Морской путь в Индию

Харт Генри

О ранних годах жизни Васко да Гамы известно очень немногое. Родившись на берегу моря, он рос вместе с сыновьями моряков и рыбаков, рано научился плавать, грести, управлять парусом и тянуть вместе с товарищами рыбачью сеть. Подобно им, он не представлял себе будущей жизни вне моря. У него, по-видимому, проснулось непреодолимое стремление к приключениям — ведь в детстве все вокруг него говорило ему о море. Он узнал не только рыбачье ремесло в Синише и соседних городках побережья — вскоре он познакомился с устройством и оснасткой неуклюжих каравелл [210] и «круглых судов», которые, покачиваясь на волнах в открытом море, направлялись в Лиссабон, в Опорто и даже дальше — во Францию, Нидерланды и Англию. Перед его глазами то на утренней заре, то на закате нередко проходили на горизонте тяжело нагруженные корабли, направляясь на юг, в порты Средиземного моря, в Марокко или к почти неведомым, диковинным берегам и островам Западной Африки. Кое-кто из

старых рыбаков в Синише сам плавал на этих кораблях: Васко, его братья и все другие мальчики собирались вокруг стариков, которые за работой рассказывали им таинственные и невероятные истории о том, что они видели и слышали. Внимая рассказам о бурях и штилях, о кораблекрушениях и высадках на неведомых берегах, мальчики сидели, разинув рот и широко раскрыв глаза. Они узнавали о черных людях с большими губами и налитыми кровью глазами, едва прикрытых одеждой, с кольцами в ушах и в носу, узнавали о голых людоедах, со свирепо оскаленными, подпиленными зубами, об огромных волосатых обезьянах, которые бьют себя по груди, как по барабану, и могут легко задушить человека, охватив его лапами. Мальчики слушали рассказы о множестве необыкновенных деревьев, растений, о невиданной пище, слушали, как черные люди добывают из речного песка золото, слушали о громадных слонах и бивнях, которые жители Гвинеи вырывают у них и продают капитанам короля Аффонсу. У мальчиков дыханье перехватывало от волнения, когда седые морские волки заводили рассказы о высадках на берег, о набегах на мирные селения, об убийстве несчастных, беспомощных чернокожих, пытавшихся оказать сопротивление закованным в броню португальцам. Мальчики слушали рассказы и о том, с каким бессердечием бросали на голодную смерть в селениях стариков и больных, а здоровых мужчин, женщин и детей связывали и угоняли словно скот, перевозили на лодках и сваливали между палубами кораблей, где на пленников не обращали никакого внимания. Дети слушали, как много чернокожих умирало, как их выбрасывали за борт жадным акулам, которые постоянно гнались за невольничьими кораблями, словно зная, что у них не будет недостатка в пище.

210

Непонятно, почему автор здесь называет «неуклюжими» каравеллы, которые и в годы молодости Гамы отличались легкостью и подвижностью. — Прим. ред.

Так и сам Васко и его братья узнавали, что такое море, корабли и мореходы; так Васко стал усваивать основы практической навигации, учился различать звезды и ветры, облака и течения, вести лодку и управлять парусом.

Когда Васко достиг школьного возраста, то, как полагают, его отправили в Эвору, расположенную среди холмов в семидесяти милях к северо-востоку от Синиша; в сплошь неграмотном рыбацком Синише трудно было дать образование сыну дворянина и королевского офицера.

Стоило мальчику взглянуть на белые стены и уходящие в небо башни церквей Эворы, как перед ним открылся новый мир. Несмотря на то, что Эвора насчитывала лишь около десяти тысяч жителей, это был второй город в королевстве и любимая резиденция короля. Город был древний, его основали еще кельты — они поселились здесь потому, что это место легко было защищать. По-кельтски он назывался Эбора. Город захватывали и римляне, Юлий Цезарь дал ему напыщенное название «Liberalizes Julia» («Юлианская щедрость»), которое португальцы никогда не употребляли.

По пути в Эвору Васко любовался прекрасной пересеченной холмами равниной, через которую проходила дорога к городу. То и дело мелькали плантации пробкового дуба, фруктовые сады, оливковые рощи, цветущие усадьбы, поля ржи, тут и там перемежающиеся с виноградниками и каштановыми рощами. Все было ново для мальчика, все было так непохоже на унылые пески, кустарник и море, которое окружало Синиш. Навстречу попадались крестьяне в штанах по колено, в шерстяных гамашах, в черных остроконечных шляпах — кнутом и руганью они погоняли волов или ослов, запряженных в тяжелые повозки с высокими деревянными колесами, которые скрипели и визжали, как от боли; возы были нагружены дровами, бочонками, зерном, овощами.

Мальчик наблюдал, как длинные ряды мужчин и женщин жали хлеб; как молотили — били снопы о камни или гоняли по колосьям быков и ослов. Он видел, как собирают оливки тем же расточительным способом, который применяется и поныне — сбивая их палками, — видел, как похожие на него мальчики накладывали оливки на тульяш (каменные круги) в ожидании выжимки масла. По обе стороны дороги тянулись заросли дикой лаванды, желто-белого и розового ладанника, васильков, маргариток, темнопурпурного воловика и асфоделей; в лугах, позвякивая колокольчиками, щипали траву коричневые овцы и широкорогие коровы. На холмах стояли ветряные мельницы с острыми черепичными или тростниковыми крышами, там и сям были разбросаны низкие домики с высокими трубами. Город Эвора лежал в прекрасной, счастливой, процветающей местности!

