Морской волк. 1-я Трилогия
Шрифт:
Сейчас идем на север вдоль норвежских берегов.
— Курорт! — сказал после Петрович. — Нас не трогай, мы не тронем. Между прочим, это тоже не есть гут, командир!
Петрович прав. Вам не приходило в голову, как считается срок автономности атомарин? Девяносто, сто суток? Дозаправляться не нужно — заряда реактора хватит намного дольше. Вода — из опреснителя. Провизия — при размерах лодки можно взять и на полгода. Капитальное — на берегу, ТО механизмов и докование — вполне нормально и через год.
Самым слабым местом, как ни странно, являются люди. Три месяца быть запертыми в ограниченном объеме, вдобавок почти не видя солнца, зато наблюдая вокруг одни и те же рожи… Чтоб вы поняли — ну представьте, что вас, мирного служащего, заперли бы со всеми коллегами в вашей конторе, замуровав выход. И заставили бы работать в режиме «четыре часа через восемь отдыха», причем из этих восьми еще четыре — общие работы, а бывают еще и «авралы», то есть готовность один, за которую никаких отгулов, и, естественно, без всяких выходных! Тогда поймете, отчего на лодках случается, что какой-нибудь матросик, живя третий месяц без дневного света, вдруг пытается в истерике открыть входной люк на стометровой глубине! Положим, это случается редко, хотя этот случай хорошо известен в военно-морской медицине как типовой. Но, вот то, что через девяносто суток резко возрастает вероятность того, что какой-то член экипажа по команде повернет не тот клапан или включит не тот рубильник — это объективная реальность. Факт установлен опытным и весьма печальным путем, и мне совершенно неохота его проверять!
Когда-то давно, еще в СССР, я смотрел фильм «Ответный ход». Там есть эпизод на подлодке, где герой Бориса Галкина видит на переборке красную крышечку с надписью «открыть при пожаре». Естественно, он ее открывает — а под ней другая с надписью «Дурак! Не сейчас, а при пожаре». И не дай бог он попробовал бы и дальше, потому что это был пуск системы пожаротушения ЛОХ (лодочная объемная химическая), при срабатывании которой весь отсек почти мгновенно заполняется огнегасящим газом. И кто не успел включиться в дыхательный аппарат, то простите, мужики, в раю передайте привет тем двадцати с «Нерпы» во Владике, где какой-то придурок на эту кнопку нажал!
В отличие от дизельных лодок, нам не надо беспокоиться — кислород, полученный электролизом воды, поступает в отсеки, автоматически поддерживая его уровень в атмосфере на привычных двадцати процентах. Но, атомная лодка «Комсомолец» в восемьдесят девятом погибла именно из-за того, что в кормовом отсеке кто-то отключил автоматику или сбил настройку. И вспомните школьный опыт из химии: железо горит в чистом кислороде. Отсек, где кислорода не двадцать, а сорок, пятьдесят, шестьдесят — никто не знает точно, сколько было на «Комсомольце», — это пороховой погреб и бензиновый склад в одном флаконе. И от любого «коротыша» или малейшей искры превратится в мартеновскую печь.
И таких мелочей много. Перечислять их все у меня нет ни времени, ни желания — учи матчасть, читай инструкцию, — просто прошу поверить на слово, что один дурак, ротозей или псих, нажав одну маленькую кнопочку или открыв не тот кран, может устроить нам всем как минимум громадную кучу проблем с ремонтом, а как максимум — коллективную встречу с апостолом Петром. Если будет кому за тебя просить, как в том восемьдесят девятом, когда к религии еще относились с опаской. Слышал это сам от нескольких человек — не знаю, байка или нет, но, очень похоже на правду. Пришел тогда командующий Северным флотом к главному мурманскому попу, архиерею или митрополиту, не знаю их иерархии, и сказал: отслужи за ребят! Не знаю, есть тот свет или нету, но, если есть — чтобы их всех в рай, по справедливости.
А наш случай и вовсе особый. Провалились черт-те куда, и что впереди — неясно, про дом и родных забудь навсегда, и вообще, война наверху — САМАЯ СТРАШНАЯ война в истории. Это без всякого пафоса, ну если только, не дай бог, Третьей с ядрен батонами не будет! И это серьезно бьет по психике — да тут что угодно могло случиться, вплоть до открытого неповиновения: «А ты ваще кто такой, командир?», «Нет больше такой страны, которой присягали». А уж сдвиги крыш по-тихому — вдруг уже начались у кого-то? Вот почему Петрович вместе с Григоричем стараются, отслеживая общее настроение, ведя душеспасительные, а то и в душу влезающие беседы. Командиры БЧ, проинструктированные надлежаще, также бдят. В общем, все как в песенке из старого фильма с Мишей Боярским: «Чихнет француз — известно кардиналу!»
