Морской путь в Индию
Шрифт:
Из навигационных приборов, доступных во времена Гамы, наиболее полезным был компас. Сэмюэл Перчас витиевато писал в своих «Pilgrimes» («Странниках»): «Магнитный Камень был Камнем-Указателем (the Land-stone was the Lead-stone), истинным Зерном и краеугольным Камнем Открытия, чей бы Радостный Мозг ни изобрел впервые эту Минерву». Компас впервые упоминается в Европе в начале XII века английским священником Александром Некамом; сама беглость его упоминания говорит о том, что читатели были хорошо знакомы с этим прибором, его свойствами и употреблением [225] . Большинство прежних авторов полагали, что компас был изобретен в Италии, и действительно автор «Рутейру» — первого описания путешествия Гамы — называет компас agulha genoisca (генуэзская игла). После того как компас проник в Европу, он был сильно усовершенствован. Еще в 1380 году да Бути, комментатор Данте, говорил о моряках, пользующихся компасом с иглой, укрепленной на вращающейся картушке, где были помечены компасные направления. Картушки у компаса не размечались, как в наши дни, буквами и цифрами. Это принесло бы мало пользы ввиду неграмотности большинства моряков, и направления чертились или рисовались в виде расходящихся от центра фигур различной формы, длины и цвета [226] . Север, как и теперь, обозначался цветком лилии, остальные направления обозначались различными фигурами и цветами. Картушка, укрепленная на стержне, помещалась в круглую
225
«В 1258 году знаменитый Брунетто Латини, впоследствии наставник Данте, посетил Роджера Бэкона и описал это посещение в письме к своему другу поэту Гвидо Кавальканти. «Парламент собирался в Оксфорде, мне удалось сразу по приходе повидать монаха Бэкона, и (среди прочих вещей) он показал мне черный невзрачный камень, называемый магнитом, который обладает удивительным свойством притягивать к себе железо, если о сей камень потереть иглу и после этого, укрепив ее на соломинке, пустить плавать по воде, игла будет постоянно поворачиваться к Полярной звезде; поэтому, будь ночь так темна, что не видно ни луны, ни звезд, моряк сможет с помощью этой иглы правильно вести свой корабль. Это открытие, которое кажется столь важным для всех плавающих по морям, должно оставаться до каких-то пор неизвестным, потому что ни один мореход не осмеливается пользоваться им, если только он не хочет прослыть колдуном, матросы тоже не пошли бы в море под его командованием, если бы он взял с собой инструмент, который в такой сильной степени кажется построенным под влиянием какого-то адского духа. Может наступить время, когда эти предубеждения, столь мешающие исследованию тайн природы, будут преодолены, и тогда-то человечество пожнет плоды трудов таких ученых мужей, как монах Бэкон, и отдаст должное тому прилежанию и разуму, за которые и он и все ему подобные ныне встречают только (клевету и упреки» (John Fiske, The Discovery of America, I, 314).
[Книга Джона Фиске переведена на русский язык П. Николаевым и была выпущена под названием «Открытие Америки с кратким очерком древней Америки и испанского завоевания», в двух томах, М., 1892–1893. Соответствующее место в русском переводе — т. I, стр. 213–214 — Прим. ред.]
226
По этому рисунку на картушке компас на многих языках Европы назывался «розой ветров» (португальское a rosa dos ventos)
227
Или магнетит — окись железа. — Прим. ред.
Хотя портативные часы были изготовлены в Германии уже в конце XV века, весьма сомнительно, чтобы Гама располагал подобным прибором. Приборы эти были еще неуклюжи и неточны и совсем не годились на море; на кораблях время измеряли большими песочными часами (склянками), а для смены вахты использовались малые часы (в них песок вытекал за тридцать минут). Каждый раз, когда юнга переворачивал склянки, звонил колокол.
Когда колокол прозвонит восемь раз, что составляет четыре часа, — вахта кончалась. Нынешний порядок звонить в колокол каждые полчаса является пережитком того старого обычая. Лучшие песочные часы поставляла Венеция, и на каждом корабле они были в достаточном количестве, на случай поломки [228] .
228
Лаг для грубого определения скорости «лотлинь для измерения глубин тоже входили в снаряжение корабля.
[Лаг представлял собой деревянный треугольник, привязанный к длинной веревке с узлами на равных расстояниях друг от друга. Для измерения скорости судна лаг бросали в воду, где он держался в стоячем положении относительно неподвижно, так как веревка по мере движения судна свободно отпускалась, и таким образом через точно установленный, очень короткий промежуток времени (обычно — через полминуты) по количеству пройденных за это время узлов определяли скорость движения. Отсюда название морской меры — узел. Лотлинь — длинная, специально размеченная веревка, к которой привязывался лот, то есть грузило — обычно свинцовое. — Прим. ред.]