Когда Васко оказался в Эворе, он ощутил под ногами уже не мягкий песок или дерн. Он шагал по узким улицам со странными названиями: улица Двоюродного брата его высочества, проезд Кошек, аллея Маленького дьявола, улица

Благородных девиц почетной свиты, переулок Топора. Вымощенные грубым булыжником, эти сумрачные улицы с перекинутыми через них арками, с деревянными аркадами у домов были уже старыми, когда отсюда уходили тысячу лет назад бряцающие оружием римские легионы. Высокие каменные дома с зелеными ставнями пропускали внутрь лишь слабый свет. Камни жгли подошвы мальчика. Попав в город и пройдя первые улицы, он набрел на такой огромный дом, какого ему не доводилось видеть раньше. Это был дворец, построенный королем доном Дуарти, который здесь в 1421 году пышно отпраздновал свою женитьбу на королеве Леоноре. В то время как мальчик с удивлением и благоговением взирал на дворец и стоявших вдоль стен и у дверей стражей в блестящих шлемах и кирасах, он едва ли мечтал, что наступит день, когда он будет проводить немало времени в стенах этих мрачных залов в присутствии короля и что эти надменные, важные стражи, не замечавшие присутствия маленького провинциального мальчишки, будут низко кланяться ему, а он пройдет мимо, гордый своим крестом ордена Христа и титулами графа Видигейры и адмирала флота.

Мальчик заметил, что около дворца что-то строили — люди работали на лесах и на лестницах, в руках у них мелькали стамески и деревянные молотки, лопатки и отвесы, они, как мухи, облепили стены здания, — его зубчатые покрытия и узкие окна, казалось, доходили до неба. Мальчику сказали, что это новая церковь Сан-Франсишку и что ее будут строить много лет. И действительно, строители трудились сорок лет, церковь закончили только в 1500 году, когда Васко уже возвратился из своего первого плавания в Индию. Церковь эта стоит и по сию пору, но к ней сделана позднее пристройка, в которую непременно заходят все мрачно настроенные посетители. Это склеп, сооруженный в XVII веке. Он был скоро заполнен; стены и потолок его обложены побелевшими человеческими костями, а на нем надпись: «Nos ossos, que aqui estamos, Pelos vossos esperamos» («Мы, кости, лежащие здесь, ожидаем ваших»).

Мальчик бродил по кривым и узким улицам, проходил мимо четырехугольных готико-мавританских башен на дворцах знати, бывал на многолюдной центральной площади, окруженной низкими домиками с аркадами. Еще подростком Васко если не видел своими глазами, то, должно быть, слышал о казни могущественного герцога Браганского, которая совершилась по приказу дона Жуана II на этой площади. Позднее под этими аркадами раскатывалось эхо монашеских песнопений, крики и стоны умирающих — здесь инквизиция сжигала свои жертвы; в одной Эворе было приговорено к костру 22 тысячи мужчин и женщин. Здание инквизиционного суда сохранилось до сих пор, в его подземельях можно еще разглядеть под известкой пятна-крови невинных жертв.

Пройдя площадь по направлению к востоку и выбравшись, может быть, на ту улицу, которая позднее была названа его именем, Васко видел другой храм, один из самых больших и красивых во всей Португалии — Сэ (a Se — кафедральный собор). Его серо-коричневые стены уже и тогда казались мрачными и старыми — собор начали строить в 1186, а освятили в 1250 году. Собор во всем напоминал собою столько же крепость, сколько и церковь — зубчатые стены, острые башенки. Васко вошел через сводчатый мрачный вход внутрь собора, чтобы, как набожный португалец, помолиться, и с мальчишеским любопытством огляделся вокруг. Он заметил, что здесь как-то странно выделяются линии известки в тех местах, где камни соединялись — так делали только в Эворе; он оглядел взлетающие ввысь арки, розовый и серый мрамор, полюбовался на солнечные лучи, бьющие сквозь чудесные розовые окна в трансептах. Потом, когда он стал взрослым и познакомился с архитектурой мавров и арабов, он, вероятно, вспоминал каменное убранство собора Эворы и понял, что долгое пребывание мавров в Эворе оставило явный след на мышлении и работе строителей собора, венчавшего, подобно короне, весь город.

Время шло, и Васко в свободное от занятий время — а мы не знаем, что он изучал, где, под руководством каких учителей, знаем только, что он обучался математике и навигации, — все лучше знакомился с городом и получил кое-какие сведения из его истории. Здесь многое оставалось от римлян: стояли — и стоят — совсем недалеко от того места, где потом жил дон Васко, гранитные и мраморные руины римского храма второго или третьего века — так называемого храма Дианы. Развалины древних стен и домов попадались в городе повсюду, как попадаются они и сейчас. Вслед за римлянами Эвору захватили вестготы и мавры, а раньше их всех тут были аборигены страны — иберы и неутомимые мореходы финикийцы. Эворские мальчики — друзья Васко — с удовольствием ходили с ним по старым улицам и площадям, показывали акведуки, мавританские окна и странно обтесанные камни, столь характерные для забытой жизни древнего города. Эвора попала под власть португальского короля не так давно. Только в 1165 году один объявленный вне закона человек — Жиралду (его именем назвали центральную площадь города) штурмовал Эвору, вырвал ее из рук мавров и преподнес королю Аффонсу Энрикиш. Это был щедрый дар, территория королевства увеличилась, Жиралду получил прощение, но Эвора навсегда потеряла свое былое значение. Северные прибрежные города Лиссабон и Опорто постепенно оттягивали из Эворы и людей и ремесла, и город пришел в упадок. Теперь это лишь тень того, что было, сонный, умирающий город, грезящий в лучах южного солнца о своей исчезнувшей славе.