Московский клуб

Файндер Джозеф

Неизмеримо важнее.

Двумя месяцами ранее Политбюро проголосовало за то, чтобы направить американскому президенту личное приглашение и согласовать с ним, его женой и госсекретарем ход празднования Дня Октябрьской революции. Этой чести обычно удостаивались только коммунистические деятели зарубежных стран очень высокого ранга. Некоторые члены Политбюро высказывались против этого приглашения, считая его нарушением политических принципов советского правительства. И все же решение было принято.

Президент США принял

приглашение.

Горбачев обвел сидящих за столом взглядом: безупречная театральная пауза.

— Так вот, вчера вечером я беседовал по телефону с президентом США. Он выразил сожаление и полную уверенность, что смерть его соотечественницы произвела на нас такое же ужасное впечатление, как и на него, и вызвала негодование. Он сказал также, что с нетерпением ждет встречи в Москве 7 ноября и что он очень хочет быть вместе со мной и вами на трибуне Мавзолея в этот знаменательный день.

Сторонники Горбачева улыбнулись, восхищенные умением Президента подавать информацию. Его противники были более сдержанны в своих оценках и эмоциях, хотя на них это тоже произвело большое впечатление.

— Но проблема-то остается, — раздался раздраженный голос одного из самых яростных противников Горбачева, Егора Лигачева. Он почти кричал. — Как такое могло случиться в Кремле? Кто за этим стоит?! И верно, разве мы можем сказать, что ситуация в стране управляема, когда есть силы, ставящие под угрозу не только переговоры, но и само наше существование?!

— Мы соберемся через несколько дней, и… — начал Горбачев, но заметил, что Павличенко хочет что-то сказать. — Мы вас слушаем.

Павличенко негромко сказал:

— Вполне вероятно, что президент США и сам не вполне контролирует ситуацию в своей стране.

— Простите, что вы имеете в виду?

— Сегодня утром я получил результаты судебной экспертизы, — серьезно пояснил председатель КГБ. — Для взрыва в Оружейной палате был применен не «коктейль Молотова» и не динамит. Была взорвана пластиковая бомба «С-4». — Он сделал многозначительную паузу. — Пластик такого типа производится только в США.

На лицах слушавших его людей отразилось крайнее потрясение. Воцарилось долгое и напряженное молчание.

Наконец Горбачев оторвал взгляд от своего блокнота.

— Это заседание закрытое, — сказал он, имея в виду, что содержание данного разговора должно держаться в тайне даже от соратников его участников. Про себя же он подумал, что действительно происходит что-то странное и необъяснимое. Он медленно покачал головой: предчувствия редко обманывали его. Вытерев вспотевший лоб, он поднялся со стула и объявил о конце заседания.

10

Бостон

В холле кардиологического отделения больницы слышался постоянный тихий гул телеметрических сигналов разной высоты, который производили десятки кардиомониторов. Здесь лежал Элфрид Стоун. Его палата была маленькая: в ней стояли лишь капельница, бежевый телефон на подставке, укрепленный высоко на стене телевизор и прямо рядом с кроватью — монитор. На его экране ломаной зеленой полоской отображалась работа сердца пациента. Подоконник зеркального окна был пуст: прошло еще слишком мало времени, посетители еще не успели завалить его цветами. Все было насквозь пронизано обычным больничным запахом протирочного спирта и слабым ароматом супа из помидоров.

Накрытый голубым одеялом, Элфрид лежал на кровати. Он спал. Чарли показалось, что отец постарел на двадцать лет: лицо его вытянулось, оно было совершенно белым. Пластиковая трубка, соединенная с резервуаром, проходила через нос и ухо старика, поддерживая жизнедеятельность организма жидким кислородом. Три проводка тянулись от груди Элфрида к монитору.

— Вчера днем ваш отец проснулся и почувствовал сильную изжогу и боль в области грудной клетки, — устало рассказывала медсестра. Это была высокая, мужеподобная женщина лет пятидесяти с черными с проседью волосами, стянутыми в такой тугой узел, что Стоун даже подумал, что ей должно быть очень больно. — Он благоразумно вызвал «скорую помощь», и они сразу определили, что у него микроинфаркт.

— Когда его можно будет забрать домой? — спросил Чарли. — Завтра?

— Не думаю. — Она начала теребить отвисшую кожу под подбородком. — Вернее всего, не раньше, чем через несколько дней. Он был принят с диагнозом, при котором мы обязаны следить за изменениями в химическом составе крови пациента, делать кардиограммы. Мы должны привести в норму его давление.

— Он принимает какие-нибудь лекарства?

— Да, индерал, — резко ответила она, давая Стоуну понять, что он лезет не в свое дело. — У вас будут еще какие-нибудь вопросы?

— Нет, спасибо.

Чарли смотрел на спящего отца. Его рот был слегка приоткрыт, он ровно дышал и, казалось, избавился от всех жизненных тревог и невзгод.

Через несколько минут старик пошевелился, открыл глаза, огляделся, явно не понимая, где он находится, заметил Чарли и улыбнулся.

— Это ты, Чарли? Как прошел прием? — спросил он, протягивая руку к тумбочке в поисках очков. Приладив их на носу, он сказал: — Ну вот… Спасибо, что пришел.

— Тебе уже лучше? — спросил Чарли.

— Немного. Только слабость страшная.

— Бедный, что же тебе пришлось пережить. — Чарли смотрел на отца и думал о том, какое же страшное потрясение могло стать причиной этого внезапного сердечного приступа.

— Так прием у Уинтропа… — начал отец.

— Ничего особенного.

— Уинтроп, Уинтроп… — произнес Элфрид со слабой улыбкой. — Ах, этот старый великодушный мот.

«Великодушный, нечего сказать! — подумал Стоун. — Если бы ты только знал!» Но вслух сказал:

— Он передавал тебе привет.