Морской путь в Индию
Шрифт:
Каждый корабль разгружали, отводили вверх по течению рек» и перетягивали на мелкое место. Все предметы в трюме передвигались к одному борту, и корабль накренялся. Затем команда с помощью талей и канатов еще больше накреняла корабль, так что один бок полностью оголялся, вплоть до киля. Над оголившейся стороной строили леса, и моряки начинали соскабливать, наросты водорослей и ракушек. Потом варили смолу в котле, заново законопачивали швы — конопатью со смолой и маслом — и красили корпус. Проделав все это на одном боку, судно накреняли в другую сторону, и все повторялось в том же порядке. После этого судно снова ставили в нормальное положение, снимали с мели, тщательно вычищали корпус внутри и снаружи, снова нагружали и оснащали, заменяя старый, изношенный рангоут и. такелаж [256] новыми из комплектов, захваченных для этой цели из Лиссабона.
256
Рангоут — совокупность всех деревянных (до XIX века) приспособлений для парусного вооружения судна Такелаж — совокупность всех веревочных (до XVIII века) приспособлений для парусного вооружения или управления ходом судна. — Прим. ред.
Пока шла работа на судах, среди команды
257
Барруш утверждает, что причиной болезни было вынужденное потребление солонины, рыбы и сухарей, которые покрылись плесенью и стали портиться
258
Жав Мокё — французский автор книги «Путешествия в Африку, Азию, Восточную и Западную Индии», переизданной в Париже в 1830 году — Прим. ред.
Я болел этой мучительной и опасной болезнью «лованд», которую португальцы называют «бербер», а голландцы «скорбут». Она загноила мои десны, из которых шла черная зловонная кровь. Коленные суставы так распухли, что я не мог расслабить мускулы. Мои бедра и голени почернели и имели гангренозный вид. Каждый день я был вынужден делать разрезы ножом, чтобы дать выход этой черной гнилой крови. Я также разрезал себе десны, которые стали синевато багровыми и разрастались так, что покрывали зубы. Каждый день я поднимался на палубу, подходил к борту, держась за веревки, и осматривал себя в небольшое зеркальце, чтобы выяснить, где нужно резать. После среза омертвевшего мяса обильно стекала черная кровь, я полоскал рот и зубы своей мочой, сильно натирая их при этом. Но, несмотря на такую процедуру, [десны] по-прежнему распухали каждый день и иногда становились даже хуже, чем накануне. К несчастью, я не мог есть и мне приходилось глотать пищу, не разжевывая, ибо жевание причиняю мне нестерпимые страдания. Наши люди ежедневно умирали от этой ужасной болезни, и мы постоянно видели, как в море бросают трупы, по три четыре зараз. Большей частью эти люди умирали, не получая никакой помощи, испуская дух за каким-нибудь ящиком. Их глаза и ступни объедали крысы. Других находили на койках мертвыми из-за потери крови. От того, что они [в нестерпимой боли] двигали руками, [разрезанная] вена снова вскрывалась, и кровь вновь начинала течь. В результате люди впадали в глубокое лихорадочное оцепенение и умирали в одиночестве без всякой помощи. Всюду раздавались только громкие жалобы на жажду и на сухоту в горле Дело в том, что очень часто, получив свой паек воды, составлявший от полпинты до кварты, они ставили его где-нибудь поблизости, чтобы по мере надобности утолять жажду, а их товарищи — и те, что были рядом и те, что подальше, — приходили и похищали эту ничтожную долю воды, когда те спали или поворачивались спиной. В межпалубных помещениях и других темных местах, поймав кого-нибудь с поличным, люди нападали на него и дрались, не видя своего противника, и так очень часто больные лишенные подобным образом необходимых им нескольких капель воды, умирали в тяжелых мучениях. Никто не хотел отдать хотя бы немного воды, чтобы спасти человеческую жизнь, ни отец сыну, ни брат брату, желание сохранить жизнь и жажда были настолько велики, что каждый думал только о себе. Часто и меня обкрадывали, лишая моей порции [воды], но я утешался, видя многих других, попавших в такую же беду. Опасаясь воров, я боялся спать стишком крепко и прятал воду в такое место, где ее трудно было достать без того, чтобы не толкнуть меня. Среди нас царило величайшее замешательство и хаос, какие только можно представить, так как здесь скопилось множество больных всех рангов и положений, то тут, то там кого-нибудь тошнило, и они изрыгали блевотину друг на друга. Со всех сторон раздавались стоны людей, изнемогавших от жажды, голода и боли, проклинавших тот час, когда они вступили на корабль, и призывавших проклятия даже на головы своих отцов и матерей. Они производили впечатление умалишенных.