В царствование короля Жуана II были усовершенствованы мореходные приборы и составлены более точные астрономические и прочие таблицы. Перчас в своих «Pilgrimes» пишет об этом так:
Навигация обязана этому государю «е меньше, чем кому-либо другому; он использовал Родригу и Жозе [Визинью], своих еврейских врачей, хитроумных математиков того времени, а также Мартина Бохемуса [Мартина Бехайма] [229] , ученика Джона Монтерегиуса [Региомонтан. — Ред.], для того чтобы они своими изобретениями помогли Морякам в их плаваниях по неведомым Морям, там, где ни Звезды (незнакомые), ни Земля (неизвестная) не могли помочь им ориентироваться. Они первые после долгих попыток применили в Морском деле Астролябию, прежде употреблявшуюся только Астрономами, и составили Таблицу Склонений для определения Широты Мест… вследствие чего Морское Искусство впервые стало освобождаться от грубости былых времен и… расчистили Путь к тому, чтобы наши Глаза открылись на эти страны и увидели новый Мир.
229
Мартин Бехайм (умер в 1507 году) — немецкий географ и картограф, родом из Нюрнберга, сделавший старейший из дошедших до нас глобусов диаметром 54 сантиметра («Земное яблоко», 1492). Нюрнбергский глобус — единственная известная нам работа Бехайма. Он жил несколько лет в Пор1угалии и, по-видимому, участвовал во второй экспедиции Диогу Кана, но документально это не доказано. Крупнейшие немецкие историки географических открытий второй половины XIX века О. Пешель и С Руге отмечают, что на глобусе Бехайма ошибки в определении географических широт посещенных европейцами мест (и даже им лично) достигают 16°, в то время как на других картах того времени они редко превышают 1°, и по этому поводу не без юмора говорят: «…мало же пользы могли португальцы извлечь из учености нашего земляка» (О. Пешель, История землеведения, 2-е переработанное С. Руге издание, Мюнхен, 1877, стр. 236). — Прим. ред.
Если сравнить эти приборы с современными или даже с теми, которые вошли в употребление вскоре после великих португальских путешествий, то они покажутся очень грубыми и неточными. Описывая первое путешествие Гамы, Барруш признает, что деревянные астролябии [230] служили очень плохо, так как корабли были малы, а бортовая и килевая качка мешали получить правильные отсчеты, хотя и были изобретены деревянные треноги для придания устойчивости инструментам. При спокойной погоде, а также на остановках применяли и другие виды маленьких металлических и деревянных астролябий.
230
Астролябия (арабское астхар-лаб; греческое — брать звезду) — в принципе плоский медный круг, с размеченными по его ободку градусами
[Джустин Уинсор, крупный специалист конца XIX века по истории географических открытий XV–XVI веков, указывает, что линейка, вращающаяся вокруг оси, проходящей через центр круга астролябии (алидада), изобретена в 1589 году, то есть несколько раньше, чем указано в тексте. — Прим. ред.]
Для наблюдений за солнцем огромное значение имел «Almanach Perpetuum» Авраама бен Закуто [231] . Закуто был профессором математики в Саламанке (Испания) и приехал в Португалию в 1492 году, когда евреям в Испании жить стало невозможно [232] . Как один из самых прославленных математиков своего времени, он был назначен королевским астрономом. В 1484 году король Жуан создал Совет математиков для помощи в делах, связанных с математическими и навигационными знаниями. Этот совет состоял из епископа Диогу Ортиша, «мештри» Родригу и «мештри» Жозе Визинью — два последних были евреи; Визинью был учеником Закуто. Визинью усовершенствовал применяемую на море астролябию и перевел «Almanach» Закуто [233] . Возможно, что Гама взял с собой в плавание экземпляр таблиц Региомонтана [234] («Ephemerides») [235] . Кроме таблиц склонений, флотилия Гамы располагала таблицами траверсов (toleta de marteloia) [236] , которые были нужны в том случае, если корабли шли зигзагообразным курсом. Вполне возможно, что экспедиция пользовалась и квадрантами: сведений об этом не имеется.
231
Книга Закуто называлась «Ha-Jibbur Ha-Godol: Compositio Magna» («Великое устройство»). Известны семь копий оригинального древнееврейского текста, две из них находятся в Соединенных Штатах.
