Морской лорд
Шрифт:
То, что было между ними…
Она не была его племенной кобылой, что бы ни говорили те хранители. Она была… кем? Кем он видел ее теперь? Чего он хотел от нее?
Его волосы были темными и блестящими после ванны. Лицо приняло обычное, непостижимое выражение. Несмотря на его вытянутые ноги и полузакрытые глаза, она чувствовала, что от Конна исходила напряженность, как тепло — от камина.
— Сколько тебе было лет, — тихо спросил Конн. — Когда ты начала бояться моря?
Беспристрастная мягкость его тона разрывала ее на части. Она обняла себя
Я не… — Помню.
Эта ложь не сорвалась с ее губ.
Сегодня она отпугнула демонов. И уж конечно, она сможет выдержать несколько воспоминаний?
Она посмотрела в лицо Кона, суровое в своем величии. Она могла, по крайней мере, попытаться быть достойной его и своего нового титула.
— Одиннадцать, — отрывисто сказала она. — Мне было одиннадцать лет.
— Сложный возраст.
Она моргнула, пытаясь представить бессмертного лорда моря одиннадцатилетним мальчишкой.
— Ты это помнишь?
Блеск, на мгновение появившийся в его серебристых глазах, снова сделал Конна похожим на ее возлюбленного.
— У нас в Убежище есть — были— дети, — напомнил он ей. — Многие из них появились здесь в таком возрасте.
— Значит, ты представляешь себе как это — быть одиннадцатилетней девочкой.
Он не ответил.
— Я понимала, что взрослею, — сказала Люси. — Я знаю, что быть подростком — отстой. Но в то время как другие экспериментировали с лаком для ногтей, тренировались носить лифчики и втихаря покуривали в лесу, я пыталась готовить обед и получать хорошие оценки, чтобы иметь возможность поступить в институт, как Калеб. Он ушел, мои друзья изменились, и я ненавидела все это.
— Тебе не нравятся перемены.
Она вертела в руках пояс от платья.
— Не совсем. Я имею в виду, что пока все остается по-прежнему, ты знаешь, чего ожидать, правильно? Ты, в каком-то смысле, контролируешь ситуацию. Даже если чувствуешь себя несчастной.
— Тебе не нравятся перемены.
— Это как раз то, что я только что… — она отпустила концы своего пояса, осознание открылось ей так внезапно, словно пропасть разверзлась в груди. — О.
О.
— Мы приводим молодёжь в Убежище, чтобы у них был кто-то, кто мог бы наставлять их во время трансформации, — сказал Конн. Его глаза были серьезными и печальными. Она хотела бы снова оказаться в его объятьях. Но он разговаривал скорее как психиатр, нежели ее возлюбленный. — У тебя же не было никого, кто подготовил бы тебя. Никого, кто бы наставлял тебя в твоем превращении в женщину или твоей первой трансформации как селки. Ты испугалась.
Неосознанный, невысказанный в течение многих лет гнев сжигал ее изнутри.
— В этом нет моей вины.
— Конечно, нет.
Его капитуляция только распалило пламя, бушующее в ее сердце.
— Это ее вина. Моей матери. Она могла бы остаться. Она должна была остаться с нами. Со мной.
— Она была селки.
— Она была
— И ты не хочешь быть похожей на нее.
— Нет.
— Так или иначе.
— Я… — Люси закрыла рот. Открыла его. — Нет.
— Она бы вернулась за тобой, — сказал Конн, и его голос был настолько нежен, что ей было почти все равно, лгал ли он. — Если бы она была жива. Она бы вернулась за тобой и Калебом в подходящее время.
— Когда ты ребенок, трудно постигнуть концепцию «подходящего времени», — холодно сказала Люси. — Тебе просто нужна твоя мама.
— Для нас все иначе.
— Не настолько иначе, чем ты думаешь. Ты же скучаешь по своему отцу.
Конн вздрогнул, как будто она воткнула в него гарпун.
— Мой отец не умер. Он ушел под волну.
— А мой — напился и вышел в море на лодке. Ушел, значит — ушел. Есть больше, чем один способ быть брошенным.
— Люси… — сожаление сквозило в его голосе.
Она покачала головой. Ее глаза были сухими. Раздраженными.
— Все в порядке. Я в порядке. Теперь я уже взрослая.
— Возможно, твоя сила сосредоточилась на том, чтобы подавить трансформацию, — осторожно предположил Конн. — И упражняясь в этом, дисциплинируя свой дар, изо дня в день, из года в год, ты стала сильной.
У Люси в горле встал ком, она сглотнула.
— Ну, это как раз то, чего ты хотел, не так ли? — Люси удалось произнести эти слова всего лишь с оттенком горечи. — Чтобы я была сильной. Чтобы я была Тэргэйр ингхин. — Она споткнулась, произнося плохо знакомую фразу: тэргах иин-йен.
Его глаза потемнели.
— Я хочу, чтобы ты была собой.
— Для этого ты должен оставить меня в покое!
Ее слова повисли между ними. Она взяла бы их назад, если бы могла.
Люси стояла там, чувствуя себя ужасно. Это не ее вина.
И даже не его, признала она справедливо. Иногда возможность видеть ситуацию с обеих сторон — полный отстой.
— Я не могу, — мрачно сказал Конн.
— Из-за пророчества, — покорно кивнула она.
Его глаза сверкнули.
— Потому что это была не ты, — огрызнулся он. — Осмотрительная, пугливая, неудовлетворенная, влачащая полужизнь, исполненную сознания своего долга. Ты выше этого. Ты заслуживаешь большего, чем такая жизнь.
— Это было не так уж плохо, — пробормотала она.
Конн выплыл из кресла со свирепым изяществом, которое заставило ее пульс подскочить.
— Это невыносимо. Отрицать свою природу… Отступиться от своей свободы… — он замолчал.
Она смотрела на него в изумлении и понимании. Она знала, и это разбивало ей сердце.
«Выбора нет», — сказал он ей. — «Ни для кого из нас».
Тогда она не понимала этого. Он был так же одинок в своем мире, как она — в своем. Так же связан долгом. Так же обманут своей судьбой.