Московский клуб
Шрифт:
Леман продолжал трясти головой, видимо, затерявшись мыслями в темных уголках своей памяти.
— Послушайте, — сказал Стоун, — они держали вашу дочь на протяжении всей ее жизни. А у вас было что-то, что вы не отдавали им.
— Уже очень поздно…
— Документы, да? Старуха, которая когда-то была секретаршей Ленина, рассказала мне о завещании Ленина, о котором почти никому не было известно. Этот документ должен был наделать много шума в Кремле несколько десятилетий назад.
— Не самая новая новость…
— Послушайте дальше. В документе содержалось доказательство того, что Берия готовил
— Несколько десятилетий назад… Пожалуйста, не трать зря мое время. У меня его не слишком много. А у тебя, боюсь, и того меньше.
— Да, это, как вы выразились, тоже не самая новая новость. Но не совсем.
Чарли показалось, что Леман стал слушать менее внимательно.
— Не совсем, — повторил он. — Потому что в том документе были имена. Имена помощников Берии. Молодых людей, которые позже сделают отличную карьеру и которые сейчас, став большими начальниками, вряд ли хотели бы, чтобы кто-то узнал о том, что они много лет назад участвовали в заговоре против Кремля. По крайней мере, одного человека это точно касается. Я прав?
— Уходи из моего номера, — проговорил Леман, но замолчал, опять сильно закашлявшись.
— Итак, у вас есть доказательство того, что нынешний шеф госбезопасности является врагом Советского государства. Да, это, конечно, немало. — Чарли бросил на Лемана яростный взгляд. — Зачем вы приехали сейчас в Москву?
— Все, кому известно…
— Все, кому известно о Павличенко.
— Я слишком много знаю… — его внимание опять рассеялось.
— Но вы же, приехав сюда, попали прямо в лапы Павличенко!
— Нет, черт тебя побери! — старик заговорил с неожиданной злостью. — Я знаю русских всю жизнь. Да, у моего адвоката в Нью-Йорке хранится документ, подробно описывающий прошлое Павличенко, наши отношения с ним, нашу помощь в его продвижении к вершинам власти. Его обнародование… Я оставил распоряжение, что если я умру раньше, чем они отпустят Соню, и они не позволят ей выехать из СССР после этого, то документ опубликуют.
— А сейчас? Что же будет теперь?
— Я отлично знаю, что Павличенко не позволит мне уехать обратно. Он просто не может этого сделать. Но я приготовился и к этому тоже. Мой адвокат получил инструкцию обнародовать документы 10 ноября в случае, если это распоряжение не будет отменено мною или моей дочерью Соней. — Он, очевидно, призвал всю свою энергию, чтобы произнести эти слова с выражением. Они действительно прозвучали очень внушительно, хотя у старика уже явно заплетался язык. — И Павличенко обо всем этом знает. Он все знает. Это и есть моя защита. Только Соня сможет остановить распространение убийственной для него информации. Так что ему придется освободить мою дочь. Только она способна спасти его карьеру… и жизнь.
«Он не знает», — вдруг понял Чарли. Ему неизвестно о масштабности планов Павличенко. Он не знает того, что какая-то там информация, обнародованная каким-то заштатным юристом где-то в Нью-Йорке, никоим образом не сможет повредить человеку, который ко времени ее опубликования захватит власть способом, к которому собирается прибегнуть Павличенко. Леман этого не знал!
Но Стоун сказал только:
— Что вы имеете в виду? Почему только Соня?
Старик опять закашлялся. Это был страшный,
— Я умираю, Чарли.
— Но даже если вы проживете еще всего несколько лет…
— Я умираю, Чарли. Прямо сейчас, у тебя на глазах.
Так оно и было. Лицо старика мертвенно побледнело и обострилось. Но вот что было странно: он говорил об этом с какой-то странной гордостью.
— Это называется «благотворительный коктейль». Ты еще слишком молод думать о подобных вещах. В Англии его применяют уже более тысячи лет, — Леман улыбнулся. — Смесь жидкого морфия с жидким кодеином. И некоторые другие ингридиенты: сахар, вода и немного джина. Так умер мой отец. Перед отъездом я приготовил себе пузырек. Это вместо того, чтобы дохнуть постепенно. Я знал, что это должно произойти.
Чарли потрясенно молчал, не в состоянии вымолвить ни слова.
— Я проглотил смесь как раз накануне твоего прихода. Когда я ехал сюда, я уже знал, что никогда не уеду отсюда. Я не позволил им взять меня заложником. Они ведь могли это сделать, ты сам знаешь. Я спас Соню. Им придется теперь отпустить ее. Ему придется теперь отпустить ее! — Он почти кричал, в глазах горел восторг. — Долгие годы я не мог помочь моей единственной дочери, моей дорогой Соне. И вот теперь… теперь… — Он опять широко улыбнулся.
Стоун не мог рассказать умирающему старику о том, что должно было произойти через несколько часов на Красной площади. Он не мог сказать ему, что документы, лежащие в сейфе у его нью-йоркского адвоката, уже практически ничего не значат для Павличенко. Как мог он сказать человеку, что его смерть — возможно, самый альтруистический поступок за всю его жизнь — была напрасной?
— Ленина действительно отравили? — спросил Чарли.
— Да, — ответил Леман. — Его отравили. Ты знаешь о Рейли? О Сиднее Рейли?
Рейли был британским супершпионом, который в 1918 году предпринял попытку свергнуть советское правительство. Неужели он имел к этому отношение?
— Да.
— Тогда тебе должно быть известно, что после русской революции союзники были крайне недовольны большевиками. Их страшно взбесило то, что Советы подписали сепаратный мир с Германией. И они решили положить конец власти большевиков. Так сказать, задушить большевистского младенца. Это им казалось единственным выходом. Они видели зарождение культа Ленина и решили, что для достижения этой цели лучше всего лишить советское правительство его гениального лидера. Британцы послали в Россию с этой целью Рейли, но заговор провалился.
— А вы… — начал было Стоун, но Леман продолжил, не обратив на него никакого внимания:
— Уоррен Гардинг и Черчилль… и многие другие считали, что, если убрать Ленина, власть большевиков прекратится.
— Я не верю, — сам себе сказал Чарли. Но Леман услышал.
— Не верю, — он сухо рассмеялся. — Я же не сказал, что Черчилль и Гардинг сделали это. Я только сказал, что они так считали. А сделал это Сталин. Соня, моя маленькая Соня… Она пришла в этот мир прелестной маленькой заложницей. Таким образом Сталину удалось подчинить себе единственного иностранца, которому доверял Ленин. В противном случае его дочь была бы уничтожена. Тогда это случалось сплошь да рядом: люди просто пропадали.