232
Немедленно после падения Гранады по указу 31 марта 1492 года все евреи были изгнаны из Кастилии и Арагона. Кастильские евреи временно перешли в Португалию. Оттуда они были изгнаны в конце 1496 года. — Прим. ред.
233
Судя по двум записям в «Заметках» Колумба, в 1485 году король Жуан посылал Визинью для определения широты некоторых пунктов на западное побережье Африки.
234
Иоганн Мюллер, принявший имя Региомонтан по названию места своего рождения — города Кенигсберга, был в Германии XV веке виднейшим математиком. Он составил таблицы, названные им «Ephemer des», аналогичные таблицам Закуто. Однако его таблицы были основаны на астрономических наблюдениях в Нюрнберге, тогда как Закуто проводил свои исчисления в Саламанке.
[Региомонтан был родом из нижнефранконского городка Кенигсберг (Северная Бавария). Кенигсберг в переводе с немецкого означает «Королевская гора». Королевский по-латыни — regius, горный — montanus: так Иоганн Мюллер Кенигсбергский превратился в Региомонтана. — Прим. ред.]
235
Эфемериды — вычисленные на каждый день положения небесных светил. Примерно за четыре с половиной столетия до Региомонтана египетско-арабский астроном Ибн-Юнус (950–1009) составил таблицы движения Луны, Солнца и планет. Во второй половине XIII века они были усовершенствованы азербайджанским астрономом Насирэддином. Не выяснено, в какой мере Региомонтан пользовался таблицами своих мусульманских предшественников. — Прим. ред.
236
Траверс — линия, проведенная от какого-либо предмета или пункта перпендикулярно курсу судна. — Прим. ред.
Соблюдая обычай, установившийся при предшествующих плаваниях, король приказал заготовить и погрузить на борт три каменных падрана. Это были столбы, подобные тем, которые ставили во время своих плаваний в Африку Кан и Бартоломеу Диаш; по приказу дона Мануэла падраны были наименованы «Сан-Рафаэл», «Сан-Габриэл» и «Санта-Мария».
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
ПЕРЕД ОТПЛЫТИЕМ
В сердце моем возгорелось великое пламя — я пожелал предпринять нечто замечательное.
(Слова Себастиана Кабота, обращенные к венецианским синьорам).
Наконец, все было готово. Экспедиция в неведомые моря, о котором мечтал дон Жуан II, столько лет отдававший ему все свои помыслы и труды, была накануне осуществления. Истекали последние дни; суда и снаряжение были уже в готовности, продовольствие и пресная вода — на борту, команда с нетерпением ожидала выхода в море. Гаме и его офицерам оставалось лишь предстать перед королем Мануэлом, чтобы получить официальный приказ об отплытии и королевское напутствие.
Удивительно и необъяснимо, что не велось никаких официальных отчетов, ни иных записей, рассказывающих как о подготовке этой знаменательной экспедиции, так и о самом плавании. Почти невероятно, что путешествие, перед которым стояли такие большие цели и результаты которого были так важны, привлекло столь мало внимания хронистов того времени, что до нас дошли лишь немногие и не всегда точные описания различных событий, что даже важнейшие даты — выход флотилии в море и возвращение Гамы в Лиссабон — недостоверны. Неполные рассказы о плавании, немногие отрывки из документов и письма иностранцев, а также короля Мануэла — вот и все источники для истории этой экспедиции [237] .
237
Вполне вероятно, что многие материалы погибли до великого лиссабонского землетрясения 1755 года или во время его, тем не менее полное отсутствие официальных отчетов вызывает удивление.
В хрониках есть расхождение по поводу того, где дон Мануэл простился с Гамой и его офицерами. Одни считают, что это произошло в Эворе, другие полагают — в Монтемор-у-Нову, а Корреа (на которого меньше всего можно полагаться в описаниях первого и второго плаваний Гамы), рассказавший об этом так красочно и с такими подробностями, утверждает, что местом встречи моряков с королем был Лиссабон С большей достоверностью, однако, можно предполагать, что местом исторического прощания был Монтемор-у-Нову.
Монтемор-у-Нову, в восемнадцати милях восточнее Лиссабона, — один из старейших городов Португалии. Его старинный мрачный мавританский замок господствует над городом с юга. Хотя ныне он обратился уже в руины, его высокие башни и башенки и полуразрушенные стены все еще величественно возвышаются над городом и унылыми, меланхоличными окрестностями, по которым, прихотливо извиваясь, несет свои темные воды река Алмансор, заканчивая свой утомительный путь в Тежу. Там находился двор дона Мануэла и туда были вызваны на прием Гама и его капитаны.