Морвоказ. Начало тайного пути
Шрифт:
Норд-Норд… Все знала и ни словом. Наоборот. А я так старался для нее… Эх!
7. День рождения
Ключ прострекотал зубчиками и легко вошел в замок.
– Ты там поосторожнее, – сказала Норд из темноты.
Наверное, еще какую-то гадость приготовили!
– Снимай ковер и выноси его из дома. Посмотрим, что из этого выйдет.
– Пойдем со мной.
– Неудобно. Поздно уже.
Ха! Есть со мной среди ночи колбасу в укромном месте – удобно, а зайти в дом –
– Ну, а вдруг на меня кто-нибудь накинется, а я отбиться не смогу?
Наверное, я не сумел скрыть издевки в голосе.
– Ты что?
Я понял, что Норд пристально смотрит на меня. Но видно этого не было.
– Боюсь – вот что. Давай вдвоем. Я сейчас молоток достану, будет, чем отбиться.
– Ты что! Мы же ни в чем еще не разобрались. Пока нужно только собирать информацию и пытаться сделать верные выводы.
Ну! Я уж собрал и сделал. И вы скоро убедитесь в этом всей компанией. Не исключено, что и Жоржа нарядили в микроупыря, чтоб уж сполна мне выдать. Вот шайка-лейка…
Так я уверился в своем подозрении, что ни о чем другом уже и думать не мог. Все, все сходилось! Ладноть, как говорит Матрена Киевна. Хм… неужели и старушка здесь. Сейчас все выскочат с именинным тортом из темноты. Ха! Вот это номер. У меня же день рождения завтра. Сегодня уже. Ну, все… Тогда придется простить. Я сразу посветлел лицом, и в душе потеплело, и злость на Норд отступила так же быстро, как навалилась. Хотя… А что «хотя»? Она же для меня старается.
Ничего себе, устроили мне праздник! Ой, как хорошо сделалось, когда все встало на место! Нет, к ненормальности – никогда не привыкнуть. Это я тогда поспешил с выводами.
– Так ты идешь? – спросил я.
– Да. Только молоток не бери. Еще врежешь – кому не следует.
– Бабе Моте, например.
– Что?
Нет, решил я. Самое большое в заговоре трое: мама, папа и Норд.
– У тебя когда день рождения? – спросил я. – В октябре?
– Как и у Бунина.
Бунин – ее любимый писатель. Она серьезная девочка. Но вот – поди ж ты… И, кажется, что-то заподозрила:
– Ладно, бери молоток. Только не спеши, если что.
Улыбки моей она, кончено, не видела в темноте. А мне петь хотелось – до того радостно. Так и подмывало с порога что-нибудь такое брякнуть, чтоб все со смеху покатились.
Но никого не видно. В доме темно. Даже часы стучат как-то редко-редко. Спят.
Мы пробрались в мою комнату, и первым делом я шагнул к кровати: кто же на ней лежал, когда я смотрел в окно? Прыти у меня что-то опять поубавилось. Так странно светилось окно… Потом эти морозные веточки-молнии на стекле…
Кровать заправлена.
– Снимай, – шепнула Норд мне в самое ухо.
– Нужно свет включить.
– Лампу, – вновь шепотом сказала она.
– Лампа перегорела… А чего мы шепчем?
И вдруг я ощутил спиной быстрое движение. Показалось, что меня хотят схватить. Я дернулся вперед вместе со своим молотком, но… поздно. Тонкие
«К горлу!» – само собой мелькнуло в голове.
8. Приколы заканчиваются
Но рука искала не мое горло, а мой рот. Ладонь припечатала губы к зубам и я, обижавшийся пятнадцать минут назад на Норд, считавшей ее вначале предательницей, потом – затейницей, пустившейся в розыгрыш, вновь ощутил ее особый придуманный мною запах – запах северных волн. Он шел от пальцев, зажимавших мне рот.
– Ми-тя! Ми-тя?
Я так и похолодел. Но это не Норд. Кто-то другой изводил меня.
Как появилась эта белая тень в комнате? Откуда взялась?
Если это мама, то она могла прятаться за спинкой кровати и, по уговору, когда услышала нашу возню, воспользовавшись тем, что я отвлекся, незаметно выскользнула из укрытия и завела своего «Ми-тю». Это уже слишком. Так и, правда, можно стать заикой и более того.
Норд прижалась ко мне, и я чувствовал, как она очень натурально дрожит. И меня стало потряхивать. Я закачал головой, пытаясь высвободить рот, но пальцы не разжимались. А как же дышать? Вновь я остался без воздуха.
Нос! У меня же есть нос. Им и нужно дышать. Я засопел. Пальцы мгновенно разжались и защемили мне нос! Глаза у меня выкатились, как у окуня и я зашипел:
– Дышать-то мне как?
И тут же понял – так же, как говорить. Ртом. Он теперь свободен.
Все это извилистой черной молнией, ослепившей меня новым приступом жути, проскользнуло под рубашкой за спиною и угасло. Теперь я вновь стал железнеть. А Норд все тряслась, тело ее не поддавалось отвердению. Удивительно крепкая и смелая девочка. Ничего ее не берет.
– Ми-тя!
Опять! Черт бы побрал эту тетку-приведение. Молотком в нее запустить что ли? А вдруг это мама?
– Не двигайся, – выдохнула Норд, точно угадав мое намерение. – Она нас не видит.
Я согласно кивнул головой. И на всякий случай попытался изобразить скептическую улыбку на лице: если вдруг сейчас вспыхнет свет, и появится торт. Чтобы не выглядеть напуганным идиотом.
Зря мы шипели. Вурдалачка остановилась и повернулась в нашу сторону. Какая мама!? Стоячие белые глаза были видны даже в темноте и были жутки сверх всякой нормы. Уж лучше никакой мамы, чем такую!
– К нам идет… В глаза ей не смотри!
Это снова Норд. Я дернулся в немом вопле: «Молчи!» Но тетка-то все равно шла прямо на нас.
– Ми-тя…
Но смотрела насквозь. Не видела.
Не знаю, как Норд, а я уже ничего не соображал и стоял только потому, наверное, что сделался тверже гранитного памятника. Или потому, что Норд поддерживала меня сзади.
И как он тут взвоет! Гадский Мурзик. Пришел домой на побывку. И заорал под окном. Наверное, пообшарпался весь и хавать хочет, директорская Милка его, видать, жратвой не баловала.