Московский инквизитор (сборник)
Шрифт:
— Леша, а ведь Песчаная — это другой конец города, — заметил Косарев.
— Так скорость-то сверхзвуковая! — развел руками тот.
— Я так понимаю, что дежурный вчера под дверью кабинета подслушивал? — спросил Стас, хотя и так был уверен в ответе.
— Вот именно! Ладно бы только сам подслушивал, он же потом все своей жене пересказывает, а уж Варька мастерица трепать языком во все стороны. Он нас уже не раз так подставлял, — вздохнул Фомин.
— А пинка под зад не пробовали? — поинтересовался Крячко.
— Он Егорычу дальняя родня, — мрачно объяснил Косарев, — потому и терпим.
Они стали обсуждать дальше свои дела, когда позвонил дежурный:
— Товарищ майор! Тут Илья
— Так, пропускай! — обреченно сказал Косарев. — Если Женька прочухал, что его не на пряники зовут, то вполне мог Егорычу позвонить и защиты попросить. Ну, и как его теперь пинком под зад? — это сказал он уже Крячко.
Вошедший Егорыч был не в костюме, а в джинсах, что в столь почтенном возрасте могло бы показаться странным на другом человеке, а вот на нем смотрелось совершенно естественно, и толстом пушистом пуловере явно домашней вязки. Стас видел его только сидящим, а теперь оказалось, что ростом он оказался даже повыше Гурова. Поздоровавшись со всеми, Егорыч сел и, не чинясь, спросил:
— Федорыч, какая тебе помощь нужна?
— Илья Егорович, о чем вы? — удивился тот.
— Брось! — поморщился старик. — Меня ваши тайны следствия не волнуют, но тут Настя с базара прибежала, перепуганная насмерть, говорит, что в Фомичевске банда педофилов орудует и детей нужно как можно скорее из города увозить. Надюша в рев, а ей нервничать нельзя — она же у нас опять беременная. Сына дома нет — по делам уехал, вот я к вам и пришел, чтобы узнать, что это за напасть такая новая в нашем городе объявилась.
Косарев закрыл лицо руками, и его плечи затряслись, а Фомин просто отвернулся. Тогда Егорыч повернулся к Стасу и потребовал:
— Полковник! Ну, хоть ты мне объясни, что случилось!
— А это ты, Егорыч, у своего родственника поинтересуйся, его как раз скоро привезти должны, — скромно ответил Стас.
— Опять! — раненым медведем взревел старик. — Ну, не твою ли мать! Послал Бог родственничка! — И уже Крячко стал рассказывать: — Ядовитые змеи с удавами у нас по городу уже ползали — это когда из живого уголка в школе уж исчез! Собаки-людоеды у нас тут тоже уже были — это когда мальчишки в чужой сад за яблоками полезли и одного из них собака за задницу цапнула! А теперь, значит, педофилы! — Он хлопнул себя по коленям. — И ведь понимаю я, откуда ноги растут! Сам-то он парень недалекий, но безобидный, а вот жена его! Он как мне сказал, что на Варьке жениться собирается, я его прямо спросил: «Ты что, не видишь, что она дура набитая? Или глаза у тебя на другом месте выросли?» А он мне: «Я ее люблю». Я ему втолковываю: «Да залюбитесь вы хоть до смерти, но жить-то тебе не с мохнаткой, а с человеком!» А он мне опять: «Я ее люблю». Плюнул я и сказал, чтобы поступал как хочет, но ко мне жаловаться не ходил. Сюда его пристроил, думал, что тут от него вреда никакого никому не будет, сидит человек на телефоне и на звонки отвечает, так нет же! Ну, узнал ты что-то на работе, так зачем все тут же своей жене разболтал?
— Так он не узнал, он специально подслушал, — возразил Стас и рассказал, как дело было.
— Господи! Да как же вы его терпите? Гнать его надо в три шеи! — возмутился Егорыч.
— Мы терпим?! — взвились Косарев и Фомин.
— Понял, из-за меня его держали, — вздохнул старик. — Ну, так больше не держите, пусть на все четыре стороны катится! Увольняйте по любой статье, по какой захотите. Это же надо было опять так город взбаламутить!
— Ничего, — мстительно заметил Косарев. — Когда бабы до первоисточника все-таки доберутся, кое-кому очень сильно не поздоровится! Матрена очень грозно настроена.
