Мортон-Холл. Кузина Филлис
Шрифт:
Так и в тот вечер кузине, в отличие от меня, было невдомек, что мой батюшка очарован ею – не в последнюю очередь благодаря ее точным вопросам, свидетельствовавшим об умении пристально следить за ходом объяснений; хотя не стоит сбрасывать со счетов и ее редкую красоту. И едва Филлис вышла за дверь, отец принялся нахваливать ее родителям. Вероятно, тогда же в голове у него зародился прожект, который он изложил мне день или два спустя, когда мы с ним сидели вдвоем в моей треугольной каморке в Элтеме.
– Пол, – начал он издалека, – я никогда не думал о богатстве, но сейчас оно само идет мне в руки. Моя новая машина, – (я опускаю технический термин), – наделала много шуму, и Эллисон, хозяин фабрики в Грин-Боро, предлагает мне партнерство, ни больше ни меньше!
– Мистер Эллисон, мировой судья!.. Тот, что живет на Кинг-стрит? И разъезжает в
– Он самый, сынок, Джон Эллисон. Я-то навряд ли смогу разъезжать в собственном экипаже, но, если твоей матушке не придется больше ходить пешком, уже хорошо, она ведь не молодеет. Ну да не будем забегать вперед. Полагаю, на первых порах моя доля составит треть дохода. Фунтов семьсот, а может, и поболее. Я хотел бы оговорить право свободно развивать свои идеи, для меня это важнее денег. Кстати, сыновей у Эллисона нет, и по логике вещей дело рано или поздно должно перейти в твои руки. Дочки его малы, о замужестве им думать рано, ну а там… кто знает, кого они выберут, совсем необязательно нашего брата механика. Это твой шанс, сынок, если проявишь упорство. Изобретателя из тебя не выйдет, я знаю, но материальный успех чаще сопутствует тем, кто не тратит время на фантазии о разных приспособлениях, каких еще свет не видывал… Я очень рад был познакомиться с родней твоей матушки – на удивление здравомыслящие и добросердечные люди! Пастора я полюбил как брата, да и жена у него славная, покладистая. Скажу тебе начистоту, Пол: если наступит день, когда ты объявишь, что Филлис Холмен вскорости станет мне дочерью, я буду счастлив. Такая девушка, даже без гроша за душой, – находка для мужчины; а дочке Холменов со временем отойдет дом с землей. И ты составишь ей достойную пару – у тебя тоже будет состояние, коли все пойдет как надо.
Лицо у меня горело огнем. Я не знал, что сказать, хотя и пытался найти нужные слова. Мысль о том, что когда-нибудь и я обзаведусь женой, признаюсь, посещала меня, однако впервые услышать ее от отца было так странно! Видя мое замешательство, отец ухмыльнулся.
– Ну что, сынок? Как тебе отцовский план? Спору нет, ты еще очень молод, но в твои годы я отдал бы правую руку, чтоб жениться на любимой…
– На маме? – спросил я, изумленный внезапной переменой в его тоне.
– Нет, не на ней. Твоя мать – чудесная женщина, лучше не сыскать. Но нет! Та девушка, о которой я мечтал в свои девятнадцать, не знала о моей любви, а через год или два умерла, так и не узнав. Жаль, что не узнала! Бедняжка Молли… Думаю, ее бы это порадовало. Мне пришлось уехать на заработки, а когда я вернулся, ее уже схоронили. Я и по сей день в те края ни ногой. Но если Филлис Холмен люба тебе, Пол, и ты веришь, что она тоже полюбит тебя, то у тебя все сложится иначе – не так, как у твоего отца!
Я наспех посовещался сам с собой и пришел к несомненному выводу.
– Отец, – начал я, – даже если бы я по уши влюбился в Филлис, она ни за что не полюбит меня. Я привязался к ней – как к сестре, и она ко мне – как к брату… младшему брату. – (Лицо отца разочарованно вытянулось.) – Но она не по-женски умна… знает греческий и латынь!
– Ничего, детей народит – быстро все забудет! – предрек отец.
– Если бы только языки! Она не просто образованнее, она и вправду умнее меня, недаром она столько времени проводит с отцом… Она всегда будет обо мне невысокого мнения, а я бы хотел, чтоб жена уважала меня.
– Жена уважает мужа отнюдь не только и не столько за ученость, – упрямо возразил отец, которому жаль было расставаться с прожектом, пустившим глубокие корни в его душе. – Намного важнее другое… Не знаю, как правильно выразить… В мужчине ценят надежность, разум, честность. И все это есть у тебя, мой мальчик.
– Ну не хочу я, чтоб жена даже ростом была выше меня! – с улыбкой подвел я итог.
Отец мой тоже улыбнулся, но как-то невесело.
