Морской волк
Шрифт:
Король умер в предпоследний день лета. Узнал я об этом через три недели, когда выгружал бочки с соленой рыбой в Гамбурге. Новым королем стал его сын Карл Восьмой. Я заметил, что французские короли с четными номерами были несчастьем для своей страны. Впрочем, судьба Франции меня не интересовала, как и Францию теперь не интересовала моя. Я знал, что в ближайшее время, пока не появятся гугеноты, в ней все будет более-менее хорошо. Зато я теперь мог спокойно заходить во французские порты и любые другие, не боясь, что какой-нибудь коллега заработает на моей смерти. Посему, придя на Доггер-банку, я забрал улов и повез его в Лиссабон. Надо было пополнить запасы вина и сахара и отогреться после
Фернана Кабрала я встретил в порту Фунчал. Он нагружал свой корабль сахаром. Лицо моего потомка покруглело, что говорило о достатке. Он принял меня в своей каюте, угостил вином из серебряного кувшина, которое налил в серебряные кубки, копию моих.
— Купил поместье под Сантареном? — поинтересовался я.
— Конечно, — ответил Фернан Кабрал без энтузиазма.
Стоит мечте осуществиться, как она перестает нравиться.
— Помнишь, мы говорили с тобой о пути в Индию вокруг Африки? — сменил он тему разговора. — Меня не покидает желание сплавать туда. Только одному страшновато. Давай вместе, а?
— Чингисхан утверждал: «Если боишься — не делай, если делаешь — не бойся», — сказал я.
— Это турецкий правитель? — спросил Фернан Кабрал.
— Почти, — ответил я и спросил насмешливо: — У тебя есть лишняя пара лет и куча денег на снабжение экспедиции?!
— Не такая уж и большая куча нужна, — отмахнулся он. — Потратиться придется только на еду и другие припасы. На одного человека в день надо полфунта солонины, или рыбы, которую будем ловить по пути, или четверть фунта сыра, который съедим в первую очередь, чтобы от жары не пропал, четыре горсти сушеного гороха или чечевицы, которые будем варить, две кружки вина и четыре воды. Добавим немного оливкового масла, лука, чеснока и сушеного чернослива. Время от времени будем подходить к берегу и покупать еду у дикарей или охотиться. Для экипажа в полсотни человек эти припасы займут примерно половину трюма. Вторую половину можно заполнить товарами. Говорят, там хорошо продаются льняные ткани.
— А зарплату экипажу? — напомнил я.
— Пообещаем матросам по пять крузадо в месяц и долю в прибыли. Расплатимся по возвращению, — ответил он и заверил меня: — На такие деньги сбежится половина Лиссабона!
Португальцы начали ввозить золото из Африки, и у них появилась своя золотая монета — крузадо или альфонсино. Первое название получил из-за креста на реверсе, а второе — в честь короля Альфонсо, который ввел монету в оборот. На аверсе изображен герб Португалии. Пять золотых в месяц плюс доля от прибыли — это много. Я своим матросам меньше плачу. Правда, у меня призовые бывают большие.
Расспрашивал я его для того, чтобы понять, насколько серьезно он подготовился к авантюре, стоит ли с ним связываться? Вроде бы толковый мужик. Мне хотелось побывать в Индии, посмотреть, какая она в пятнадцатом веке. Только вот путь вокруг Африки открыл Васко да Гама. Или я буду первым, но промолчу об этом? Тогда Фернан Кабрал не вернется.
О чем я и попробовал предупредить его:
— Ты даже не представляешь, какая там жара, неизвестные нам болезни. Очень многие, если не все, не вернутся из этого плавания.
— Трусу в море делать нечего! — отрезал мой потомок.
Трудно было не согласиться с ним.
— Что ж, — решился я, — давай рискнем. После Пасхи я приплыву в Лиссабон. Льняные ткани привезу я. У нас они дешевле. Ты закупи горох, чечевицу, чернослив, лук, чеснок и оливковое масло на два корабля.
— На три. Еще один капитан, мой друг, тоже хочет отправиться в Индию, — сказал Фернан Кабрал.
— Ладно, пусть присоединяется, — согласился я.
Раз человек хочет погибнуть, мешать не буду.
Через две недели, погрузив
Северное море встретило нас ураганом. Такого шторма в эту эпоху я еще не видел. Первый плавучий якорь продержался минут десять. Второй я решил не отдавать. Дрейфовали под такелажем, стравив за борт три швартовых конца. Все равно время от времени барк разворачивало бортом к волне. По закону подлости чаще всего это были те самые девятые валы. Ветер буквально воет в снастях, зато волны поднимается бесшумно. Серые, бесчувственные, они подрастали вверх выше наших мачт и обрушивались на барк, обрастая звуком — тяжелым грохотом. Казалось, что корпус корабля ушел под воду и больше не вынырнет. Барк выныривал. Тяжело, с неохотой. Вода толстым слоем перекатывалась по главной палубе, разыскивая шпигаты и любые другие отверстия. Не успевала она уйти, как обрушивалась следующая волна.
У меня появилось предчувствие, что ураган по мою душу. Сбылась примета о трех детях? Или я полез не туда, куда надо, решилв переписать историю? Или выполнил миссию, но какую? Мне показалось, что второе. Я попытался сказать, что передумал, что в Индию не поплыву. Только непонятно было, кому давать обещание и как: вслух или про себя? На всякий случай облачился в спасательный жилет, заряженный деньгами, взял тубус с картой, подпоясался ремнем с кинжалом, надел через правое плечо ремень сумки с бритвенными принадлежностями и серебряными вилкой, ложкой и флягой, наполненной вином, а через правое — портупею с саблей и сагайдак. Доспехи и винтовку решил не брать. В следующей эпохе они, скорее всего, будут уже не нужны. С луком не расставался потому, что это подарок потомка Чингисхана. Представляю, какой музейной ценностью он будет, если дотащу до двадцать первого века. Зато коллекцию старинных монет, которую собирал в этой эпохе, захватить не смогу, потому что оставил дома. Не ожидал, что придется уходить так рано.
Ветер гнал барк в сторону голландского берега, который находился милях в пяти от нас. Возле берегов этого графства много мелководий. Можем оказаться на одном из них, и волны быстро раздолбают корабль. Что ж, будет шанс добраться до берега на лодках. Именно поэтому я приказал закрепить тузик, который сорвало с ростров. Он был принайтован надежно, по-штормовому, но волна умудрилась оборвать крепления и сбить его. Тузик застрял, удерживаясь носом на планшире, а кормовой частью — на крышках трюма. Однажды я видел, как волна сорвала пятитонную крышку первого трюма старого греческого сухогруза, на котором я был капитаном. Крышка трюма подлетела, как жестяная консервная крышечка с банки со вздувшимися соленьями, и ухнула в океан. В жизни бы не поверил, если бы сам не увидел. Хорошо, что первый трюм был плотно набит пиломатериалами, а насосы быстро откачивали попадавшую в него воду. Образовался небольшой дифферент на нос, но, благодаря этому, нас стало меньше колбасить. Сейчас нам никакой дифферент не поможет. Надо было подумать о предстоящей эвакуации на берег.