Московские легенды. По заветной дороге российской истории
Шрифт:
— Ладно, устрою потеху.
На балу этом были разные графы да князья, женский пол — барыни — под музыку плясали-танцевали. Все одеты хорошо в шелка и бархат. Махнул Брюс рукой, и вдруг эти господа, которые по паркету кренделя ногами выделывали, видят — на полу отчего-то мокро стало. Поначалу подумали, что с кем-то грех случился, пошли тут «хи-хи» да «ха-ха». Но только видят — идет вода из дверей, из окон.
И тут ударило им в голову: наводнение началось, Нева из берегов вышла.
— Потоп!
И только один царь Петр понял, что это Брюс отвод глаз сделал.
— Прекрати свои штуки, пьяная морда! — приказал он Брюсу.
Брюс опять махнул рукой, вода пропала, везде сухо, только барыни все с задранными подолами стоят, князья-генералы на стульях и столах корячатся. Такая срамота!
Царь Петр говорит гостям:
— Продолжайте веселиться, а я с Брюсом разберусь.
Подозвал он к себе Брюса, принялся ему выговаривать:
— Ты моих гостей осрамил! Нешто я такую потеху приказывал тебе сделать?
— Что касается твоих гостей, — отвечает Брюс, — то, по мне, они не гости, а сброд.
— Не смей так выражаться! Я их не с улицы набрал. Говоришь невесть что с пьяных глаз!
— Точно, выпил. Да только скажу, пьяный проспится, а дурак никогда.
— Так, по-твоему, выходит, что я дурак? — возмутился царь.
— Я тебя не ставлю в дураки, — отвечает ему Брюс, — а только меня досада берет, что ты взял под свою защиту этих оглоедов.
Н у, слово за слово, в голове-то у Брюса шумит, и наговорил он много лишнего. И царь еще пуще рассердился.
— Я, — говорит, — вижу, что ты о себе чересчур много понимаешь: все у тебя дураки, один ты умный. А раз так, нечего тебе промеж дураков жить. Завтра поутру пришлю тебе подводу — и отправляйся в Москву, живи в Сухаревой башне.
— В Москву, так в Москву, — согласился Брюс и пошел домой. Царь Петр думал, что Брюс проспится и утром придет у него прощения просить. Только утро прошло, день наступил — Брюс не идет. Тогда царь сам пошел к Брюсу.
Видит: Брюс собрал свои книги, бумаги, подзорные трубы и все другое, что требуется ему по его науке, и усаживается в воздушный корабль, вроде аэроплана.
Петр кричит ему:
— Стой, Брюс!
А Брюс не послушался, нажал на кнопку, и поднялся корабль вверх. Царь озлился, выхватил пистолет — бах-бабах в Брюса, только пуля отскочила от Брюса и чуть самого царя не убила.
Взвился Брюсов корабль птицей.
Народ собрался, люди смотрят и крестятся.
— Слава Тебе, Господи! Унесли черти Брюса от нас.
Прилетел Брюс в Москву. Высмотрел с высоты, где Сухарева башня стоит, и опустился прямо на нее. При таком чудесном явлении, конечно, народ собрался, смотрит, говорит разное, кто радуется, а кто Брюса ругает: «Вот принесла Брюса нелегкая».
А Брюс принялся, как и прежде, в Сухаревой башне по Науке работать.
Вечные часы
Что Брюс наповыдумывал, всего и не запомнишь. Вот про вечные часы помню. Трудился над ними он долго, может, десять лет, а все-таки выдумал такие часы, что раз их завел — на вечные времена пошли без остановки.
Выдумал их, сделал, завел и ключ в Москву-реку забросил.
Как жив был Петр Первый, то часы шли в полной исправности. Из-за границы приезжали, осматривали. Хотели купить, только Петр не согласился.
— Я, — говорит, — не дурак, чтобы брюсовские часы продавать.
Значит, при Петре часы были в полном порядке и ходили. А стала царицей Екатерина, и тут им пришел конец.
— Мне, — говорит царица, — желательно, чтобы ровно в двенадцать часов из нутра часов солдат с ружьем выбегал и кричал: «Здравия желаем, ваше величество!»
Конечно, затея глупая, женская. Это простые часы с кукушкой можно сделать, штука немудреная. А вечные часы для этого не годятся, они не для того сделаны, чтобы на птичьи голоса выкрикивать или чтоб солдаты с ружьем выбегали, они для вечности сделаны, чтобы шли и чтобы веку им не было. А Екатерина в этом деле ничего не смыслила. Министры ее — тоже ветер в головах погуливал: «Слушаем, — говорят, — все исполнено будет».
Разыскали самого лучшего мастера-немца, осмотрел он часы, взялся за работу. Разобрал часы, а сделать, что велено, не может. Мудрил-мудрил, у Екатерины терпение лопнуло. Немцу приказывают: «Собери часы, как они были», — а он и собрать не может: не соображает, куда какую пружину надо ставить.
После этого многие мастера приходили. Придут, посмотрят — и отказываются от работы, не по зубам кушанье.
Лежали, лежали брюсовские пружины и колеса кучкой, вроде как хлам, да и выбросили их, чтобы глаза не мозолили. После-то ученые кинулись искать их, да где найдешь! Вот только Сухарева башня осталась.
Генеральские пушки
Однажды пришел к Брюсу в Сухареву башню один генерал и стал у него допытываться, что он тут делает и какими такими противозаконными чародействами занимается.
— А тебе-то что? — говорит ему Брюс. — Я в твои дела не мешаюсь, и ты в мои не лезь.
— Я — не ты, я — другое дело, — отвечает ему генерал. — Мне положено, я — генерал.
— И я — генерал, — говорит Брюс, — ты генерал по эполетам, а я по уму. Сними с тебя эполеты, никто тебя за генерала не примет, скажут — дворник.