Те же симптомы описаны в рассказах об экспедиции Васко да Гамы, и один из авторов сообщает, что командующий приказывал своим людям пользоваться тем же лекарством, какое упоминал Мокё. [259]
Вспышка цынги еще раз показала добрый, чуткий характер брата Васко, Паулу Первый раз мы имели возможность убедиться в этом, когда он вступился за Аффонсу Вилозу, просившего разрешения посмотреть бушменскую деревню. В одном из первых описаний экспедиции отмечается, что болезнь и смертность
259
Цынга очень ярко описана в письме Филиппо Сасетти (1540–1588), фторентийца умершего в Гоа (Португальская Индия). Он писал, что в один день заболело 160 человек что их десны и ноги распухали до чудовищных размеров. Бритвами они обрезали свои десны, «чтобы можно было открыть рот». Люди умирали через несколько дней после заболевания, «угасая, словно лампада в которой выгорело все масло».
приняли бы значительно большие размеры, если бы не доброта Паулу да Гамы. Ночью и днем он обходил больных, утешал их и оказывал им помощь. Более того, для облегчения болезни он великодушно делился [с людьми] всем тем, что он взял с собой для личного пользования.
Очевидно, кое какие свежие и целебные продукты были получены путем обмена у туземцев, так как цынга в конце концов исчезла. Пока суда были у Келимане — которую португальцы назвали рекой Добрых Предзнаменований за то, что она обещала, наконец, приближение к цели, — с Васко да Гамой произошел несчастный случай, едва не стоивший ему жизни. Он должен был обсудить какой-то вопрос со своим братом и отправился на шлюпке к «Сан-Рафаэлу» Гама вел разговор со шлюпки, держась, как и гребцы, за якорные цепи. Его брат Паулу в это время стоял на палубе, наклонившись через борт своего корабля «Неожиданно вода под шлюпкой так быстро опустилась, что вырвала ее из-под находившихся в ней людей. Он [Васко] и его моряки спаслись только благодаря тому, что ухватились за цепи и повисли на них, пока они [команда] не пришли им на помощь».
Наконец ремонт, замена снастей и заготовка дров, воды и свежих продуктов были закончены. Был установлен падран, получивший название «Сан Рафаэл», по имени
260
Следы этого падрана никогда не были обнаружены Сан Рафаэт был покровителем путешественников (см. его путешествия в апокрифической книге Товита).
[Апокрифы — памятники легендарной иудейской или христианской религиозной литературы, признанные церковными соборами IV века ложными («отреченными») и поэтому не включенные в иудейско христианскую библию — Прим. ред.]
Васко да Гама, стремясь выполнить приказ короля — найти морской путь в Индию, никогда не подозревал, что, покидая южно африканские воды, он и его повелитель отбрасывают золотую возможность предъявить свои притязания и занять страну с климатом, превосходно приспособленным для европейской колонизации, богатую плодородными землями и ископаемыми, страну, ко торой было суждено стать одним из центров распространения европейской цивилизации и культуры.
Корабли продолжали свой путь на северо-восток и прошли более трехсот миль через Мозамбикский пролив (между Африкой и Мадагаскаром), держась подальше от берега, останавливаясь по ночам, чтобы избежать островков и мелей у этих мест, не нанесенных на карты. Утром, в пятницу 2 марта, с кораблей увидели остров Мозамбик, находящийся у северного конца пролива. Флотилия медленно вошла в гавань. Судно Николау Коэлью, как обычно, шло впереди, но натолкнулось на мель и сломало румпель. К счастью, Коэлью удалось снять корабль с мели, вывести его на более глубокое место, и вместе с другими тремя судами корабль Коэлью бросил свой якорь недалеко от города. Пока выбирали место для стоянки, множество лодок окружило корабль, а другие отчаливали от берега. В них были люди, игравшие приветственную мелодию на своих анафилах [261] . полагая, что вновь прибывшие — такие же мусульмане, как они сами. Разубеждать их в этом португальцы не стали.
