Московский инквизитор (сборник)
Шрифт:
— Клякса! Ты ее, часом, не пришибла?
— Да нет! Вон! Раз глазом хлопает, значит, живая! Вторым-то она еще не скоро глядеть сможет! Вставай! — За этим последовал такой удар ногой в бок, что Мария заорала от боли.
— Клякса! Отзынь! Только трупов нам здесь и не хватало! — остановил избиение все тот же грубый голос. — Поднимите ее! Хоть посмотрим, кто такая. Точно, что не из наших.
Марию грубо подхватили под руки и поставили на ноги, которые под ней подгибались, а голова свесилась на грудь. Кто-то взял ее за волосы, закинул голову так, чтобы было видно лицо, и раздался голос:
— А она ничего! Ну, Баржа, это по твоей
— Не в моем вкусе, да и старовата, — ответил грубый голос.
И вдруг одна из женщин воскликнула:
— Эй, подруга! Ты хоть знаешь, на кого ты похожа?
— На саму себя! — пробормотала Мария.
— Это самой собой! На артистку ты похожа! Марию Строеву! Я ее как раз недавно по телику видела! Ну точь-в-точь!
— Это я и есть! — тихо ответила Мария — она уже начала понемногу приходить в себя.
Установилась мертвая тишина. Если бы Мария посмотрела вокруг, то увидела бы, как все женщины, замерев, переглянулись, а лица у них стали напряженными.
— Гонишь! — неуверенно сказала Клякса. — Чтобы народную артистку и в тюрьму?
— В России все бывает, — вздохнула Мария и невольно вскрикнула — вздох отозвался болью в боку.
— Щас проверю, — удивленно сказала Баржа и, достав сотовый, начала кому-то звонить.
— Ну если мы уже познакомились, можно я сяду? — попросила Мария.
— Мы и так сидим, — произнесла Клякса известную еще со времен царя Гороха остроту, но ее никто не поддержал, и она замолчала.
Мария осторожно доковыляла до стола и аккуратно присела на скамейку, а все растерянно смотрели то на нее, то на Баржу.
— Она и есть, — сказала наконец та и, подойдя к столу, села напротив.
— Блин! Менты вконец охренели! Артистку в тюрьму сажать! — зашумели женщины.
Они стали негромко обсуждать между собой произошедшее, а Баржа тем временем скомандовала:
— Лед из холодильника достаньте и в тряпку заверните, чтобы Марья к глазу приложила, хотя, — она махнула рукой, — фигнал и так будет вполлица.
— Так кто же знал-то, — смущенно начала оправдываться Клякса и отправилась к холодильнику.
— Куришь? — спросила Баржа.
— Иногда, потому и не взяла с собой, — объяснила Мария.
Баржа пододвинула ей пачку «Парламента».
— Сейчас как раз тот случай. Кури, — а потом распорядилась: — Достаньте из заначки коньяк и закуску соберите.
Женщины засуетились, а Мария закурила. Она затянулась, и от глубокого вздоха в боку опять стрельнула боль. Мария закашлялась, но мужественно докурила до конца — черт его знает, как отреагирует эта Баржа на то, что она оставит сигарету недокуренной. Тем временем стол был накрыт, коньяк налит в алюминиевые кружки и закуска, причем самая разнообразная, сырокопченая колбаса, сало, ветчина, сыр, малосольная семга, разложена по таким же мискам. Женщины сели к столу — одна только Клякса воевала с холодильником, выламывая оттуда куски льда. Никто ни до чего не дотрагивался, пока Баржа не взяла свою кружку и сказал:
— Ну, со знакомством!
Все выпили залпом, и только Мария отпила немного, объяснив:
— Боюсь больше, внутри все болит, как бы хуже не было.
— Ну смотри, как хочешь, — не стала настаивать Баржа. — Хотя коньяк хороший, казахский. Они там такой наловчились делать, что от французского не отличить. Закусывай чем бог послал.
Мария немного поела и почувствовала, что ее клонит в сон. Увидев это, Баржа приказала:
— Чаю покрепче для Марьи сделайте.
Отпив немного крепкого, душистого, обжигающего и очень сладкого чая, Мария почувствовала себя бодрее. Она, конечно, знала, что и сотового телефона, и спиртного в ИВС по правилам быть не должно, но, видимо, на Баржу это не распространялось. Несмотря на то, что обстановка, казалось бы, разрядилась, она понимала, что расслабляться рано, и оказалась права, потому что Баржа сказала:
— Марья! А ведь муж-то у тебя мент! Полковник Гуров! Так?
— Да, — кивнула Мария. — И женаты мы уже давно.
— Ты не бойся! — успокоила ее Баржа. — Он мент правильный. Честный. За что его люди и уважают. А теперь рассказывай, что у тебя приключилось, раз даже он не смог тебя защитить. И заодно глаз лечить будешь. Клякса, долго тебя ждать?
Женщина принесла куски льда, завернутые в полотенце не первой свежести, но Мария даже бровью не повела, а приложила компресс к глазу и начала рассказывать, как было дело. Женщины, а уж они-то, как она поняла, на таких делах собаку съели, внимательно слушали. Когда она закончила, Баржа авторитетно заявила:
— Подстава голимая! Причем не ментовская — эти бы тоньше сработали! И наши здесь ни при чем — о том, что Гуров не берет, знают все до единого. Если Александров это Санька Рыжий, то Гуров в его деле честно разобрался, и получил он только то, что положено. Санька бы на такое не пошел, он с головой дружит, а за такое ее и оторвать могут. Надо бы ему маляву кинуть, чтобы знал, какие дела от его имени творятся. — И, подумав, продолжила: — Кому-то твой мужик крепко поперек горла встал. А ментов втемную использовали, — уверенно сказала она. — Какая-то сука им стуканула, что через тебя Гурову будут взятку давать, причем указала что именно, в чем и от кого, уже после того, как тебе эти цветы дали. Иначе мужика того, что их принес, прямо в коридоре повязали бы. Менты на эту туфту купились, а времени на подготовку у них не было. Вот и лопухнулись. А теперь что? Колье нет! Да еще и неизвестно, было ли. Цветов нет, мужика, что к тебе приходил, нет. Сплошной голяк! Вот им и не оставалось ничего другого, как тебя со злости закрыть в порядке 97-й статьи УПК, чтобы ты якобы доказательства не уничтожила. Да чтобы Гурова, если получится, сломать! Его многие не любят!
— Его нельзя сломать, — не менее уверенно сказала Мария. — Ни через меня, ни по-другому. Меня уже и похищали, и убить пытались, только боком все выходило тем, кто это затеял.
— Ну, бог даст, и в этот раз твой мужик не оплошает, — усмехнулась Баржа. — Все! Всем спать! Марью завтра утром обязательно на допрос дернут, так что голова ей ясная нужна.
— А где мне себе постелить? — спросила Мария.
— Уже постелили, — сказала Баржа, кивая на нижнюю койку возле окна.
— Но ведь я же чье-то место заняла? — повернулась к женщинам Мария.
— Мое, — ответила одна из них. — Только мне почему-то кажется, что ты тут у нас ненадолго и оно скоро освободится. Если после завтрашнего допроса сюда обратно не вернешься, то мужу передай, что Нинка Краевая его до сих пор добрым словом вспоминает. Он тогда с моим делом по справедливости разобрался. Хотя… — она усмехнулась. — В жизни моей все равно ничего не изменилось.
Мария начала подниматься со стула и вдруг замерла из-за боли в боку.
— Господи! Да что же с тобой делать-то? — виновато воскликнула Клякса. — Может, еще один холодный компресс?