Григорич, кстати, неожиданно для всех оказался очень при деле. Зашел ко мне еще после того совещания — и сразу в карьер:
— Михаил Петрович, я тут как бы на сутки выбыл из общего дела, даже можно сказать, по боевому ранению. — Показывает на свой гипс. — Я уже говорил с народом и знаю про ваше, нет, общее решение идти на север помогать нашим в войне с фашистами. Я на все сто с вами. Я служить еще при Брежневе начинал, присягу принимал советскую и от нее не отрекался! И все же я на десять лет вас старше, а потому очень хорошо знаю, чем был СОЮЗ и что от него осталось. Горбача я еще терпел, так как Союз был единым. Но, как начали все разваливать, продавать в угоду «вашингтонскому обкому» — мне смотреть было больно, я из флота ушел! А теперь у нас шанс все переиграть сначала, предупредить руководство об ошибках, совершенных ими и их последователями. Чтоб было, как в книжке, что Александр Александрович всем нахваливал — Конюшевский этот, где в девяносто четвертом город Сталинград!
Ага, голубь. Так больно было смотреть, что активно сам поддался, доподлинно знаю, к некоторым делам руку приложил в начале девяностых! Теперь, значит, почуял, куда ветер дует, не дурак все ж, хоть и замполит. А поскольку в этой эпохе капитализм очень не в почете, решил оперативно сменить поприще, снова в товарищи политруки. Ну не верю я чистейшим идеалистам — если человек на груди рубаху рвет с воплем «жизнь положу», так это он или на публику играет, чтоб лишнюю цену за свою честность взять, либо от него последует самый непредсказуемый закидон, и в самый неподходящий момент. Я же, как бушковский король-майор Сварог, предпочитаю иметь дело с людьми, которым не просто идея симпатична, но, и за душой что-то есть. От таких хоть точно знаешь, чего ждать. Ну а здоровый карьеризм никто еще не отменял. Решил человек активно к нашей команде присоединиться, мне это мешает? — да бога ради! А если и хочешь после в новые Мехлисы или Сусловы — чтоб всяких Новодворских, Солженицыных и боннэр давить, как клопов, пока они еще «чайники» — так это вообще святое дело! Только насчет предупредить — это ты загнул. Представляю, как ты будешь Иосифу Виссарионычу или Лаврентию Палычу на их ошибки указывать! Ну это пока прекрасное далёко.
Нужен же ты мне сейчас — поднимать дух команды. По-моему, не прониклись еще люди, что дома у них нет. А когда по-настоящему поймут, вот тут-то и начнутся нервные срывы, и сумасшествие у кого-то вполне реально — смотри выше, чем это всем нам грозит. Так что, товарищ замполит, ты у меня хоть массовиком-затейником поработаешь, но, удержи ситуацию под контролем! Петрович тоже старается, но, у него своих забот хватает. А вот тебя, краснокрылый ты наш, в экипаж взяли исключительно за этим! Я же иного лекарства не вижу, кроме пафоса самого оголтелого, с надрывом — за святую идею. Как там у фантаста Ефремова в романе «Лезвие бритвы» сказано: когда люди видят перед собой цель, для всех важную, они становятся равны богам по силе совершить невозможное.
Положим, долго так не протянешь. Но, тут за нас играет, что мы все же не пехота: окопной грязи и смертей, которые пафос ломают вернее всего, у нас не предвидится, делай что учили, а если гибнуть, так всем. Выстоим до конца похода, ну а что после будет, как к предкам придем — будем проблемы решать по мере их поступления. А пока же — вперед и с песней, марш!
Григорич не подвел. Честно пашет, как целый отдел агитации и пропаганды. Мы одни в этом мире, и ничего еще не решено, если это и впрямь мир параллельный. А вдруг в этой реальности какой-нибудь идиот в генеральских погонах — хотя погон еще нет, но, это неважно — угробит не Крымский, а Сталинградский фронт? Сейчас решается, жить ли нам вообще — русским, украинцам, белорусам, да и чеченцам с дагестанцами — поскольку все мы для Адольфа унтерменши, рабы, удобрение! Мы — или они. Победа — или смерть. Убей фашиста — или сдохни сам в рабстве. Никаких сложностей, чтобы было все просто и понятно, на уровне агитки двадцатых. Все ж старая гвардия, Ильич и иже с ним, были гениями слова, мастерски умели заводить толпу! Именно это требуется сейчас.