Морской волк
Шрифт:
Что ж, нельзя грабить арагонцев, займемся мусульманами. На них можно нападать всегда. Как и им на христиан. И ведь и те, и другие искренне верят, что именно их религия истинная. Вера есть — ума не надо. Именно поэтому конкурентная борьба между группировками мошенников — самая кровопролитная.
Из Марселя мы пошли на юг, между Болеарскими островами и Сардинией. Дул легкий западный ветер, которому римляне дали название Зефир. Может, мне так показалось, но у ветра был легкий сладковатый запах меда. Он неспешно гнал барк к африканскому берегу. Вторая половина сентября. Бархатный сезон. В двадцать первом веке в это время на Ибице оттягивалась в ночных клубах и на пляжах бедная молодежь, зацикленная на модной музыке, а на Сардинии пожилые миллионеры неспешно прогуливались
В том месте, где мы вышли к африканскому берегу, он был пустынен. И в будущем будет таким же. На европейском берегу Средиземного моря тоже попадаются необжитые участки, но редко и небольшие. Здесь же в течение нескольких часов можешь не увидеть ни одного сооружения, ни одного человека. Правда, в будущем, каждый раз, когда мы проходили здесь, над нами обязательно пролетал, как минимум, один военный самолет. Причем очень низко, чтобы от его рева уши заложило. Мол, бойтесь меня, сильного и ужасного. Ведь для отважного арабского воина что самое главное? Чтобы никто не догадался, что он — трус.
Я собирался, пользуясь попутным ветром, повернуть на восток и пройти до Карфагена, а может, и дальше, но задул сирокко — знойный и пыльный южный ветер, который образуется в этих местах. Жители Алжира будут называть этот ветер чечили. Когда он дует, у людей начинает ехать крыша. У кого-то медленно, у кого-то быстро. И на приборы он действует не лучшим образом, забивая их мелкой пылью. Впрочем, приборов у нас пока нет, если не считать компас, который закрыт герметично. Чечили может дуть несколько дней, поэтому я решил поберечь людей, повернул на запад. Попадется добыча — хорошо, а нет — дня за два добежим до Гибралтара, а в Атлантике дуют свои ветра.
Атаковали нас утром. Из-за мыса выскочила целая эскадра небольших парусно-гребных судов. Они были длиной метров двенадцать-пятнадцать и шириной около четырех. Две мачты с латинскими парусами, которые все одного цвета — желтовато-белого, то есть, из невыделанного и некрашеного холста. По восемь-десять весел с каждого борта. Беспалубные. Только на баке и корме небольшие площадки. На баке по кулеврине калибром около фунта. Название свое (с французского «уж») такие пушки получили потому, что были сварены из железных полос и скреплены железными обручами, из-за чего напоминали ужей, овившихся вокруг ствола. Суденышки, благодаря малой осадке, были ходкие. Мои шкипера не знали, как называется этот тип судов, видели их впервые, а я определил его, как скампавея, хотя мог и ошибаться. Вот такая сейчас жизнь на море: или ты нападаешь, или на тебя нападают. Разойтись мирно пока плохо получается.
У нас было время подготовиться к встрече. Я разъяснил комендорам, что стрелять надо в корпус. Одного-двух наших ядер хватит, чтобы пустить скампавею на дно. Борта у нее тонкие и прочность слабенькая, как поперечная, так и продольная. Чтобы не промахнуться, лучше бить, когда просядем в ложбину между волнами. Тогда ядра полетят над самой водой, иногда подпрыгивая на волнах, как «блины». Пушки левого борта разбил на три пары и каждой назначил цель. Карронады выступят в дело, если враг приблизится слишком близко.
Скампавеи, а я насчитал их одиннадцать, начали расходиться в стороны, из-за чего те, что на краях, немного отстали. В центре двигались самые большие. Когда они приблизились кабельтова на три, я подождал, когда барк опустится в ложбину между волнами, приказал:
— Огонь!
Ни разу еще не было, чтобы пушки выстрелили одновременно. Каждый раз какая-то поспешит, а какая-то опоздает. В итоге залп превращается в продолжительный гул, более сильный в середине. На одной скампавее ядро сбило оба паруса, они улетели за борт вместе с реями. Второй ядро угодило в корпус и завалило наружу дальний борт, из-за чего суденышко начало стремительно тонуть. Третья пара ядер попрыгала к берегу, преодолев больше километра, после чего затонула.
