Московиты. Книга первая
Шрифт:
Вот и у меня был искус – написать роман в стиле фэнтези, но ни одного эпизода не придумывать самому, а все беззастенчиво списать из нашей же родной истории. А что – вполне могло сойти с рук…
Антураж, судя по всему, мало кому известен в своем реальном виде, надо просто народы и государства переименовать, да малость скорректировать имена главных действующих лиц. Самое заманчивое – ничего выдумывать не пришлось бы, ни единого лишнего эпизодика!
Литературное произведение, как известно, всегда «про реальную жизнь, но только гораздо интереснее» – а иначе бы никто и читать не стал. Но иногда реальная жизнь подкидывает такие сюжеты, что никакого приукрашивания не требуется, скорее уж наоборот – автора обвинят в неумеренном нагнетании страстей.
И была бы у нас эдакая «Песнь о несчастном Слепце и трех братьях – Косом, Силаче и Красавчике»…
***
Вася был поздним ребенком.
Когда он родился, его отцу было уже 44 года, мама тоже была немолода, поэтому появлялся на свет Вася очень трудно, долго и мучительно – мать едва не умерла родами. На таких детей родители обычно, что говорится, «не надышатся». Но Васю они должны были любить просто неимоверно.
Мало того, что он был «последыш» – до этого у супругов один за другим умерли четверо сыновей, причем троих снесли на кладбище в первый же год после рождения. Четвертый же, папина гордость, наследник-красавец, уже выросший и женатый, сгорел от болезни за несколько дней на глазах у почерневших родителей. Можете теперь себе представить, что для них значило рождение Васи.
Впрочем, не для них одних. Дело в том, что Вася был не просто поздним ребенком. Он был поздним сыном великого князя Московского Василия Дмитриевича. Мудрено ли, что появление долгожданного наследника взволновало множество людей. В летописях осталась даже легенда о его появлении на свет.
Как уже говорилось, роды у княгини Софьи были очень трудными, и метавшийся из угла в угол отец попросил одного известного своим благочестием инока из Иоанновской обители молиться за княгиню. «Не тревожься! – ответил старец: – Бог дарует тебе сына и наследника всей России». Так и случилось, и лишь только стало известно, что София благополучно родила, во дворце появился взбудораженный духовник князя, священник Спасского Кремлевского монастыря. Оказывается, в своей келье он неожиданно услышал голос: «Иди и дай имя великому князю Василию». Священник очень удивился – зачем князя называть вторично, да еще тем же именем. Поспешил во дворец, и узнал, что в ту минуту у князя родился наследник. Все решили, что княжьего духовника посетил ангел, и назвали младенца так же, как отца – Василием.
Правда это или позже сочиненная легенда – мы, наверное, никогда не узнаем. Но то, что рождение Василия Васильевича для современников было значительным событием – бесспорно.
Но страшные сказки и мрачные саги – особый жанр. Пока счастливые родители светятся изнутри, челядь носится по дому как испуганная, а народ, раскланиваясь при встрече, довольно интересуется: «Слышал, кум? Сын у князя-то, не девка какая. Дал бог наследника, значится…» – непременно должно случиться что-то ужасное. Счастье в сказках никогда не длится более одного мгновения – непременно явится какая-нибудь обиженная невниманием злая фея, дозорный на вышке заорет: «Враги идут!», или просто и незамысловато сглазят младенца – в общем, что-нибудь, да испортит праздник.
Жизнь же, с которой мы списываем нашу сказку, чаще обходится без этих мелодраматических эффектов. Все проще и страшнее. Так и на сей раз – как бы ни были счастливы родители, их ликование было сдобрено изрядной толикой бессильной тоски. Младенец был проклят с рождения, и жизнь, которую он, заполошно крича, начал пару часов назад, не сулила ему ничего хорошего.
Родители гнали от себя эти мысли, не желая портить счастливый миг, но они не могли не понимать, что легкой судьбы у Васи не будет. И избавить его от напастей у них вряд ли получится – все было предрешено задолго до появления на свет пятого сына Великого князя. Забегая вперед, признаемся – реальность превзошла даже самые худшие ожидания князя и княгини.
