Московские легенды. По заветной дороге российской истории
Шрифт:
Наряду с серьезными диспутами на «Вечеринке» устраивались «кабаре» (теперь их назвали бы «капустниками»), ставились спектакли, бывали прогулки и экскурсии по Подмосковью — всё это придавало кружку характер дружеской компании. Бывали, конечно, и любовные увлечения (в частности, Родин женился на девушке — участнице «Вечеринки»).
Темами номеров «кабаре» были преимущественно сюжеты внутренней жизни кружка. Вечеринковский поэт Александр Малаев написал стихотворение, в котором в юмористическом тоне изобразил «Вечеринку», как ее увидел гулявший по Мещанской и незаметно проникший на заседание кружка бес:
Мне раз рогатый черт сказал: В Москве на улице Мещанской ГулялДалее бес рассказывает, что за сборище предстало его глазам:
…Была там молодежь. Я сделал с комнаты чертеж: На всякий случай. И на шкап забрался. Девицы томные сидели по углам, Шептали что-то… Что, не знаю. Шныряли лица здесь и там И ждали с нетерпеньем чаю.(На «Вечеринке» было традиционное угощение — чай с сушками.) Началась вечеринка с того, продолжает бес, что молодой человек в пенсне раскрыл тетрадь и стал читать по ней. Когда же дочитал и «закрыл тетрадочку», все загалдели, заскрипели стульями и поднялся шумный спор.
А спорщики от слов потели, Своей учености печальные плоды Старались показать…Черт под «журчанье слов заснул» и проснулся только к концу вечеринки.
…Играли на рояле, Вся братия, рассевшись в зале, В ладоши хлопала. Какой-то гимназист, В созвучьях слов специалист, Читал стихи. Ему внимали И одобрительно кричали. Припомнивши, что жизнь так коротка, Завыли два высоких тенорка «Быстры, как волны…».Вечеринковцы жили полной жизнью, в которой было место всему, что свойственно молодежи, но в этом общении шла постоянная работа ума. И в шутке, и в серьезном разговоре формировался характер человека, складывалось его мировоззрение.
В 1913 году среди участников «Вечеринки» была проведена анкета, которая показала эволюцию взглядов ее участников за время посещения кружка. В анкете много вопросов, но главные из них два: «политическое кредо» и «отношение к религии».
Отвечая на первый вопрос, почти все сообщили, что вначале они склонялись к социалистическим взглядам — это и понятно, если принять во внимание демократический состав кружка; характерны ответы: были «близки социалистические идеалы», «народник», пережил «отроческий социализм», прошел этап «раннего марксизма». В 1913 же году оказалось, что большинство «приближается в своих политических взглядах к к.-д. (кадетам)», меньшее количество — «сочувствующие народникам».
Что касается религии, то почти все отвечают, что у них был период «атеизма»: «нигилизм и богоборчество», «детско-отроческая религиозность… сменилась нигилизмом и атеизмом Писарева, дальше бездушность писаревщины сменилась… народолюбием и опрощением Толстого». К 1913 году у большинства участников кружка религиозность становится важным и положительным компонентом их мировоззрения: «я не решусь теперь назвать себя нерелигиозным человеком», «раньше религия не играла для меня никакой роли, теперь я знаю, как обеднела бы душа, если бы исключить из нее религиозные переживания», «теперь религия представляется никак не дающимся в руки разрешением всего».
Таковы были результаты общих и самостоятельных размышлений. В 1948 году бывшие «вечеринковцы» отмечали юбилей «Вечеринки», и Александр Васильевич Малаев по этому поводу написал такие стихи:
Былые дни! Былые встречи! Друзья! минуло сорок лет! «Иных уж нет, а те далече», — Сказал любимый мой поэт. Немного нас теперь осталось, Живые все наперечет. Где вы, друзья? Что с вами сталось? Кто встретит юбилейный год?.. О чем мечтали, что хотели, Быть может, не у всех сбылось, Но мы идем к великой цели И за нее подымем тост! Да! Сорок лет! Почти полвека. Пока живем, так будем жить! За жизнь, за счастье человека Дерзать, трудиться и творить!Те «вечеринковцы», о которых удалось собрать сведения, все, как и А. Ф. Родин, прожили нелегкую, но честную трудовую жизнь. Тем взглядам и принципам, к которым пришли в юности, они оставались верны всегда.
После революции 1917 года Набилковское училище было преобразовано в Трудовую школу 1-й ступени и до 1940-х годов использовалось как школьное здание.
В настоящее время, подсвеченное вечерами по фасаду, оно очень украшает улицу и, судя по запыленным окнам, находится в стадии ремонта и ожидании какого-то решения своей судьбы…
В 1930-е годы, до реконструкции улицы, четная сторона 1-й Мещанской кончалась домом № 148. Сейчас последний — 78-й.
Проспект Мира перед Рижской площадью и эстакада 3-го транспортного кольца. Современная фотография
После реконструкции на этой стороне улицы — от Протопоповского переулка и до ее конца — вместо прежних пятидесяти домов теперь стоят двенадцать. В основном это многоэтажные ведомственные жилые дома конца 1930-х–1950-х: № 48 строился для сотрудников Наркомата электростанций, 54 — для Министерства транспортного машиностроения и так далее. Имеется среди них и здание новейшего времени — № 72 — «Бизнесцентр. Офисы. Магазины. Рестораны» — огромное сооружение из стекла и гранита неопределенной конфигурации. Оформляющий парадный въезд на улицу и выезд с улицы на Рижскую площадь дом № 78 занимает целый квартал. Среди трех десятков старых домов, на месте которых он выстроен, был и дом № 126 по 1-й Мещанской, о котором рассказал В. Высоцкий в «Балладе о детстве»:
…Но родился, и жил я, и выжил, — Дом на Первой Мещанской в конце. Там за стеной, за стеночкою, за перегородочкой, Соседушка с соседочкою баловались водочкой. Тут зуб на зуб не попадал, не грела телогреечка. Тут я доподлинно узнал, почем она, копеечка. Все жили вровень, скромно так, — система коридорная, На тридцать восемь комнаток — всего одна уборная.В этом кирпичном длинном с гладкими стенами без всяких украшений трехэтажном доме с длинными унылыми рядами окон, стоявшем торцом к улице и уходившем в глубь двора, перед революцией помещались меблированные комнаты «Наталис», содержавшиеся некоей Пелагеей Ефимовной Гапанович, о которой справочник «Вся Москва», обычно дающий сведения о сословной принадлежности лиц, в нем упоминаемых, на счет ее ограничился общим «г-жа».