Московский зоопарк. Записки служителя

Востоков Станислав Владимирович

— Во, — думаю, — как здорово. Оказывается, не один я сигнализационным разговором заразился.

— «Дом птиц» с охраны снят! — рапортую.

— Спасибо! — чуть не кланяется Петров.

Ну, размышляю: как замечательно, хоть есть с кем по душам поговорить.

— А почему у вас, Петров, — спрашиваю, — такое странное имя — ПЦН?

— А это и не имя вовсе, — отвечает Петров знакомым голосом. — Это значит: пункт центрального наблюдения. А зовут меня Сергей!

— Да, — согласился я, — Сергей имя хорошее. А главное, привычное.

Сова

Была

на моем попечении в Московском зоопарке сова. Не простая сова — цвета леса, а белая. Словно облако полярных снежных хлопьев, занесенных неизвестно как к нам в серую Москву. Пронеслись снежные хлопья в клетку и стали там белой совой. А как села, открыла два глаза цвета луны. Хлоп, хлоп ими: «Куда это, мол, меня занесло? Не север ли?»

— Нет, — говорю, — не север. Но если будешь сидеть тут и делать вид, что ты белая сова, я буду кормить тебя мышами.

Подумало снежное облако и согласилось.

И стало делать вид, что она — сова, а я принялся ей носить мышей, через день. Чтоб не отяжелела. Облако все-таки.

А ближе к весне потянуло теплом, появились первые грачи, и я подумал:

— Эге, растают снежные хлопья, и останемся мы без совы!

Подошел к клетке и раскрыл ее настежь:

— Улетай облако, только возвращайся следующей зимой. А я тебя опять буду кормить мышами. Через день.

Зимние обезьяны

Все обезьяны у нас в Московском зоопарке — как обезьяны. Бананы едят и тепло любят. Едва холодать начинает — хватают бананы и прячутся по зимним помещениям. До следующего года, когда снова тепло будет.

Но есть у нас еще снежные обезьяны. Правда, бананы они тоже любят, но еще больше — холод. Только упадет снег, вывалятся они кучей на него и давай кувыркаться, веселиться. Разве что снеговиков не строят и на санках не катаются. Шерсть у них толстая, словно шуба полярника и на голове будто бы шапка. А я все размышлял:

— Где же это такие зимние обезьяны живут? Неужто в Индии? Зачем же им там такая шуба? Там они в ней только преть будут. Наверное, это наши обезьяны. Чукотские. Живут на севере, а питаются травами и кореньями. Может, они даже бани строят и живут в ледяных избах-иглу.

Посмотрел в глаза одной зимней обезьяне — может ли она строить баню и жить в ледяной избе-иглу. Глаза обезьяньи были наполнены мудростью, и я решил, что — может.

— Вот от них-то, наверное, человек и произошел, — соображал я. — Начал строить бани и жить в иглу, и произошел. И вовсе не труд сделал из обезьяны разумное существо, а мороз. Поневоле поумнеешь, коли замерзнуть не хочешь.

Обрадовался такому открытию. Даже гордиться начал. Подумывал, а не написать ли мне о нем в какую-нибудь академию.

Только однажды я обратил внимание на табличку у клетки с зимними обезьянами (то ли ее раньше не было, то ли была снегом занесена). А на ней написано:

«Макака снежная. Место обитания: Япония».

— Э-э, — думаю, — так это японцы от них произошли. Это

в Японии они бани строят и в иглу живут. А мы, наверное, вовсе и не от обезьян появились, а от медведей.

Подумал я так, почесал правый бок, и пошел вразвалку домой. В берлогу.

Огари

Зима в Московском зоопарке — огариное время. Летают они над прудами, словно запоздалые осенние листья, и кричат тоскливыми голосами. Увидел я их в первый раз и удивился. Как это так, осенние листья кричат? А потом понял, не листья это вовсе — огари. Носятся они оранжевыми стрелами между серым небом и серой землей, будто не дают тем соединиться в одну сплошную серость и поглотить нас вместе со всеми нашими домами и автобусами.

Едва одна огариная стая, расчерчивая белыми клиньями воду, опускается в пруд, тут же вверх взмывает другая. На караул. И если я иду по Москве и радуюсь солнышку, что вдруг проглянуло между серой землей и серым небом, то понимаю, что это огари не дают им соединиться. Всегда между ними будет маленькое солнышко. Огариное.

Пожарники

Есть у нас в Московском зоопарке пара зеленых павлинов, и есть пожарники. И очень павлинов пожарники не любят. Потому что эти птицы им спокойно жить не дают и все время пожарную сигнализацию включают. Павлины наши — птицы нервные, им везде опасность мерещится. Вот сидят они в своем зимнем помещении, и вдруг им как что-то замерещится! Они сразу головой в лампу стукаются. Поскольку думают, что на солнце летят. От их крыльев опилки вверх сухим туманом поднимаются и сигнализацию включают. Сигнализация, она ведь не разбирает, где пыль от опилок, а где дым от огня. Тут же пожарники прибегают:

— Где пожар?

— Какой пожар? — удивляемся мы и идем вместе с пожарниками разрушительный очаг воспламенения искать.

Только пожара мы не находим, а находим пару павлинов, которые сидят в своем зимнем помещении и везде опасность видят. Даже в пожарнике.

А тот смотрит: комната, та самая, где пожар должен был быть, однако ничего не пылает, а внутри на палках две птицы зеленые сидят.

Вздыхает пожарник, что ему не удалось побороться с огнем, и возвращается на свой пост. До следующего раза, когда павлинам снова опасность померещится.

Обед

Обедают у нас в Московском зоопарке прямо на рабочем месте. Там, где животным еду готовят. На кормокухне. И по запаху обеда можно легко определить, кто за каким животным ухаживает. Например, здание, из которого жареными семечками пахнет — это наш «Дом птиц». Кроме семечек тут еще иногда ощущается запах яблок и бананового варенья. Мы его из переспевших бананов делаем, от которых другие отделы отказались. Но запаха всегда гораздо больше самого варенья получается. Из соседнего корпуса в два часа жареной рыбой тянуть начинает. По этому запаху даже время проверять можно. Если тянет — два часа: в соседнем корпусе за пингвинами ухаживают.