Морской закон, рыбья правда
Шрифт:
— На стороне Лина — Голос голосов, — сказала она вслух. — Вы думаете, что победите в войне против всей Роны?
— Риторика, — отмахнулся Риуна, — голос — он голос и есть. Сегодня говорит одно, завтра другое. Человеческая природа — вот что важно. Вы идете против нее.
— Знаете что, — сказала Зура, — я просто охраняю Лина. Уж не знаю, о чем вы хотите со мной беседовать, но о его делах — бесполезно. Ничего нового я вам не скажу и убедить его бросить вы меня не убедите. Ну, можете попытаться убить, но тоже не советую, — она показала зубы. — Маловато вас для этого будет.
— Да нет, — Риуна качнул головой, — я выбрал именно вас из-за вашей несомненной преданности. Вы ведь готовы были умереть за него. А сейчас я предлагаю вам шанс его спасти.
— От вас что ли?
— От меня или от такого как я. Или от картелей. Или от интриганов из Ронельги. Вы что, не понимаете? Сейчас Темсин Лин очаровал их всех, околдовал, заговорил зубы — но когда договор будет заключен и война окончена, поднимут голову те, кто потерял доходы. На виду или скрытно, но они будут охотиться за Лином. Будут мстить. И рано или поздно своего добьются.
По уму разговор следовало прервать и слать Риуну туда, где солнце не светит. Но этот неприятный тип озвучивал то, о чем Зура и сама думала, притом уже довольно давно. Поэтому она просто деланно пожала плечами:
— Да ладно. Маги неуязвимы. Что сделаешь тому, кто всегда может уйти в море? Или вы сейчас грозите лично мне, как близкому лицу? Так вот, имейте в виду, Риуна Салем…
Тот ее прервал.
— Да не угрожаю я вам. И даже Лину не угрожаю. Но замечу, что в море он не уйдет. Он как моя сестра: боится его больше, чем смерти, — у него на лице мелькнула такая гримаса, будто он в самом деле любил сестру и сожалел о ее гибели. — Я просто предлагаю вам подумать о последствиях. А еще вот о чем. Война — это нормальное свойство всех рас, что наземной, что водной. Даров природы уже не хватает на всех. Лин может отложить неизбежное — но потом его самого сметет. А заодно и всех, кто рядом с ним.
— Что же предлагаете вы? — спросила Зура насмешливо. — Предать его, чтобы вы могли успеть раньше?
— А вы сами подумайте, добрая Зура, — без улыбки произнес Риуна. — Счет идет на дни. Одна небольшая задержка — и позиции морского народа в переговорах будут сильно поколеблены.
— Думаю. И знаете, что я думаю? — Зура смотрела Риуне прямо в глаза. — Что вы вконец отчаялись, раз хватаетесь за такие соломинки. И значит у Лина все равно что получилось.
С этими словами она отвернулась от Риуны и пошла по улице прочь. А сама гадала: что ему на самом деле надо было от нее? Может, заколдовать хотел? Да вроде не похоже… Надо Лина попросить, пусть проверит, не накинул ли Салем на нее какие-нибудь чары.
В первую ночь на корабле Зуре снилось отрывками много разного. Больше всего — стеллажи, где в одинаковых деревянных коробках без передней стенки лежали сложенные свитки.
Она куда-то шла между этими стеллажами, а коридоры перекрещивались, свитки плыли очертаниями, превращаясь в ряды одинаковых толстых кожаных книг с цифрами на переплетах, а потом — не менее одинаковых папок.
И двери, кругом были двери. Они появлялись между стеллажами совершенно внезапно. Некоторые светились, из-под некоторых начинала сочиться кровь. В конце концов — а по субъективному ощущению это длилось очень долго — Зуре начало казаться, что это все одна и та же дверь.
«Что за чушь», — подумала она и захотела проснуться, но услышала всхлипывания и волевым усилием удержалась во сне. Пошла на звук и увидела мальчика лет десяти, съежившегося в нише за двумя огромными, в человеческий рост глобусами. Его одежонка, очень богатая, запылилась, а на длинных, связанных на затылке волосах осела паутина.
— Зура, — сказал он, подняв к ней знакомые серые глаза. — Я не хочу об этом думать.
Зура взяла мальчика за руку — ладошка была мокрая.
— Пойдем со мной.
Мальчик послушно вытер слезы тыльной стороны свободной руки, поднялся и пошел рядом. Но увести его отсюда у нее не вышло. Куда бы они не шли, обязательно впереди оказывалась та самая дверь. В конце концов мальчик вырвал руку из ладони Зуры и, шмыгая носом, сам решительно толкнул ее.
За дверью не оказалось ничего особенного, хотя Зура почти ожидала увидеть чье-то мертвое тело. Просто темный кабинет с погасшими огнями, вроде бы тот самый, который она видела в другом видении, когда познакомилась первый раз с Дени. На сей раз за окном небо светилось розовым туманным рассветом, а бледная женщина в белом платье, что стояла возле этого окна, казалась призраком. И, как у многих призраков, руки у нее были в кандалах.
— Зачем ты сделала это? — спросила у женщины Зура голосом Лина.
У той глаза горели ненавистью, какую не часто увидишь и на поле битвы.
— Ты убил человека, который был мне дороже жизни, — сказала она. — Любить способны все, даже такие как ты. Если ты любил своего друга, то теперь знаешь, каково мне.
Тут Зура ее узнала. Это была Арииса Тарон, правда, совсем-совсем другая.
Женщина в белом гордо вскинула подбородок, и тут кабинет захлестнуло алым морем, солонее и горше зеленого. Море отхлынуло, выбросив Зуру прибоем на мраморный пол незнакомой спальни, уставленной вазами. Столько цветов она не видела никогда — уж очень дорого они стоили. Срезанные, преждевременно убитые соцветия пахли тяжело и сладко, но тяжелее был запах свежей крови, запятнавшей ее руки и колени.
Ибо Зура стояла на коленях на полу, подставив ладони под голову лежащего Милса Тревона. Совершенно зря: едва ли шишка на затылке сейчас всерьез беспокоила стражника: у него было перерезано горло. Зура прижимала руку к ране, кровь текла ленивым потоком сквозь ее пальцы, и он силился что-то сказать ей, глядел умоляюще стекленеющими глазами, но вымолвить ни слова не мог.
А потом взял и превратился в Лина.
Зура никогда не страдала от морской болезни, но путешествия на кораблях ее также не вдохновляли. Работа — это работа, ее приходится делать, и если для этого нужно ходить в море, ничего не попишешь. Но что хорошего, когда мир ужимается до узкой деревянной палубы и вонючих трюмов, да еще начинает раскачиваться! Не говоря уже о том, что корабли всегда кишели крысами, тараканами и прочей живностью, которую она предпочитала не видеть у себя в супе.
Путешествие должно было продлиться всего пару дней, но все равно приятного мало. Уж лучше было бы плыть с Лином на маленьком суденышке, ведомом по волнам его магией…
И все же Зура проснулась в своем узком неудобном гамаке, чьи веревки немилосердно впивались в тело, не от запахов, не от духоты и даже не от качки. Ее разбудил сон — кошмаре или видение — и она долго бестолково пялилась в темноту, не зная, как поступить.
Наконец Зура села в гамаке и не без труда выбралась из него, стараясь не разбудить прочих храпящих. В этой части кубрика, отгороженной от матросской, спали они с Тианом и Антуаном, а еще секретарь и два телохранителя Мариенда. Самому Мариенду капитан уступил свою каюту, перебравшись к штурману, а Лин спал в пустующем лазарете.