Наш залп не образумил пиратов. Наверное, обкуренные, море по колено. Они продолжали довольно быстро приближаться, стреляя на ходу из кулеврин. Ядра были каменные и плохо обточенные. Пара ударилась о корпус, но особого вреда не причинила. Второй залп мы произвели с дистанции в один кабельтов. Он был намного удачнее. Две скампавеи развалились и начали тонуть, а на третьей экипаж принялся заделывать пробоины снятыми парусами. Залп из двух карронад с дистанции в полкабельтова буквально вычистил еще две скампавеи. На них не осталось ни одного невредимого человека. Каждому из двух дюжин пиратов досталось по несколько шариков свинца. Только у одного из них была кольчуга, а на остальных — ватные халаты. Впрочем, ватные стеганки лучше защищают от пуль. Я читал, что во время Второй мировой войны пули из немецкого автомата не всегда пробивали обычную фуфайку, которые зимой носили наши бойцы. У нас не автоматы, а пушки, и вес пули намного больше, так что никакие халаты не спасут. Остальные скампавеи, обстрелянные арбалетчиками и аркебузирами, нападать передумали. Они развернулись к берегу, спустили паруса, чтобы не мешали идти против ветра, и налегли на весла. Третий наш бортовой залп потопил еще одну скампавею.
Я развернул барк и пошел под углом к берегу, чтобы собрать трофеи. Сперва догнали скампавею с пробитыми бортами. Она взяла много воды, сильно осела, поэтому двигалась очень медленно. В ней осталось человек двадцать живых, одна половина которых вычерпывала воду, а вторая налегала на весла. Мое предложение сдаться, произнесенное на арабском языке, им не понравилось, но возражать никто не решился. Бросив весла и напялив на выбритые налысо головы кожаные шапки, которые перед этим служили черпаками, пираты по одному поднялись на барк по штормтрапу. Мои морпехи обыскали каждого и проводили в трюм. Два матросов спрыгнули на осевшую почти по планширь скампавею, успели привязать трос к стволу кулеврины и затащить ее на барк. Глядишь, получим за нее экю или даже два. Затем мы прошлись и подобрали тех, кто бултыхался, уцепившись за обломки судов. Собрали еще около полусотни и отправили сохнуть в трюм. После чего пошли в сторону Гибралтара на таком удалении от берега, чтобы он был виден.
Ночью лежали в дрейфе, боясь в темноте проскочить мимо добычи, но днем так и не сподобились. Даже пираты больше не нападали, хотя вряд ли слух о нас распространялся так быстро. Вечером третьего дня увидели белесую скалу высотой немного более четырехсот метров, на вершине которой старая арабская крепость и внизу возле которой небольшое поселение. Это место древние называли одним из Геркулесовых столпов, а сейчас — Гибралтаром. Здесь в бухте парусные суда ждут попутный ветер, который поможет преодолеть течение из Атлантического океана. Поскольку в этих местах преобладают западные ветра, ждать иногда приходится долго. Сейчас всё ещё дул чечили, но слабенький. При таком громоздкие, с высокими бортами и надстройками суда не преодолеют встречное течение.
Сейчас в бухте стояли две четырехмачтовые каракки под кастильским флагом — золотой трехбашенной крепостью на красном фоне. На них засуетились, готовясь к бою. Я приказал поднять французский флаг. Суета на каракках не прекратилась, но темп заметно спал. Только после того, как мы встали на якорь, кастильцы успокоились. На песчаный берег была вытащена носом большая галера, передняя мачта у которой была выше задней. Длинные тяжелые весла, выкрашенные в темно-красный цвет, лежали на постицах. Управиться с таким веслом могли только человек пять. С галеры выгружали бочки, мешки, рогожи. Все это складывали на арбы, запряженные длиннорогими волами: одна стояла под погрузкой, а две ждали своей очереди. Видимо, привезли продукты для гарнизона крепости и жителей поселения. Земля здесь скудная. Известковая почва быстро впитывает воду, так что растут на скале и рядом с ней только самые неприхотливые растения. В будущем для нужд города будут использовать опресненную воду.