каждого крупного и не очень землевладельца на севере. Поэтому я решил не напрягать отношения с королем из-за мелкого купчишки. Каково же было мое удивление, когда это судно поплыло наперерез шхуне. Видимо, солнце напекло голову капитана.

– Экипаж к бою! – приказал я и пошел в свою каюту облачаться в доспехи.

До абордажа вряд ли дойдет, но надо быть готовым к любому повороту событий. Когда вышел на палубу в доспехах и с оружием, там уже все, включая брабантцев, были готовы к бою. Дул свежий северо-восточный ветер. Мы шли курсом крутой бейдевинд примерно со скоростью узла четыре. Судно-агрессор следовало курсом галфвинд, более попутным, со скоростью не меньше пяти узлов, но капитан неправильно выбрал угол упреждения, поэтому они должны были пройти по корме у нас, а затем подвернуть круче к ветру и налечь на весла.

Мне некогда было играть с ними в догонялки, поэтому приказал:

– Взять рифы!

Площадь парусов уменьшилась и скорость шхуны немного упала. Пиратов наши действия не насторожили. Дистанция до их судна теперь была кабельтова три, и я смог разглядеть, что на нас собираются напасть человек тридцать, судя по чалмам, мусульмане. Двое, вооруженные луками, уже стояли на баке, готовясь начать обстрел шхуны. Мне непонятна была их самоуверенность. То ли они вообще ничего не боялись, то ли привыкли иметь дело со слабыми противниками, которые не защищаются. Это ведь не двадцать первый век, когда экипажу плевать на судно и груз. Пираты ничего им не сделают. Подержат в плену до получения выкупа, а затем отпустят вместе с судном. Судовладелец выдаст им зарплату за отдых в плену, а страховая компания возместит все убытки. В двенадцатом веке нападение пиратов в лучшем случае заканчивается для экипажа продажей в рабство. Поскольку отступать некуда, отбиваются обычно до последнего.

Я подпустил пиратов на дистанцию один кабельтов (185 метров). Теперь они не смогут удрать, даже если сильно постараются. Я стоял на ахтеркастле вместе с Джоном и пятью лучниками. Остальные лучники и брабантцы расположились на палубе и форкастле. Командовал ими Умфра. Это уже был не тот необученный мальчишка, для которого пределом мечтаний было похитить барана. Он любит и, что главное, умеет командовать. Научился у меня многому, хотя писать и считать толком не умеет. Может, и не пригодятся такие умения. Ему вряд ли придется заседать в Счетной палате. Пора отпускать его на вольные хлеба. Из Джона тоже получился хороший рыцарь. Но этот лучше чувствует себя в тени. Он великолепный заместитель, толковый, исполнительный, может дать дельный совет, но не любит принимать решение.

– Начинайте, – сказал я лучникам таким тоном, словно будут стрелять по мишеням, а матросам крикнул: – Приготовиться к повороту оверштаг!

Валлийские лучники на ахтеркастле подняли свои длинные луки, натянули тетивы и, не сговариваясь, выстрелили одновременно. Долгими тренировками с раннего детства у них выработался определенный ритм стрельбы, примерно одинаковый у всех. Стоявшие на баке пираты с луками получили по стреле и упали одни за борт, а второй на сидевших позади него гребцов. Еще три стрелы поразили кормчего и двух гребцов, сидевших у дальнего борта ближе к корме. Гребцы правого борта сбились с ритма, остановились, а с левого продолжали грести. Поскольку кормчий, выронив рулевое весло, согнулся вперед, будто хотел повнимательнее рассмотреть свои ступни, пиратское судно начало разворачиваться вправо. Парус заполоскал на ветру, а затем и вовсе надулся в обратную сторону, останавливая судно.

– Право на борт! – приказал я своему рулевому.

Матросы на палубе шхуны занялись переноской парусов.

В это время лучники на ахтеркастле продолжали обстреливать противника. Борта у их судна были не очень высокие. Не знаю, как они собирались карабкаться на шхуну, которая была выше метра на два. Пираты перестали грести, пригнулись, кто как смог. Все равно стрелы доставали их. Иногда и наступающим некуда отступать.

Мы развернулись в сторону пиратского судна. Скорость на повороте потеряли не всю, поэтому я приказал:

– Убрать паруса! И больше не стрелять, будет брать живыми!

По инерции подошли к горе-пиратам. Сколько их осталось в живых – не разберешь. Они лежали на дне, прикрываясь телами убитых товарищей. Судно было чем-то типа удлиненного рыбацкого баркаса, без палубы, с короткими скамьями вдоль бортов и местом для груза посередине. Вместо груза там плескалась вода. Наверное, лень было вычерпывать ее. Может быть, надеялись, что пленные сделают за них. Скорее всего, раньше это было каботажное купеческое судно, которое сновало между Лиссабоном и каким-нибудь соседним портом, перевозя в одну сторону продукцию ремесленников, а в другую – сырье и продукты питания. Каким-то образом оно стало пиратским. Может быть, наследник купца решил, что морской разбой выгоднее торговли. Конечно, выгоднее, но имеет свои недостатки – иногда сильно сокращает жизнь или меняет ее в худшую сторону. Мы зацепили пиратское судно «кошками», подтащили к своему борту. Оно еще больше развернулось вправо, и парус опять заполоскал.

– Опустите парус! – крикнул я на арабском.

Никто из пиратов не пошевелился.

– Если сейчас же не опустите парус, перебьем всех! – крикнул я.

Из под трупов выбрался пират с головой, обмотанной куском замусоленной материи, причем того темно-серого цвета, который появляется, если о светлую материю долго вытирать грязные мокрые руки. Одет пират был в грязную рубаху и короткие штаны из сероватой грубой материи, которые, как ни странно, были немного чище, чем чалма. Если не считать свежие пятна крови, накапавшие с убитых и раненных. Только на заднице было темное пятно, появившееся от ерзанья по скамье во время гребли. Затем поднялся второй пират, облаченный точно также, третий, четвертый…