Московский характер
Шрифт:
Гринева — За чьё здоровье пьёте, Алексей Кирьяныч? (Потапов оборачивается и от неожидан-ности выпускает рюмку. Хочет поднять, но Гринева его останавливает.) Я сама… (Подбирает рюмку.) Садись… Я соберу поужинать. (Показывая на буфет.) Здесь сохнет. В холодильнике всё… Портфель убери в кабинет. (Подаёт портфель Потапову.) Ну? К себе…
Потапов — Я не собираюсь ужинать.
Гринева — Ужинал, значит? А рубашки зачем?
Потапов — Я не собираюсь здесь ночевать!
Гринева — Ах, вот что… Ну, что ж, это разумно… Разумно, что ты сам пришёл… С какой стати присылал Зайцева? Он бог знает, что может подумать. Кстати, где ты живёшь последние две недели?
Потапов — На заводе. Где моя зажигалка?
Гринева — Ты писал — в правом ящике письменного стола.
Потапов — Там нет!
Гринева — Посмотри в левом…
Потапов — Смотрел… Нет её там. Я привык к ней.
Гринева — К зажигалке? А я за последние двенадцать лет к тебе. Ты не думал об этом?
Потапов — Мне некогда думать: я работаю.
Гринева — А я думала.
Потапов — Что же ты надумала?
Гринева — Простую вещь… Или ты перейдёшь снова в ту самую, то есть в эту квартиру, где ты прописан, или забирай, только сразу и без подручных, всё, что тебе нужно, сообщи в домоуправление свой новый адрес и выписывайся из домовой книги.
Потапов — Это ты серьёзно?
Гринева — Совершенно! Кстати, есть одно обстоятельство, которое облегчит наше с тобой поло-жение.
Потапов — Какое ещё обстоятельство?
Гринева — Мы с тобой незаконные супруги. Товарищ Потапов и товарищ Гринева. Так ведь? И в «Вечорку» не надо. Экономия средств и времени. Так?
Потапов — Так! Что из этого следует?
Гринева — Неужели не ясно? Или ужинать или… или уходить.
Потапов — Что ты пристала с ужином? Не могу я бывать дома!
Гринева — Почему?
Потапов — Потому что, потому…
Гринева — …что твоя жена, будем ещё некоторое время пользоваться этой устаревшей для нас с тобой терминологией, выступила против тебя, против твоих заблуждений на заседании бюро райкома?
Потапов — Можешь думать, что угодно… Но, между прочим, я выполняю сейчас два заказа.
Гринева — Только поэтому?
Потапов — Вот что, товарищ Гринева, хочешь говорить начистоту?
Гринева — Да.
Потапов — Пожалуйста… Да, я считаю твоё выступление на бюро неэтичным, непристойным поступком по отношению ко мне! Да, я считаю, что быть сейчас вместе с тобой, жить под одной крышей, я не могу. Ты нанесла тяжёлый удар по моему самолюбию!
Гринева — Какому самолюбию?
Потапов — Пожалуйста, — мужскому!
Гринева — Странная категория — мужское самолюбие! А может, есть более близкие для нас с тобой понятия — самолюбие коммуниста, самолюбие советского работника. Ведь ты, кажется, выполняешь решение бюро райкома и приказ министерства?
Потапов — Кажется, выполняю!
Гринева(терпеливо) — По-моему, моё выступление не расходится с принятыми решениями…
Потапов — Ты не имела права так выступать. Ты забыла, что ты моя жена!
Гринева — Но кроме того, что я твоя жена, я ещё и член партии. Как решить этот вопрос?
Потапов — Я решил!
Гринева — Неудачно, плохо, не по-партийному решил.
Потапов — Как мог! Можешь жаловаться на меня Полозовой. Она тебя, наверно, поймёт и поддер-жит. Только имей в виду — быть с тобой, видеть тебя я не могу! И не хочу! Ужинать? Придти домой и разговаривать с тобой? Что нового? Как тебе понравилась новая кинокомедия? Очень интересно! Устроила ты мне комедию!
Гринева — А ты её стремительно превращаешь в трагедию.
Потапов — Да! А ты как думала? Жить двенадцать лет с человеком, любить его, думать, что знаешь его, и вдруг — на тебе! — получить такую подлость!
Гринева — Подлость? Ты это называешь подлостью? Эх, ты!
Потапов — Что я?
Гринёва — Плохи твои дела, Алексей! Получилось, что ты ошибся. Я не согласилась с тобой. Пошла против тебя. Но ведь это вопрос не наш с тобой личный, ведь правда? Вопрос общественный, если хочешь… А ты разрешаешь его, словно мелкий бытовой вопрос, будто я обманывала тебя, изменила тебе. Ты перепутал события, Алексей! Подожди! Теперь уж дай мне сказать. Так вот, знай! Я люблю тебя, тем тяжелее мне было всё это время. Но если ты видел во мне только послушную жену, — ты глубоко ошибался. Ты сам меня учил принципиальности, прямоте. Как же ты можешь теперь обвинять в том, чему меня учил? Или, по-твоему, у нас могут слова расходиться с делом? Ведь так же нельзя, Алексей, читать проповеди другим, а самому нарушать их. И если ты этого не понимаешь, в этом твоя, а не моя ошибка. И если я раньше пришла к этому сознанию, то не я виновата, а ты виноват, что не пришёл к нему. Вот, Алексей, тебе, конечно, вольно решать… Но послушной овечки ты не найдёшь во мне. Ради мужской ласки, ради твоих серых глаз и сильных рук я жить с тобой не буду. Не сумеешь разобраться в своей ошибке, — не ты, а я не захочу с тобой жить, Алексей! Теперь иди!
Потапов — Ты гонишь меня?
Гринева — Нет, я просто тебя не задерживаю.
Потапов — Что ж, до свидания, Ирина…
Гринева — До свидания. Алексей! (Потапов застегнул ворот рубашки и, не глядя на Гриневу, вышел из комнаты. Гринева молча смотрит ему вслед. Увидела оставленный портфель, взяла его, пошла за Потаповым. Негромко крикнула в открытую дверь.) Алексей, рубашки забыл, рубашки… (Ответа нет. Постояв мгновенье на пороге, Гринева вышла на балкон и, нагнувшись над перилами, смотрит вниз… Но на улице темно и тихо. Гринева вернулась в комнату, вынула из портфеля рубашки и медленно, чисто по-женски, начала их разглаживать рукой…)