– Что ж, – помолчав, вздохнул он, – моей затее всего пара дней от роду, просто я позволил себе увлечься ею, как увлекаюсь любым новым изобретением. Вот, думаю, наш Пол – хороший парень, порядочный, благоразумный, никогда не доставлявший нам с матерью ни беспокойства, ни огорчений, с неплохими видами на будущее, молодой, но не слишком – девятнадцать стукнуло, и собой недурен, хотя, быть может, не красавец; и вот его кузина, да не двоюродная, а так, десятая вода на киселе; словом, родство тут делу не помеха, и возраст подходящий – семнадцать годков… Девица добродетельная, благовоспитанная, приученная к труду, с руками и с головой все у нее в порядке, а что шибко ученая – так то ее беда, а не вина, ничего не поделаешь, коли она единственное чадо ученого папаши… Ну да я уже говорил: выйдет замуж, небось всю свою ученость позабудет. Опять же – не бесприданница, унаследует дом и землю, когда Господь призовет к себе ее родителей. А глаза какие… загляденье! Точь-в-точь как у бедняжки Молли. И молочная кожа, и нежный румянец, и пунцовые губки…
– Помилуйте, мистер Мэннинг, кто же эта прекрасная дама? – спросил внезапно нарушивший наш тет-а-тет мистер Холдсворт.
Он вошел так стремительно, что услыхал последние слова отца, чем немало смутил нас обоих: наш разговор, сам по себе крайне необычный, всяко не был предназначен для посторонних ушей. Однако мой отец, человек простой и бесхитростный, честно ответил:
– Я рассказывал Полу о предложении Эллисона и о том, какие перспективы оно сулит ему…
– Согласен, о таком предложении можно только мечтать, но я не думал, что в условия сделки входят «пунцовые губки»!
– Все бы вам шутить, мистер Холдсворт. Я собирался сказать, что, если бы мой Пол и его кузина Филлис Холмен поладили между собой, я не стал бы вставлять им палки в колеса.
– Филлис Холмен! – изумился мистер Холдсворт. – Дочка хитбриджского пастора-пахаря? Выходит, Пол, отпуская вас к родственникам, я способствовал зарождению большой любви? И сам ничего об этом не знал!
– Тут и знать нечего, – сказал я, плохо сдерживая досаду. – Любви между нами не больше, чем между родными братом и сестрой. Я не зря пытаюсь втолковать отцу, что мы с ней не пара: она на голову выше меня и ростом, и умом, а мне это не подходит. Уж если жениться, то пусть жена смотрит на меня снизу вверх!
– Так у нее пунцовые губки?.. Пожалуй, это могло бы отчасти примирить с умом и ученостью. Но я должен извиниться за свое вторжение, ведь нынче ваш последний вечер с отцом. Я заглянул к нему по делу.
Они принялись обсуждать темы, не представлявшие для меня интереса, а у меня из головы не шел разговор с отцом. Чем дольше я о нем думал, тем больше убеждался, что сказал чистую правду о своих чувствах к Филлис Холмен. Я полюбил ее как сестру, но жениться на ней – такое мне и во сне бы не приснилось! И уж тем более невозможно было вообразить, чтобы она сама снизошла – да, вот верное слово! – снизошла до брака со мной. И я попытался представить, какая жена мне нужна. Мои мечтания прервал отцовский голос, расточавший похвалы пастору – «человеку поистине незаурядному». Каким образом обсуждение диаметра движущих колес привело их назад к Холменам, осталось для меня загадкой, но восторги отца пробудили любопытство мистера Холдсворта, и он чуть ли не с укором воскликнул:
– Как же так, Пол, почему вы до сих пор не рассказали мне, какой замечательный человек этот ваш дядюшка пастор!
– Вероятно, не разобрался в нем, сэр, – ответил я. – А если бы и разобрался, навряд ли вы стали бы прислушиваться к моему мнению так же, как к мнению отца.
– И то верно, приятель! – рассмеялся мистер Холдсворт.
И я – уже в сотый раз – подумал, какое у него красивое, открытое, приятное лицо. Сколько бы ни сердился я на моего кумира за то, что он так некстати вызвал отца на откровенность, его заразительный веселый смех мгновенно растопил мою досаду и восстановил его прежнюю власть надо мной. Но если бы все не вернулось на свои места в тот вечер, это случилось бы на другой день: после отъезда отца мистер Холдсворт заговорил о нем в столь восторженных выражениях, воздавая должное цельности его натуры и редкому изобретательскому гению, что я поневоле растроганно пробормотал:
– Спасибо, сэр, премного вам благодарен!
– Вам не за что благодарить меня, я ничего не приукрасил. Подумать только, простой бирмингемский рабочий, можно сказать самоучка – ни учителей, ни единомышленников, ни возможности ездить по миру и перенимать полезный опыт, ничего! Он до всего дошел своим умом, сам воплощал свои идеи в чугуне и стали, добился признания в ученых кругах и теперь легко может разбогатеть, если пожелает… И при таких талантах сумел сохранить спокойную целеустремленность, редкую простоту манер!.. Меня, право, зло берет на себя, как вспомню, сколько денег вложено в мое образование, сколько городов и стран я объехал, сколько умных книг прочел… И чего я в итоге достиг? По большому счету ничего! Вероятно, в жилах вашего отца течет особая, добрая кровь, недаром и родственник ваш, мистер Холмен, сделан из того же теста.