Моря Африки
Шрифт:
С этим последним словом он выводит нас через другие ворота и мы снова в пустыне перед узким перешейком, длинной несколько десятков метров, который соединяет остров с материком. Сразу же за перешейком огромное пространство окружённое стенами, по большей части разрушенными, древний караван-сарай. Здесь останавливались караваны верблюдов и колонны рабов в ожидании продажи на аукционе: в город впускали только свободных людей и ценные товары.
Чуть дальше находится новый посёлок. Новый, если можно так сказать, потому что это всего лишь группа лачуг вдоль грязной и пыльной дороги, полной мусора и колдобин.
Портной выставил посреди дороги свой древний «Зингер» с педальным приводом. Босая нога выглядывает из под белого балахона и ритмично двигается в такт с движением иглы. В грязных лавчонках продают овечьи шкуры, ещё свежие, покрытые мухами, неизвестные крупы в круглых корзинах посреди дороги, мелкий древесный уголь вперемешку с тараканами, почерневшую керамическую посуду.
Тай похоже недоволен нашими исследованиями за пределами города и старается вернуть нас назад, пытаясь что-то объяснить:
— Bukra, bukra… — завтра.
— Но почему завтра?
— Может он просто хочет сказать что уже поздно?
Солнце опять опустилось низко над пустыней, и небо за коралловыми руинами стало тёмно голубым. Чтобы вернуться туда, где мы оставили тендер, мы снова должны пройти через заброшенный город. Мальчик прощается с нами у ворот, и его бесконечное «bukra» заставляет нас предположить, что завтра утром мы опять встретимся.
В самом Суакине тени облаков летящих по ветру оживляют старые дворцы. Это игра узоров и кружев. Дряхлый минарет кажется качается и невидимая рука непрерывно открывает и закрывает арку ограничивавшую территорию складов специй.
Вдруг из за угла в полумраке материализуется человеческая фигура, одетая в длинные белые одежды, лицо чёрное, испуганный взгляд. Суёт руку под короткую жилетку из тёмной ткани и в лунном свете блестит лезвие кинжала. Кровь стынет у меня в жилах, пытаюсь восстановить в голове кратчайший путь в лабиринте улочек до нашей надувашки. Потом думаю, что он наверняка знает дорогу лучше, и убежать не удастся. Инстинктивно укрываюсь за спиной Карло, который схватил меня за запястье и тянет вниз, притягивая как можно ближе к себе.
Проходит пара бесконечных секунд, прежде чем наконец могу разглядеть лицо мужчины.
Вижу, что он испуган больше нас. Стоит неподвижно, раскрыв рот и, кажется, готов с момента на момент удариться в бегство.
— Салам алейкум — приветствую я его.
— …алейкум ассалам.
Он не ожидал. Лицо расслабляется и изображает некое подобие улыбки. Приближается к нам, всё так же с обнажённым кинжалом и уже более твёрдым голосом заявляет:
— «Talatamia dinar!» триста динар.
— Он хочет просто продать нам его?
— Думаю да…Всё таки мы немного чокнутые!
Очень красивый кинжал, с костяной ручкой, раздваивающейся на два завитка, кожаные немного воняющие ножны, закрывают острый сужающийся клинок, хоть и слегка ржавый.
Мы так испуганы, что даже не торгуемся, хотя триста динар для суданца это целое состояние. Карло вытаскивает из кармана деньги, отсчитывает и суёт мужчине, который не верит своим глазам, забирает у него кинжал и тащит меня к тендеру, который заждался нас.
Старый суданец остаётся там, в белом балахоне, разглядывая своё сокровище в свете луны.
На следующий день встречаем Тая у ворот. Он кажется спешит и ведёт нас короткой дорогой между коралловых глыб, через дворы старых дворцов, к перешейку.
На той стороне видно движение множества людей. Сюрприз. Пространство внутри караван-сарая, которое вчера было пусто, теперь полно верблюдов мужчин, женщин и детей.
Верблюды, стоящие и лежащие жуют или дремлют. На огромных шерстяных коврах коричневого и бежевого цвета в одном углу спять дети, в другом, сидящие на корточках женщины продают ткани, одежду, благовония и кожу.
Одежды у бедуинок очень ярких цветов. Юбка, состоящая из нескольких зелёных, красных и жёлтых лоскутов с золочёной, чёрной или красной каймой и тёмно-красная блузка. Две чёрных бархатных накидки с серебристым краем покрывают голову, лицо и плечи. Видны только глаза, и чёлка из чёрных блестящих завитков на лбу.
— И откуда они появились? — Я ошеломлена цветастой толпой.
— Не знаю, из пустыни.
Вот, всегда так. Как мы не стараемся всё задокументировать, каждый раз, когда прибываем на место, что-то от нас ускользает. Как бы мне хотелось узнать побольше об этих людях!
Видно, что это кочевники пустыни. Вид у них гордый и воинственный. Мужчины вооружены длинными саблями, которые носят на поясе или оставляют притороченными к верблюжьим вьюкам. Конечно, они тоже бедны, если бедными считать людей не имеющих дома, автомобилей и электроприборов. Но бедными они не кажутся. По их манере двигаться, по тому как они смотрят в глаза, уверенно и без смущения, понимаешь, что им всего хватает.
У бедуинских женщин очень красивые украшения. На голых руках виднеющихся из под бархатной накидки у каждой выше локтя красуется пара серебряных браслетов. Все браслеты украшены резьбой, а некоторые инкрустированы лазурью и бирюзой. Еще браслеты на запястьях и по серебряному кольцу на каждый палец. На шее великолепное колье из янтаря, серебряных подвесок и в центре старинная серебряная монета.
Я останавливаюсь у одного из ковров и женщина, продающая ткань, предлагает мне свои кольца. Я хотела бы её колье, но ничего не поделаешь, оно не продаётся. Показывает мне на группу мужчин собравшихся в углу караван-сарая. Водой из кожаного бурдюка они моют руки перед молитвой. Если я правильно поняла, колье это что-то вроде обручального кольца.
Подходят другие женщины, предлагая браслеты, которые они носят на запястьях. Они состоят из двух полуколец шириной около двух сантиметров соединённых штифтом.