Морской волк
Шрифт:
В середине августа, когда я в очередной раз привел в Ольборг барк, наполненный бочками с рыбой, тесть, как обычно встречавший нас на причале, новом, построенном по моему проекту, широком и крепком, с дубовым настилом на каменных опорах, известил меня, лукаво ухмыляясь:
— К тебе тут в гости старый знакомый пожаловал! Угадай, кто?
Я надолго задумался, перебирая в уме, кто из старых знакомых мог приехать сюда?
— Все равно не угадаешь! — не выдержав, произнес Нильс Эриксен. — Купец провансальский Гильом Гийонне!
Да уж, на него бы я подумал в самую последнюю очередь!
— Неужели ему жить надоело?! — удивился я.
— Говорит, что нет, — продолжая улыбаться, сообщил тесть. — Утверждает, что ты ему обрадуешься.
— Разве что он свежего яда привез, — пошутил я.
Таки он меня порадовал. Не ядом, конечно. Жил Гильом Гийонне на постоялом дворе, под охраной городской стражи и без права выхода в город. Еще ему запрещено было общаться с кем-либо, кроме хозяина постоялого двора Педера Аксельсена. Купца это, как я догадался, не напрягало. Он встретил меня с радостной улыбкой. Такое впечатление, что в прошлый раз я его угощал, как самого почетного гостя, а не собирался испытать огнем.
— Я по поручению короля Людовика, с наградой для тебя, — сразу сообщил он.
— Мне ничего от него не надо. Боюсь, что окажется слишком много для меня, — сказал я.
— Ты не знаешь, от чего отказываешься! — произнес купец Гильом Гийонне с таким выражением лица, с каким хохлы заставляют есть вареники цыгана, который раньше их не пробовал.
— И знать не хочу! — заявил я. — Возвращайся назад и передай королю Франции, что мне от него ничего не надо.
— Если я вернусь, не выполнив и на этот раз его задание… — Гильом Гийонне замолчал, не закончив фразу.
Конец ее мне был известен. Варианты могли быть только в том, как закончит жизнь провансальский купец. Людовик Одиннадцатый в этом плане был затейником. Ему бы в двадцать первом веке работать аниматором в пятизвездочном турецком отеле.
— Зачем он тебя прислал? — сжалился я над купцом.
— Награду тебе передать, — ответил Гильом Гийонне, протягивая вексель. — Ты должен знать, за что. Мне он не сказал.
Вексель был на лионский банк Франческино Нори — наверное, самый надежный банк Франции на данный момент. На тридцать тысяч золотых экю. Я хотел было гордо швырнуть вексель на пол и послать короля Франции подальше, но здравомыслие победило. Иначе мне пришлось бы еще усиленнее прятаться от наемных убийц. Чтобы воевать с королем, надо самому быть королем. Или нищим. В одну сторону мне слишком далеко, а во вторую слишком неохота.
— С чего это он вдруг расщедрился?! — не удержался я и произнес язвительно.
— Болеет он в последнее время все чаще. Из Плесси никуда не выезжает. Охрану втрое увеличил. На стенах ночью арбалетчики стоят, стреляют в любого без предупреждения. Принимает только по самым неотложным делам, в основном божьих людей, — рассказал Гильом Гийонне.
— Решил грехи искупить?! — насмешливо произнес я. — Слишком много их, весь французский клир не отмолит.
Меня всегда забавляли старые грешники, которые перед смертью стараются сделать так, чтобы в аду было не хуже, чем по пути к нему. Либо надо верить в существование ада и не грешить, либо не верить до конца.
— Не нам, малым и грешным, судить о делах помазанника божьего! — трижды перекрестившись, изрек провансальский купец.
Хотел ему сказать, кого и чем мажут, но сдержался. Все равно не поверит.
— Хорошо, я возьму награду, — сказал ему и забрал вексель.
— Напиши расписку, — потребовал купец.
Вот тут я и решил отыграться:
— Не буду.
— Почему? — удивился Гильом Гийонне.
— Потому что не хочу, — ответил я. — Слишком долго ждал эту награду. Так и передашь королю.
— А что мне делать?! Как я докажу, что отдал тебе деньги?! — испуганно воскликнул провансальский купец.
— Очень просто, — ответил я. — Передашь ему от меня: «Сукин сын! Украл деньги!» — произнес я, стараясь как можно точнее передать голос серого попугая жако.
— Тогда король меня точно повесит! — обреченно произнес Гильом Гийонне.
— Не повесит, — уверенно произнес я. — У короля своеобразное чувство юмора.
— Да, шутки у него… — опять не закончил он фразу и попросил жалобно: — Напиши расписку, а?
— Напишу, если не хватит тех слов, что сказал, — заверил я.
— Придется мне ехать сюда еще раз, — мрачно молвил купец и опять перекрестился трижды.
— Если придется, отвезу тебя на своем корабле в Руан, — пообещал я.
Мое обещание не сильно обрадовало Гильома Гийонне. По его лицу можно было прочитать, что он проклинает тот день, когда поддался искушению, вознамерился нарушить заповедь «Не убий». Профессию надо менять в молодости, пока не оброс дурными привычками предыдущей.
61
Гильом Гийонне больше не приезжал. Надеюсь, его не повесили. Зла на провансальского купца я не держал. Сам ведь начинал в этой «жизни» наемным убийцей, не мне кидать в него камень. Вексель я обналичил в Копенгагене у итальянских банкиров, заплатив за операцию один процент от суммы. Пять тысяч взял на постройку нового барка, а остальные, разделив на две равные части, оставил у них под три с половиной процента годовых.
Третий барк построил по проекту второго и вооружил его так же мощно. Капитаном назначил Лорена Алюэля. Сказал, что третий корабль нужен, чтобы на промысле постоянно дежурили два. Вдруг англичане пришлют большой флот?! Хотя сомневался в этом. Нет пока у них грозного флота, нет и опытных моряков. Британии понадобится еще несколько веков, чтобы стать владычицей морей. На самом деле мне просто стало скучно ловить селедку. Зарабатывание денег ради денег меня никогда не прельщало. Хотел уплыть в теплые края, где много солнца. Удерживало то, что я не до конца верил, что король Франции оставил меня в покое, ждал, когда он загнется. Встреченные мною в Копенгагене, французские купцы подтвердили, что Людовик Одиннадцатый в последнее время сильно болеет, чуть ли не при смерти. Однако я знал людей, которые лет по двадцать были при смерти и по несколько раз переписывали завещание, потому что наследники умирали раньше. Выбрал компромиссный вариант — отвез улов в Гамбург, когда наступил мой черед.