Рок, нависший над младенцем, имел вполне конкретное имя – Юрий и приходился он новорожденному родным дядей.
Приговор, который был подписан мирной жизни и младенца, и всего Московского княжества, включал в себя всего 23 слова. Звучал он так: «А по грехом отымет Бог сына моего князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княж Васильев удел»
Это строки из завещания деда нашего Васи – знаменитого русского князя по имени Дмитрий, по кличке «Донской». Но здесь придется отвлечься и поговорить немного о практиковавшейся тогда системе наследования, тем более, что простой ее не назовешь.
Прежде всего – пусть вас не смущает оспариваемый титул «Великий князь». Тогдашняя система власти вовсе не напоминала знакомую всем по школьному учебнику европейскую чеканную пирамиду феодальной иерархии с королем (великим князем) на вершине. Какая там пирамида! Скорее уж – непрерывно перемешиваемая «солянка сборная».
Во-первых, не было никакой непрерывной цепочки передачи власти от отца к сыну. Титул «великий князь» наследовал не старший сын, а старший в роду. Представим себе этого гипотетического короля с вершины пирамиды. Пусть после его смерти титул перешел к старшему сыну, а другие сыновья остались при старшем брате. Идут годы, у сыновей рождаются дети – внуки нашего короля. Но после смерти старшего сына титул получает не его первенец, а его младший брат – второй по старшинству сын короля. Дальше на очереди – третий, четвертый и так далее. И лишь после смерти всего второго поколения титул отойдет наследнику старшего сына короля. Можете себе представить, как все запутается уже через пару поколений.
Далее – семьи в те времена низкой рождаемостью не отличались. В России вообще вплоть до двадцатого века была самая высокая в Европе рождаемость, в среднем женщины рожали по 7,5 детей (у ближайшего преследователя – Болгарии этот коэффициент был 7,0, у Литвы, Румынии и Сербии – 6,5)[1]. В общем, темпы воспроизводства у нас были стопроцентно азиатские, и власть имущие в этом плане ничем от своего народа не отличались, а если и отличались, то только в большую сторону. К примеру, у того же Петра Первого было пять братьев: Дмитрий, Алексей, Федор, Симеон, Иван (Петр – шестой, младший), и десять сестер: Евдокия, Марфа, Анна, Софья, Екатерина, Мария, Феодосия, Евдокия, Наталья и Феодора. Общим счетом – шестнадцать душ, правда, от двух жен.
Нетрудно понять, что через несколько поколений великокняжеская семья разрасталась настолько, что просто не могла функционировать как единое целое. Что тогда происходило? Правильно. Срабатывал принцип пчелиного роя – какая-нибудь из родовых ветвей отпочковывалась, выделялась в отдельную семью, ее глава немедленно называл себя «великим князем» и все начиналось сначала.
Два завершающих штриха. Во-первых, территория делилась между сыновьями. Полученный кусок каждый из них опять дробил между своими отпрысками. Процесс не прерывался и от перспективы раздробления «всея земли русской» на уделы величиной с носовой платок спасали только высокая смертность (удел покойного, не оставившего наследников, делился между братьями) да собственнические инстинкты родственников, никогда не брезговавших присоединить к своим владениям чужой кусок с помощью законных или незаконных методов.
Во-вторых, не следует думать, будто великий князь безраздельно повелевал всеми своими братьями, сыновьями, племянниками и т.п. Отнюдь. Наши предки весьма активно претворяли в жизнь известный лозунг Бориса Николаевича Ельцина «берите столько суверенитета, сколько сможете унести». Да, княжество, где правила та или иная семья, формально считалось единым. Но на деле каждый из братьев на своей территории, полученной в наследство, был полным хозяином, и подчиняться никому не был обязан даже по закону. Отношения скорее были родственными – старшего брата чуть больше уважали, как главу семейства.