Московские слова, словечки и крылатые выражения
Шрифт:
«— Но что же споешь ты про новый город? — спросил князь. — Его еще здесь и нет.
— Что ведаю, княже, то и спою, — негромко ответил былинник и склонился к гуслям.
Сначала спел он о стольном городе Киеве, пресветлом князе Владимире, богатыре могучем Илье Муромце. Затем, окинув взглядом огромный холм, на вершине которого положены были первые венцы городовой стены, продолжил былину:
А как старым стал Илья Муромец, Умирать пошел в Карачарово. Не дошел… упал у большой реки. Тут и смерть пришла к Илье Муромцу. Вот привстал Илья из последних сил, На закат глядит, думу думает: „По-над Киевом стрелы черные, Не вода в Днепре — слезы горькие! Не ковыль в степи — кости русские! Видно, тут пора нам стеной стоять, Видно, тут пора и мечи ковать…“ Долетела дума до Киева, До великого князя Владимира. Он послал Илье двух товарищей, А один из них удалой боец, А другой из них молодой чернец… Не нашли Илью у большой реки, Лишь нашли курган по-над берегом: Знать, земля сама тут насыпалась, Да леса успели повырасти. И поставили тут часовенку… Как поставили, так услышали — Будто вздох дошел: „Надо мощь ковать!“ И второй дошел — только: „Мощь кова…“ В третий раз дошел — только: „Мос… кова…“ Так и стала зваться река: Москва…— Мудр ты, как вещий Боян. И песня твоя предивна, — сказал князь Юрий Долгорукий, когда гусляр кончил петь былину. — Хотя, может, не так насыпало холм и, может, название реки — от иного взяло начало, но в песне твоей есть правда. — И громко добавил: — Сказал нам Илья: „Москва“. Так пусть же и город зовется ныне — Москва».
Известны также попытки объяснить значение топонима «Москва» методом так называемой народной этимологии, то есть путем сравнения его по созвучию со словами современного языка, прибавляя к этому сравнению свои фантазии.
Одна из таких гипотез принадлежит Ф. И. Салову, работавшему в 1950-е годы директором Музея истории и реконструкции Москвы, сделавшего для музея много доброго, но человека далекого от науки. Постоянно слыша вокруг разговоры о Москве и московской истории, он и сам увлекся разгадкой значения слова «Москва». Первое упоминание Москвы в летописи 1147 года имеет форму «Москов», и Салов в своих рассуждениях исходил именно из нее. Второй слог «ков» он сопоставил с русско-украинским глаголом «ховать» — прятать, укрывать, а первый слог «моск», как он утверждал, «на старославянском языке означает „кремень“ и поэтому Москва — значит „крепкое укрытие“, „крепость“». Эту этимологию географ Ю. Г. Саушкин приводит в своей книге «Москва» (1950–1960-е гг., четыре издания).
Московский учитель и экскурсовод П. Р. Польский в 1996 году также занялся вопросом происхождения названия столицы. Корреспондент газеты «Московская правда» рассказывает, как Польского, повторяющего ряд слов, оканчивающихся на «ква» — клюква, брюква, тыква, — вдруг осенило, что все они являются плодами, которые были «ритуальной пищей», приносимой на капище каменному истукану. Затем Польский разговорился «со специалистом по Древней Руси» (к сожалению, имя специалиста не названо. — В.М.), и тот ему сообщил, что есть «славянские идолы» — Клюка и Брюка. «А что касается столицы, — повествует корреспондент газеты, — то была она, если помните, поначалу не Москва, а Москова, а „кова-ково“, по мысли Польского, — это источник силы, священное место, капище. Так, может, и Москва наша изначально была лишь маленьким капищем древнего и загадочного духа по имени Моска?»
Многочисленные попытки людей методом народной этимологии объяснять топонимы говорят о большом и непреходящем интересе к этой проблеме.
Последние десятилетия XX века дали новый материал для размышлений о значении и происхождении топонима «Москва».