261
Анафил (арабское эль нафир) — род арабской трубы.
С прибытием на остров Мозамбик Гама миновал побережье Восточной Африки, населенное дикими племенами, и вошел в полосу побережья, контролируемую мусульманами — чистокровными арабами, метисами арабо-негритянского происхождения и обращенными в ислам туземцами. До этого они имели дело с простым негритянским обществом, состоявшим из небольших племен с едва развитой социальной организацией, слабо или вообще не связанных между собой и совершенно неспособных оказать объединенное сопротивление более высокой дисциплине и вооружению европейцев. Но теперь они вступили в район с совершенно иной политической и социальной организацией, район, приобщившийся до некоторой степени к мусульманской культуре, которая в тот период не уступала португальской. Арабы на протяжении нескольких веков оседали здесь на побережье и проникали вглубь страны. Каждый год с декабря по февраль дул северо-восточный муссон, а с апреля до сентября — юго-юго-западный. Эта постоянная смена ветров делала приход кораблей в Восточную Африку из Аравии, Персии и Индии просто неизбежным. Купцы знали, что зимой они могут плыть к восточному побережью Африки, а весной попутный ветер снова приведет их на родину [262] . Возможно, что это движение началось, по крайней мере со стороны Индии, еще в VI веке до нашей эры [263] ; полагают также, что еще тогда индийские путешественники завезли в Африку кокосовую пальму [264] .
262
Здесь подразумевается, конечно, зима и весна северного полушария, поскольку речь идет об аравийских, иранских и индийских купцах, а не южного полушария, где находится Мозамбик. — Прим. ред.
263
То, что нам известно об истории Индии VI века и, в частности, о мореходстве у древних индийцев, вряд ли допускает вероятность такого предположения — прим. ред.
264
Слово «кокосовый» происходит от испанского и португальского coco (домовой), что объясняется кажущимся сходством поверхности кокосового ореха с «тремя глазами» домового.
Обмен продуктами превратился в оживленную торговлю различными товарами, в том числе рабами-неграми, и за много столетий до прибытия кораблей Гамы в воды Восточной Африки арабы контролировали всю торговлю в этом районе и были безраздельными хозяевами Индийского океана. Они перевозили товары, которыми торговали между собой Индия, Персия, Малайя, Юго-восточная Азия (East Indies), Китай, Аравия и Африка, от них зависели не только эти страны, но и Европа, так как они доставляли товары с Востока в Александрию и другие торговые центры, откуда суда итальянских городов переправляли их уже к месту назначения. По мере дальнейшего развития торговли создавались фактории и торговые пункты, а вокруг них возникали города. Они были населены отчасти торговцами и их агентами, отчасти туземцами с побережья — рабами или слугами, составлявшими низший класс населения и обеспечивавшими эти поселения рабочей силой. Хотя большинство арабов не намеревалось навсегда оставаться в восточно-африканских городах, однако многие из них селились там и брали себе туземных жен и наложниц. От них происходит смешанная группа, которую первые португальские путешественники называли «дубленокожими», «краснокожими» или «красновато-коричневыми». Это смешанное население постепенно пополнялось беженцами из азиатских и африканских стран в результате войн, междоусобиц и захватов.
Арабы привезли туда религию, язык и обычаи своей родины, которые были усвоены — зачастую, правда, в выхолощенной и извращенной форме — и стали преобладающими в торговых поселениях.
Эти поселения политически не подчинялись метрополиям, а были независимыми городами-государствами. Среди них не было политического единства или господства одного государства над остальными. Иногда один город какое-то время господствовал над несколькими другими, но никогда не было создано сколько-нибудь тесно объединенной федерации, которая могла бы оказать сопротивление вторжению или захвату. Именно эта роковая политическая слабость создала благоприятную почву для завоевания побережья Восточной Африки в XVI веке португальцами.