— Да видел я, когда сюда ехал, как она на всех парах куда-то мчалась. Если бы у моей машины на пути оказалась, сшибла бы нас и не заметила, — хмыкнул Егорыч и вернулся к делу: — Значит, как я понял, что-то такое все-таки было.
— Да, но не у нас, а десять лет назад и в Сабуровке, — ответил Фомин. — Почти полтора года над детишками измывались. Завтра приедут специалисты и будут обследовать территорию вокруг дома в поисках захоронений — вряд ли они детей лечили.
Егорыч побледнел и схватился за сердце, Фомин тут же бросился за водой, а старик свободной рукой достал из кармана тюбик с нитроглицерином и протянул его Стасу, потому что тот стоял ближе всех, прошептав:
— Парочку.
Крячко высыпал себе на ладонь две таблетки и сам вложил их в рот старика. Егорыч отдышался, попил воды и слабым голосом проговорил:
— Позвоните и скажите, куда людей прислать, я таджиков дам. Нечего вашим ломами да лопатами махать — другая у них работа. Если деньги нужны будут на экспертизы какие-нибудь, я тоже дам. Родители-то столько лет живут и не знают, что с их детишками приключилось, а хуже неизвестности ничего на свете нет. А так хоть могилка будет, куда можно прийти и поплакать. Ну, и молебен за упокой души невинно убиенных я закажу. Батюшка у нас хороший, душевно отслужит.
— Илья Егорович, может быть, врача вызвать? Или «Скорую»? — спросил Фомин.
— Нет, я сейчас Женьку дождусь и домой поеду — Наталья мои болячки лучше любого врача знает, — отказался старик. — Да и отпустило уже. А поганца этого я сейчас уму-разуму поучу!
— Лучше бы он Варьку свою уму-разуму поучил, — сжал пальцы в увесистый кулак капитан.
— Не то ты, Леша, сказал! Не то! — покачал головой Егорыч. — Да разве же можно женщину бить? Она и так Богом наказана — ей же рожать приходится. Нам-то, мужикам, одно удовольствие, а им? Вот Мишку моего врачиха как-то уговорила при родах присутствовать — мол, сейчас так принято, Надюше от этого легче будет. Ну, и кого нашатырем откачивали? Ее? Не-е-ет! Его! Это Надюшка наша еще легко рожает, а другие бабы по суткам мучаются. А вот Мишка после этого неделю как пришибленный ходил, а потом поклялся, что больше не допустит, чтобы его жена так страдала. Хорошо, она сама его на третьего уговорила, а потом уже и остальные пошли. А ты говоришь — бить. Не можешь ты с женой жить, так уйди! Потому что бить ее, по большому счету, и не за что — сам же дурак, что не разглядел вовремя, на ком женился. — Он тяжко вздохнул, посмотрел на часы и возмутился: — Да скоро, что ли, Женьку привезут?
Косарев позвонил дежурному, и тут на весь кабинет раздался его взволнованный голос:
— Товарищ майор! У входа толпа собралась. Люди кричат о каких-то педофилах и вас требуют.
Косарев стал подниматься, но Егорыч остановил его:
— Сиди! Сам к народу выйду! — и направился к дверям, приговаривая на ходу: — Господи! Это же надо было такое натворить! Вот дурак-то! Ну, ничего, сейчас он у меня за все свои художества сполна получит!
Андрей Федорович, Фомин и Стас пошли за ним следом, и Крячко шепотом спросил у Косарева:
— Думаешь, он сумеет народ утихомирить?
— Раньше получалось, — ответил тот.
Старик вышел на высокое крыльцо, встал на краю верхней ступеньки и молчал, а ждавшие его на улице охранники тут же оказались рядом с ним, бдительно посматривая по сторонам. Толпа состояла в основном из женщин, причем лица некоторых из них были уже действительно расцарапаны, а волосы пребывали в отнюдь не художественном беспорядке, но попадались и старики. Из нее раздавались разные выкрики, порой и угрожающие, но при виде Сидоркина все стали потихоньку успокаиваться, а потом и совсем смолкли. Выглядел сейчас Егорыч как могучий, старый, мудрый дуб над мелкой, неразумной порослью. Дождавшись абсолютной тишины, он начал говорить: