Морской путь в Индию
Шрифт:
Выстроившись на палубе, солдаты громко затрубили в трубы. На мачте флагманского корабля «Сан-Габриэл» был поднят королевский флаг, музыканты забили дробь на барабанах, заиграли волынки и бубны, тамбурины и флейты, заглушая крики, плач и жалобы тех, кто был на берегу или в утлых лодках, выплывших на рейд, чтобы поймать с борта корабля последний взгляд близких людей.
Но было уже за полдень, и когда тени стали удлиняться, то, как обычно в это время года, вдоль реки, к морю, подул порывистый ветер… Адмирал решил воспользоваться ветром и приказал поднять якоря. Матросы энергично взялись за дело, стараясь забыть о тех тягостных минутах, когда им приходилось вырываться яз объятий опечаленных родителей, членов семей и подруг. Якоря мерно, как бы нехотя, поднимались из речного ила под возбуждающий ритм старой морской песни. С якорных цепей капала вода. Последовал приказ поставить паруса. Команда подняла их, и огромные полотнища заплескались на ветру, надулись, и на каждом парусе стал виден большой алый крест ордена Христа, тот же крест, который был на знамени, врученном доном Мануэлом Гаме несколько дней назад в Монтеморе-у-Нову. Корабли впервые ощутили силу ветра — этот ветер должен был стать их слугой (только слишком часто слугой яростным, мятежным и мрачным) на многие-многие
Народ все еще толпился на берегу, напрягая зрение, чтобы увидеть последние приветственные жесты отплывающих. Люди махали руками, шарфами; возгласы и крики слабо доносились до кораблей, течение и ветер несли их к морю. Матросы толпились у бортов, взбирались на мачты, офицеры теснились на корме и у окон кормовых башен. Все стремились в последний раз взглянуть на толпу, на любимый Лиссабон, с его холмами и долинами, с его дворцами и церквами — теперь все это постепенно уходило все дальше и дальше. Косые лучи заходящего солнца отражались на копьях и на пушках, на снастях кораблей и на шлемах, а на берегу они освещали злато-багряным пламенем камни и леса наполовину возведенного кафедрального собора Моря. Они блеснули еще раз в водах Тежу, которые стали сизыми, как вороненая сталь. Затем опустились сумерки.
С наступлением темноты толпа на берегу понемногу рассеялась, люди небольшими группами расходились по домам. Ветер крепчал, по мере того как корабли приближались к морю. В серой полумгле несколько рыбацких лодок под блекло-желтыми парусами поспешно отошли в сторону, уступая дорогу надвигающимся на них большим кораблям. Флаги спустили и спрятали в рундуки, установили ночную вахту, на мачтах были подняты фонари, и на море, на землю и на реку спустилась ночь. Величайшее предприятие португальской нации было начато, осуществлялись мечты принца Генриха, замыслы короля Жуана II, на которые так много уже было положено трудов. Большая часть столетия ушла на подготовку к осуществлению этих замыслов и мечтаний — годы труда и разочарований, попыток и ошибок, успехов и неудач. Многим смельчакам это стоило жизни, немало потребовалось и золота.
Зато Мануэлу, получившему в истории прозвание «Счастливого», суждено было стать богатейшим монархом в Европе, а Португалии — на некоторое время — владычицей многих далеких земель, морей и народов, никогда ранее не подвластных Европе и большей частью даже неизвестных европейцам, если не считать рассказов Марко Поло и других немногих смелых душ.
В ту ночь на кораблях спали лишь немногие. Слишком переполнены были сердца, слишком велико было возбуждение. Но едва забрезжил новый день, все были на ногах, все в движении. Корабли уже прошли отмель, берега скрылись из виду, и люди остались наедине с морем, небом и богом — лишь белые и серые чайки, пронзительно крича, будто бранясь, летели за кораблями, провожая их далеко на запад, в океан.
Когда команда «Сан Габриэла» приступила к своим обычным работам, матросы впервые могли видеть вблизи своего командующего. Вверху, на кормовой палубе, они увидели человека в бархатном берете. Он был среднего роста, в полном расцвете сил — ему было тридцать с лишним лет, — коренастый, с кирпично-красным лицом и шеей бури, горячее солнце и морская соль сделали свое дело. Черные усы и большая широкая борода скорее подчеркивали, чем скрывали черты его лица, его сильную квадратную челюсть, пухлый и чувственный, но строгий, даже суровый рот. Быстрые, внимательные и проницательные глаза окружала тонкая сетка морщин — многолетний отпечаток солнца, ветров и ослепительно сияющего моря. Порой в его быстро прикрываемых веками глазах и сжатых губах проглядывала скрытая жестокость, видимо прирожденная черта его характера. Он не был человеком, которого можно было любить, да он и не искал расположения к себе. Но бывалые моряки, плававшие под командой таких людей, как он, по морям, прилегающим к Африке, видели в нем человека стальной воли, несгибаемой целеустремленности. Они чувствовали в его голосе, в его четких решительных приказах, во всей его внешности и движениях опытного мореплавателя, строгого начальника и человека, которому нельзя противоречить, с которым нельзя вести себя вызывающе. Им было известно, что он пользуется полным доверием короля и что — как бы ни обернулось дело — волю своего государя он будет исполнять буквально. К тому же они слышали о нем как о человеке смелом, готовом без колебаний вести своих подчиненных в любое место, какое он им укажет Тем, кому посчастливилось вернуться с Гамой в Лиссабон и кто снова отправлялся в его новый поход в Индию, суждено было не раз видеть, как в быстрых действиях проявляются все свойства характера, написанные на лице адмирала — решительность, ум, упорство, страшный, безрассудный гнев и хладнокровная жестокость, граничащая с садизмом. Королю Мануэлу он мог принести победу и сказочные богатства и положить к его ногам моря и земли Индии, но он мог причинить также ненужные страдания, ужасные мучения и почти непостижимую дьявольски-жестокую смерть бесчисленному множеству несчастных людей, чей грех был лишь в том, что они не принадлежали к вере, исповедуемой Гамой, чье преступление состояло лишь в том, что они случайно встретились ему на пути в тот час, когда он неумолимо стремился к своей цели.
Итак, экспедиция, которой суждено было стяжать мировую славу, началась Автор «Рутейру» первого плавания Васко да Гамы в Индию писал: «Мы отплыли из Риштеллу в субботу на восьмой день июля упомянутого 1497 года, [и] да будет милость нашего господа бога на то, чтобы мы исполнили наше намерение во служение ему. Аминь»
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.
АФРИКА
Так водные пути мы открывали,
Дотоле не открытые никем.
Плавание началось спокойно, без особых, заслуживающих упоминания инцидентов. После недельного пути на юго-запад показались Канарские острова. Далее корабли продолжали плыть вдоль африканского побережья. По пути матросы ловили на удочки рыбу для общего стола. В ночь на 17 июля флот попал в густой туман близ бухты, известной под названием Рио-де-Оро (Золотая река). 17 июля на восходе солнца туман и ветер, поднявшийся ночью, разъединили корабли. Гама предвидел
247
В 1482 году Диогу д'Азамбужа построил крепость в Сан-Жоржи-да-Мина — одном из стратегических опорных пунктов Португалии на Золотом Берегу. За свои заслуги перед престолом Диаш был удостоен должности капитана этой крепости и получил приказ сопровождать флот Гамы на первом этапе его плавания.
От островов Зеленого мыса был взят курс на восток [точнее — на юго-восток. — Ред.] вдоль побережья Гвинеи и Сьерра-Леоне. После дополнительного ремонта рей на корабле Васко да Гамы (вероятно, повреждения были получены в результате шторма) курс был изменен. Вместо того чтобы держаться берега и, пройдя расстояние в 3370 миль, добраться до мыса Доброй Надежды, Гама направился от берега Сьерра-Леоне прямо на юго-запад, делая большой крюк в сторону тогда еще неизвестного побережья Бразилии. [248] Существуют различные объяснения его решения Одно из них заключается в том, что Гама получил сведения о преобладающем направлении ветров (и, возможно, о наличии земли на западе) от мореплавателей, плававших здесь ранее Второе объяснение — что адмирал, посоветовавшись с офицерами и лоцманами, решил избежать опасных противных ветров, дующих у берега, и взял курс на запад. И третье — что Васко да Гама принял это решение по собственной инициативе, свершив, по словам одного комментатора, «шаг чрезвычайной смелости». Возможно, справедливы все три объяснения — что у него были сведения от прежних мореплавателей, что его офицеры поделились с ним своими соображениями и что он сам решил сделать такой опыт. Есть и еще одна возможность что маршрут был разработан во всех подробностях еще до того, как корабли миновали устье Тежу.
248
См. Samuel Eliot Morison, Early Portuguese Voyages to America, p Г05 и ел
Остается фактом, что в этом первом плавании на Восток Васко да Гама не только открыл для своего короля морской путь в Индию, но также, случайно или преднамеренно, открыл наиболее удобный [для парусных судов — Ред.] морской путь из Европы к мысу Доброй Надежды, путь, и поныне используемый парусными судами и рекомендованный для парусных судов в последних инструкциях Британского адмиралтейства и Гидрографической службы Соединенных Штатов. Большой кружной путь, который вел от Африки на юго-запад, к пункту, расположенному приблизительно у пятого градуса северной широты, затем к месту, расположенному недалеко (но точно не известно, на каком расстоянии) от бразильского побережья и далее уже в юго-восточном направлении — к пункту, находящемуся примерно у двадцатого градуса южной широты, дал ему то преимущество, что он пользовался наиболее благоприятными ветрами и течениями. [249]
249
Существуют различные и часто противоречивые описания этого путешествия и дальнейшего пути следования Данная книга не ставит себе задачу анализировать эти противоречия Мы считаем более разумным принять точку зрения таких авторитетов, как Гюммерих и Тейшейра ди Араган, и следовать за автором «Рутейру» до того места, где обрывается его рассказ, а с этого места — использовать в совокупности все надежные современные ему или близкие по времени источники.
Это было длительное, утомительное плавание. Бури и штили сменяли друг друга, и на пути не попадалось ни острова, ни берега, где можно было бы запастись свежей водой, продовольствием и топливом.
После того как флотилия в течение многих дней следовала на юго-восток, были замечены 27 октября киты и тюлени; прибрежные водоросли и другие признаки указывали на близость земли. Стали время от времени проводить промеры глубин. Утром 1 ноября на горизонте показалась земля. Кораблям был дан сигнал приблизиться друг к другу. Прогремел салют, и по случаю благополучного прибытия к африканскому берегу, после трех с лишним месяцев бурь и штилей в Атлантическом океане, были подняты флаги. Аленкер, который плавал вдоль этого берега вместе с Бартоломеу Диашем, не узнал берега в том месте, где к нему подошли суда, и поэтому было решено не останавливаться, а продолжать плавание в южном направлении. Через три дня снова приблизились к суше и вошли в широкий залив. Здесь Гама послал людей в небольшой лодке сделать промеры и найти безопасное место, где можно было бы стать на якорь. Получив хорошие вести, он последовал со своими кораблями в указанное место и велел бросить якорь. Залив тогда же получил название Св. Елены, и команда начала готовиться к чистке кораблей как внутри, так и снаружи, к починке парусов — одним словом, к устранению всех повреждений, полученных во время плавания. Запасы питьевой воды сильно поубавились, а кроме того, оставшаяся вода были несвежей и сильно загрязненной. Послали людей искать свежую воду. Они обнаружили реку, впадающую в залив в четырех лигах от места, где суда стояли на рейде. Следуя принятой традиции, реке дали название — Сантиагу (ныне Грейт-Берг-ривер).