По-новому взглянуть на старую проблему заставляют публикации текста «Велесовой книги» — славянской жреческой книги, заключающей в себе историю славян от древнейших времен до IX века и изложение славянских языческих верований. Ряд ученых считает эту книгу подлинным документом IX века, другие полагают, что это — подделка начала XX века. В продолжающейся сейчас дискуссии позиции тех и других приблизительно равны, но динамика ее развития такова, что аргументы сторонников подлинности «Велесовой книги» с течением времени приобретают все большую основательность, скептики же повторяют одни и те же старые доводы.
В одной из глав «Велесовой книги» рассказывается, что в конце VI века вождь одного из племен дунайских славян-вятичей Моск Святоярич переселился со своим родом на север, в Залесье. «И так мы стеклись к Моску, — написано в „Велесовой книге“, — и построили Москов град. И были там очаги. И там пил Моск сурину (ритуальный напиток). И так явился град сей от него. И был он силою наделен и мудростью облечен. И как только он имел мысль идти на врагов отцов наших, так шел и разбивал их».
Территория, которую занял Моск и пришедшие с ним роды вятичей, по его имени стала называться Московью, то есть землей, принадлежащей Моску. В такой форме — Московь — названо в летописи место, куда еще до основания города приглашает Юрий Долгорукий своего союзника Святослава Ольговича князя Новгород-Северского в 1147 году: «приди ко мне, брате, в Московь». А безымянная река, протекающая по Москови, могла быть названа Москвой-рекой.
По мнению исследователя градостроительной истории Москвы Г. Я. Мокеева, до основания города Юрием Долгоруким на Москве-реке существовало сильное княжество вятичей, которое сохранило даже в окружении феодальных княжеств «остатки родового строя, устоев племенного быта, языческих обрядов» и «просуществовало в целом более 400 лет».
«Велесова книга» возвращает нас к объяснению топонима «Москва» от имени исторического персонажа, имя же это — Моск. В нем, как уже установили исследователи, виден славянский корень «мозг», поэтому имя Моск значит «умный, мудрый». Ведь мы и сейчас говорим об умном человеке — «мозговитый».
Старинные московские предания сохранили память и о местоположении первоначального града Москвы не на Боровицком холме, где был заложен град Юрием Долгоруким, а в другом месте, в устье Яузы. Об этом совершенно определенно пишет Каменевич-Рвовский, вставляя в псевдобиблейскую историю топографически точное указание, почерпнутое не из фантазий польских хронистов, но из московских преданий: «созда… градец себе малый на превысоцей горе той, над устии Явузы реки, на месте оном первоприбытном своем именно Московском, идеже и днесь стоит на горе оной церковь каменная святого и великого мученика Никиты бесов мучителя и от верных человеков тех прогонителя, иже которые от оных зло страждут и имя мученика святого призывают с верою».
Церковь великомученика Никиты сохранилась и стоит на горе над Яузой. Ее нынешний адрес: Гончарная улица, 6.
«Велесова книга» представляет возможность исследователям по-новому подойти к проблеме происхождения названия столицы России, рассматривать его как оригинальный топоним, а не заимствование от гидронима. Одновременно значительно отодвигается в глубину времен дата возникновения Москвы — на пять с лишним столетий — в VI век.
С топонимом «Москва» связан еще один сюжет: история о том, как Москва чуть было не лишилась своего исторического названия.
В начале 1990-х годов в числе других рассекреченных материалов ЦК КПСС была опубликована докладная записка наркома внутренних дел Н. И. Ежова, поданная им в Верховный Совет СССР в 1937 — начале 1938 года и содержащая предложение о присвоении городу Москве имени Сталина. Основой для этого послужили, как пишет нарком, полученные им «обращения трудящихся Советского Союза». В архиве сохранились и эти «обращения». Член партии Д. Зайцев пишет Ежову: «Гений Сталина является историческим даром человечеству, его путеводной звездой на путях развития и подъема на высшую ступень. Поэтому я глубоко убежден в том, что все человечество многих будущих веков с удовлетворением и радостью воспримет переименование Москвы в Сталинодар. Сталинодар будет гордо и торжественно звучать многие тысячелетия».