Московский инквизитор (сборник)
Шрифт:
Пока Крячко, Фомин и Косарев обсуждали дела насущные, Гуров проснулся, причем уже в одиннадцатом часу, что было вполне объяснимо, если учесть, во сколько он заснул. Не увидев в номере Стаса, он сначала обиделся, что тот его не разбудил, а потом нашел записку и обалдел. Нет, конечно, завтрак почти что в постель — это очень приятно, но вот то, что из гостиницы выйти не в чем — гораздо хуже. Спортивные брюки и футболка у него были, так что проблема туалета и душа остро не стояла, но в управление же в этом не пойдешь! Поев и приведя себя в порядок, он позвонил Стасу и в категоричной
А объяснение крикам было самое простое — дурдом из города переместился в кабинет Косарева. Все началось с того, что дежурный, сменивший вчерашнего, позвонил ему и сказал, что возле него жутко скандалит Марыся и рвется лицезреть начальство, он ее пока сдерживает, но надолго его не хватит, так что требуется подкрепление. Бабка Матрена, которую кто-то в незапамятные времена назвал Марысей, и прозвище это приклеилось к ней намертво, была женщиной хорошо за шестьдесят, вес имела если не десятипудовый, то очень близкий к нему, а уж своим буйным характером была известна на весь город.
— Пропусти, пока она все управление не разнесла, — устало разрешил Косарев и объяснил Крячко: — Проще сдаться.
Бабка Матрена ворвалась в его кабинет, как ураган Катрина в беззащитный Новый Орлеан, и с порога начала скандалить:
— Скажи мне, Федорыч, ты какого лешего в это кресло сидеть поставлен? Почему я, старая, одинокая, беззащитная женщина, не могу на помощь родной милиции рассчитывать? Вчера Васька Рябой опять дружков собрал, опять они до поздней ночи свои уголовные песни горланили! Я чуть с ума не сошла! У меня же давление! Стенокардия! Гипертония! Этот… Поясничный радикулит! И… — Она на секунду замолчала, а потом махнула рукой: — Впрочем, неважно! Я на телефоне чуть не повесилась, а у вас тут все занято и занято! Может, этот придурошный у тебя тут сексом по телефону занимается за счет… э-э-э… налогоплательщиков!
— Марыся! — начал было Косарев, но тут же поправился: — Тьфу! Матрена! Так ведь ты же можешь и Ваську, и всех его дружков одной левой за Урал закинуть! Уж я-то тебя знаю!
— Могу! Но не обязана! А вот ты меня защищать обязан! И детей моих! И весь город наш! — стояла она на своем.
— Матрена! Давай начнем с того, что у тебя детей нет, — попытался как-то образумить ее Андрей Федорович.
— Ну и что, что у меня нет? — Она уперла руки в бока, и зрелище оказалось очень впечатляющим. — А у других-то есть! А ты до чего город довел? Люди детей боятся из дома выпускать! В городе банда этих… Пеки… пети… в общем, филов каких-то бесчинствует! А ты куда смотришь?
Косарев и Фомин переглянулись и синхронно вздохнули. Не обращая больше внимания на вопли Матрены, Андрей Федорович по громкой связи связался с дежурным и сказал:
— Немедленно привезите сюда Новикова.
— Так он же только сменился, — удивился тот.
— Вот вытащите его из постели и привезите сюда! Немедленно! — Косарев повернулся к Матрене и спросил: — Ну и кто же тебе про педофилов сказал?
Та тут же поджала губы и заявила:
— Обещала не говорить, и не скажу!
Косарев опять связался по громкой связи с дежурным и приказал:
— Давай ко мне всех, кто в управлении! Будем Марысю в «обезьянник» сажать! Авось все вместе справимся.
— Товарищ майор! Она же его вдребезги разнесет! — испуганно ответил дежурный.
— А вот тогда мы ее в тюрьму посадим! Не только за распространение злостных, не соответствующих действительности слухов, но и за нападение на сотрудников при исполнении, и за нанесение ущерба нашему управлению. В общем, лет на пятнадцать потянет! Кстати, ты за Новиковым машину отправил?
— Отправил, — пролепетал тот.
— Ну вот! Сейчас все соберутся, и отконвоируем мы все вместе гражданку Матрену в «обезьянник». Пусть она там посидит, подумает о жизни, а бушевать начнет, так мы психбригаду вызовем. Вколят ей что-нибудь успокоительное, а там и увезут в психушку, где в смирительной рубашке она не больно-то побуянит!
— Прав не имеете, — без прежней уверенности в голосе проговорила Марыся.
Тут подключился Крячко и официально сказал:
— Я — полковник полиции из Москвы, вот мое удостоверение. — Он развернул его и поднес к ее лицу. — Так вот, я вам разъясняю, что такое право они имеют!
— Да за что же это? — растерялась она. — Я же не для себя! Я же для других стараюсь! Детишек больно жалко!
— Я вам ответственно заявляю, что никаких педофилов в Фомичевске нет, не было и не будет! — четко и раздельно произнес Крячко. — Зная ваш характер и стремление всегда добиваться справедливости, кто-то злонамеренно ввел вас в заблуждение, чтобы спровоцировать на такой решительный, но необдуманный поступок, который мог быть чреват для вас очень тяжелыми последствиями!
Бабка Матрена слушала его очень внимательно, вряд ли поняв из его слов хоть половину, суть она все-таки уловила:
— Так, значит, Дашка с Песчаной мне соврала?
— Да, — твердо заявил Стас. — Я не знаю, почему она на вас так зла, но она вас подставила.
— Подлянку, значит, мне кинула, — по-своему расшифровала его слова Марыся. — Ну-ну! — добавила не предвещавшим ничего хорошего тоном и заторопилась: — Ты, Федорыч, извини, если что не так, а сейчас мне некогда. Пойду я!
Она развернулась, как броненосец в бассейне, и направилась к двери. В этот момент она открылась, и в дверном проеме показались человек пять полицейских.
— Ну, что? Будем сажать Марысю? — без особого энтузиазма в голосе поинтересовался тот, что стоял впереди.
— Инцидент исчерпан, гражданка Матрена идет по своим делам, — объяснил им Косарев — ответом ему был вздох величайшего облегчения.
Когда они остались втроем, Фомин, посмеиваясь, спросил:
— Стас, ты хоть понимаешь, что к вечеру половина баб этого города будет ходить с расцарапанными лицами и выдранными волосами?
— Чем меньше волос, тем больше доступа кислорода к мозгу, авось поумнеют, — хмыкнул Крячко.