Морской волк
Шрифт:
Следующий приз заметили через день. Экипаж как раз пообедал и собрался расположиться на послеобеденный сон, когда из «вороньего гнезда» донесся радостный крик впередсмотрящего.
Это был галеас — большая галера с мощным парусным вооружением. В них решили соединить достоинства галеры и парусника. По моему мнению, этот бастард взял у родителей только недостатки. Он был под арагонским флагом. Точнее, длинных арагонских вымпелов, свисавших с топов мачт и почти до палуб, было три, по одному на каждую мачту. На фок-мачте галеас нес прямой парус, а на гроте и бизани — большие латинские. И мачты, и паруса были в красно-желтую горизонтальную полосу. Фок-мачта ниже
Галеасы тяжелее галер, соотношение длины к ширине меньше, а потому не такие маневренные и скоростные. Этот приближался к нам со скоростью узла четыре. Самые опасные пушки у него стоят в форкастле. Их я и решил обезвредить в первую очередь. Из-за плохого пороха бомбарды сейчас стреляли максимум метров на четыреста. Мои пушки били раза в полтора дальше. Я развернул барк левым бортом к противнику, подождал, когда он приблизится.
— Руль право на борт! — приказал я рулевому, а пушкарям: — Левый борт, залп!
Шесть орудий отгрохотали почти одновременно, выбросив вместе с ядрами черную тучу. В форкастель галеаса попало всего одно ядро. Еще одно прошило борт ниже шпирона, выбросив кучу щепок, а два пролетели выше, угодили в ахтеркастель, завалив в каюты переднюю переборку.
Барк повернул на северо-северо-запад, быстро набрал скорость, оторвавшись от галеаса до того, как он приблизился на дистанцию выстрела. За это время комендоры вновь зарядили пушки. Мы опять развернулись к врагу левым бортом, подпустили его и всадили два ядра в форкастель, одно ниже шпирона и одно в ахтеркастель. Опять поворот вправо, набор скорости, отрыв от преследователя, поворот влево и очередной залп. Два ядра в форкастель, два в ахтеркастель, два в молоко.
На этот раз галеас огрызнулся, выстрелив из главного калибра. Ядро из бледно-желтого ракушечника упало метрах в тридцати от нашего борта, подняв фонтан брызг.
Барк уже начал разворачиваться. Я повел его на северо-запад, прикрикнув комендорам, чтобы заряжали побыстрее. Им помогали коллеги с правого борта. Морские пехотинцы давали остроумные советы. Сражение для них пока что — забавное зрелище. После следующего залпа в форкастель залетело сразу три ядра. Его крыша осела, придавив обслугу, а центральная, самая крупная бомбарда повернулась влево.
Теперь можно сближаться бортами. Фальконеты большого вреда не нанесут. Я не стал поворачивать вправо, повел барк на запад, в сторону берега, дожидаясь, когда зарядят пушки. Галеас тоже повернул и с упорством бультерьера погнался за нами. Я приказал рулевому повернуть влево, матросам убрать косые паруса, комендорам прицелиться в ахтеркастель. На этот раз мы подпустили врага метров на двести.
— Левый борт, залпом пли! — скомандовал я.
Пять из шести ядер попали в цель. Ахтеркастель, расставшись с множеством щепок и обломков досок, которые разлетелись
В это время мы медленно, слишком медленно поворачивали вправо. Я собирался оторваться от врага и повторить маневр, но заметил, что галеас тоже поворачивает, но влево. На нем начали ставить и поднимать паруса. Поскольку бортовой залп у галеаса слабенький. Значит, паруса нужны не для маневров в бою, а чтобы удрать, огрызаясь из кормовых бомбард. Поворачивался он медленнее нас.
— Правый борт, целиться в верхнюю часть корпуса, где гребцы! — приказал я.
На галеасе опустили весла правого борта в воду, чтобы ускорить разворот. Хотя мы еще не полностью развернулись к нему правым бортом, я не удержался и крикнул:
— Правый борт, залпом пли!
С такой близкой дистанции трудно было промахнуться. Все шесть ядер попали в корпус галеаса. Сколько из них в гребцов — не знаю, но грести арагонцы прекратили. Опущенные в воду весла замерли, заставляя галеас поворачивать в нашу сторону. С его пушечной палубы рявкнули фальконеты, но особого вреда нам не причинили, только стоячий такелаж повредили. Ванта грот-мачты упали прямо на головы комендоров, так удачно только что выстреливших. Открыли стрельбу и наши аркебузники и арбалетчики, заставив врагов действовать осмотрительнее. Попрятались и арагонские матросы, так и не установив фок. Видимо, галеасом некому теперь командовать. Затих, ожидая продолжения.
Барк тем временем продолжил поворачивать вправо. Он медленно пересек носом линию ветра, а потом начал уваливаться всё быстрее. И опять пришел черед батареи левого борта. Она долбанула ядрами по верхней части корпуса галеаса. В районе мидель-шпангоута образовалась большая дыра, через которую было видно нутро вражеского корабля. Там была куча из обломков и человеческих тел. Кто-то вытаскивал из-под обломков раненых. Дыры поменьше образовались и в других частях корпуса галеаса.
— Следующий заряд — картечь! Нечетные целят по палубе, четные — в пробоины! — отдал я приказ.
Барк под острым углом приближался к жертве. Казалось, наш корабль тоже понял, что дело сделано, что можно безнаказанно расправляться с врагом. С расстояния метров тридцать мы всадили шесть порций картечи в галеас. Из него вырвался истошный вопль боли. С палубы исчезли последние отчаянные бойцы. Экипаж галеаса попрятался, кто где мог. Следующий залп не потребовался, потому что выше планширя появилась рука с белой в красных пятнах крови рубахой и принялась размахивать ею.
— Мы сдаемся! — прокричали на испанском и французском.
Я приказал лечь в дрейф и спустить на воду баркас. Призовая партия из двух десятков матросов и морпехов под командованием Антуана Бло отправилась на галеас. Они должны были переправить на барк командиров и рыцарей, если таковые имелись, узнать, откуда и куда следовали, какой везут груз, сколько осталось живых.
Вернулся шкипер примерно через полчаса с пятью большими сундуками с железными углами и рукоятками, закрытыми на большие висячие замки. Привез и испачканные кровью ключи от этих замков. Сундуки были заполнены биллонными арагонскими монетами, по двадцать тысяч в каждом. Называли эти монеты новенами. На аверсе голова короля в короне и надпись «Король Хуан», а на реверсе крест и надпись «Король Арагона». Примерно на половину они состоят из серебра. Во Франции обменивались по приказу короля на семь денье. Это почти три тысячи экю. Плюс галеас тысячи на полторы-две потянет.