Московский лабиринт Минотавра
Шрифт:
– Почему на плохом?
– Когда два с половиной года тому назад котлован под фундамент рыли, какие-то бревна сгнившие находили, участки старинной кладки. Прораб сказал, такое случается, если на этом месте раньше что-то было построено. Когда я участок покупал, ничего не заметил, на поверхности время все сровняло, лесок вырос. А если бы и заметил, что с того? В городе-то и подавно чистого места не найдешь, но строятся же люди, живут. Тебе, невестушка, нравится в Рябинках?
– Да, - кивнула Феодора, пошутила: - Только великоват терем! Кое-какие комнаты закрыты.
– И правильно. Зачем вам столько?
– Я не хочу, - откровенно призналась Феодора.
– Возраст! Владимир тоже, кажется, о детях не думает.
– Зачем ему дети? Они ему будут только мешать постигать смысл жизни!
– саркастически усмехнулся Корнеев.
– Володька шума не выносит, суеты, беспокойства лишнего. Он хоть на тебя внимание обращает?
Водка развязала Феодоре язык. Неожиданно ее потянуло на откровенность - долго приходилось держать все в себе, накапливать непосильный груз. Или добродушно-ласковая манера свекра расположила ее высказаться.
– Почти нет, - опустила она глаза.
– Ваш сын, будто капризный ребенок, потянулся за новой игрушкой, потешился и забросил. А мне тоскливо в Рябинках, одиноко.
– Спите в разных комнатах?
Она кивнула. Точеные щеки горели, то ли от нескромных вопросов Корнеева, то ли от собственных признаний, то ли от печного жара.
Он налил ей еще водки, сам не пил - ему еще машину вести. Под хмельком Феодора была прекрасна: панцирь, который она надела на себя, словно уродливую чужую кожу, чуть приоткрылся. То, что Петр Данилович увидел под ним, почувствовал, заставило его сердце дрогнуть. Напротив него сидела женщина - умная, сильная, страстная, созданная для любви, но любви не знавшая. Разве извращенный, изнеженный сопляк Володька сможет пробудить ее, дать ей то, чего она заслуживает? Что их объединило вообще?
Относительно Феодоры он эту загадку разгадал, а вот мотивы сына оставались для него закрытыми. Корнеев был далек от мысли, что Владимир вступил в брак по любви. Расчет? На что? Детей она ему не родит, денег у нее нет, выдающейся личностью, рядом с которой он сможет разделить известность и славу, Феодору не назовешь. Но тогда почему?
Глава 13
Разбитый мобильный телефон оказался в гараже, в мешке с вещами покойного Хованина, как и говорил Эдик. К сожалению, проверка сим-карты ничего не дала - последний звонок, сохранившийся в памяти, был сделан с таксофона.
– Видишь?
– торжествовал Смирнов.
– Проскуров ни при чем! Телефон он не уничтожил, карту не выбросил. А ведь мог!
Ева только вздыхала.
Погода стояла ясная, холодная. К вечеру лужи затянуло тонким ледком, замерзшие листья, падая на землю, звенели. Под ногами похрустывало. Смирнов и Ева вышли прогуляться, но бродить молча по скверу, любуясь бледным месяцем, не получалось.
– Твой Эдик знал, что ему ничто не грозит!
– возразила она.
– Автомат не отследишь. Потому и не уничтожил карту.
– Зачем же сразу так?
– Если кто-то позвонил Олегу с автомата,
– В том числе и то, что свой номер лучше не высвечивать. Вот и воспользовался таксофоном.
– По-твоему, таксофонами пользуются только преступники, - вяло сопротивлялся сыщик.
– Может, у человека не было другой возможности.
В словах Евы была доля правды, он это понимал. Но подозревать Эдика ужасно не хотелось. Почему именно он?
– Позвонить Хованину с автомата мог в принципе кто угодно, - сказала Ева.
– Но знать, где Олег чаще всего обедает, когда у него обеденный перерыв, номер его мобильника, место, где он оставляет мотоцикл, - тут уж многовато подробностей. Кстати, Проскурову они известны! А в совпадения я не верю.
– Любой человек был в состоянии проследить за Хованиным и выяснить то, что ты перечислила. Без труда! Олег не скрывался, жил на виду, посещал одно и то же кафе в одно и то же время. Мотоцикл оставлял во внутреннем дворике, без присмотра. Номер телефона при желании узнать несложно.
– Согласна. Но зачем кому-то следить за инженером из «Геопроекта»? С какой стати?
– настаивала на своем Ева.
– Государственных секретов он не знает, бизнесом не занимается, от политики далек. Хочешь сказать, диггеры устранили конкурента?
– Чушь. Мотив на первый взгляд не прослеживается, но…
– Почему же не прослеживается?
– возмущенно перебила Ева.
– А ревность? Проскуров приревновал брата к своей жене. Чем не мотив? Эдик привык убивать, для него это не в диковинку. В некотором роде, убийство было его ремеслом. Почему бы ему не разрешить проблему таким способом?
– Хорошо, допустим. Но где же Нана? И кто звонил Проскурову, угрожал?
– Угрозы он выдумал, чтобы навести тебя на ложный след. Нану он мог убить в припадке ярости, а затем инсценировать ее исчезновение. У него просто не было выхода, кроме убийства Олега! Тот стал бы разыскивать Нану, поднял бы шум, заявил в милицию, и всплыла бы ревность. Сколько можно повторять? Ты просто закрываешь глаза на очевидные вещи!
– А ты притягиваешь за уши разрозненные факты, - парировал Смирнов.
– Другая версия есть?
– Есть, но столь же шаткая. Убийство Олега Хованина и то, что произошло с Наной, не связанные между собой события.
– Совпадение!
– усмехнулась Ева.
– Ну да, займитесь логическими выкладками, господин Аристотель! Логика выведет вас из тупика.
Она остановилась и потерла щеки.
– Замерзла? Не будешь злословить.
– Ты встречался с родителями Хованина?
– спросила Ева.
– А с родителями Наны? Вместо упражнений в остроумии лучше бы побеседовал с людьми.
– Мама Олега все еще в тяжелом состоянии в больнице. И вообще, Эдик запретил ее беспокоить.
– Поговори с отцом.
– Он ушел из семьи, давно, когда Олег был еще маленьким. В конце концов, Проскуров не поручал мне расследовать обстоятельства смерти брата. А в Тбилиси я не поеду. Нутром чувствую, это будет пустая трата времени. Сейчас погуляем, придем домой, поужинаем, я лягу и помедитирую. Авось высшие силы идейку подкинут!
– Напрасно иронизируешь, - надулась Ева.
– Способ хороший. Важно уметь настроиться на нужный лад.